Последний отзыв
Интересный и захватывающий антиутопический Роман. Интересная анаграмма - Аркадий Ренн - Айн Рэнд, видимо автор почерпнул антиутопичный настрой из ее п...
Далее
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2025.
✖
Принцип легкой руки
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
лишь чужие отели чужой страны,
где за стойкой судьба принимает заказ,
не замечая нас.
«Я снимаю трубку древнего телефона…»
Я снимаю трубку древнего телефона,
так снимают шляпу при встрече со старым знакомым,
я слышу Его дыхание и выключаю приёмник:
новости мне уже не нужны.
Что в журнале телефонограмм?
Что в журнале приказов и распоряжений?
Что в журнале дефектов?
Что, наконец, в рабочем журнале?
Крокусы на влажной земле под вишней,
мать и мачеха у бетонного блока,
первоцветы в осиновой роще
и белые кости возле тропинки.
Во всех записях нет никакого смысла,
но пока Его дыхание не стало словами,
я кладу телефонную трубку на место,
и провод-змея уползает в траву.
«Под ногами – голуби-воробьи…»
Под ногами – голуби-воробьи
бумаги смятые, крошки, пустые бутылки,
птичка не вылетела из объектива,
улыбаться некому – фотограф всех обманул.
Птичка была, – говорит фотограф, – вы поверьте,
просто она не попала в кадр,
и плевать, что внизу – мусор,
посмотрите, какие хорошие у вас улыбки!
Она выпорхнула за одно мгновение,
вы просто не заметили её среди прочих,
клюющих крошки вчерашнего пира,
а вы все-таки улыбайтесь, даже когда я не снимаю,
она всегда вылетает из моего объектива,
вы можете не предлагать ей ни изюм, ни чиз,
она этим не питается, я давно ее знаю,
поверьте, она забавная, она смешная….
«Каждое утро…»
Каждое утро
в сумерках возле помойки
деловитой пчелой
крутится дворник-узбек,
разбирает мусор,
складывает картонные коробки.
Выпавшая из них пустота
пугает до икоты спящие автомобили,
катается на инвалидной коляске без колёс,
играет на водосточных трубах
прыгает в открытую форточку
моего окна
садится в кресло,
и мы вместе слушаем как
по чёрной лестнице восходят гастарбайтеры
с мешками синего цемента, пакетами белого песка,
чтобы новые облака
построить за стеной
и подвесить новое солнце
на краю потолка,
но я никуда не пойду пока
моя пустота со мной.
Плакат в альпийском шале
Лыжник конца тридцатых
летит со склона
в джемпере, в рубахе с расстёгнутым воротом,
без шапки,
без маски,
лыжник конца тридцатых,
улыбчивый француз, а может швейцарец,
спускается в деревню,
чтобы затормозить у самых дверей кафе,
поставить у стены лыжи,
выпить кружку глинвейна,
поговорить с барышнями,
лыжник конца тридцатых
летит со склона
к точке невозврата,
где начинается другой отсчёт:
лавина уже набирает ход,
альпийские стрелки, мёртвые солдаты…
И лишь на вершинах всегда
чистый снег, ослепительный лёд.
где за стойкой судьба принимает заказ,
не замечая нас.
«Я снимаю трубку древнего телефона…»
Я снимаю трубку древнего телефона,
так снимают шляпу при встрече со старым знакомым,
я слышу Его дыхание и выключаю приёмник:
новости мне уже не нужны.
Что в журнале телефонограмм?
Что в журнале приказов и распоряжений?
Что в журнале дефектов?
Что, наконец, в рабочем журнале?
Крокусы на влажной земле под вишней,
мать и мачеха у бетонного блока,
первоцветы в осиновой роще
и белые кости возле тропинки.
Во всех записях нет никакого смысла,
но пока Его дыхание не стало словами,
я кладу телефонную трубку на место,
и провод-змея уползает в траву.
«Под ногами – голуби-воробьи…»
Под ногами – голуби-воробьи
бумаги смятые, крошки, пустые бутылки,
птичка не вылетела из объектива,
улыбаться некому – фотограф всех обманул.
Птичка была, – говорит фотограф, – вы поверьте,
просто она не попала в кадр,
и плевать, что внизу – мусор,
посмотрите, какие хорошие у вас улыбки!
Она выпорхнула за одно мгновение,
вы просто не заметили её среди прочих,
клюющих крошки вчерашнего пира,
а вы все-таки улыбайтесь, даже когда я не снимаю,
она всегда вылетает из моего объектива,
вы можете не предлагать ей ни изюм, ни чиз,
она этим не питается, я давно ее знаю,
поверьте, она забавная, она смешная….
«Каждое утро…»
Каждое утро
в сумерках возле помойки
деловитой пчелой
крутится дворник-узбек,
разбирает мусор,
складывает картонные коробки.
Выпавшая из них пустота
пугает до икоты спящие автомобили,
катается на инвалидной коляске без колёс,
играет на водосточных трубах
прыгает в открытую форточку
моего окна
садится в кресло,
и мы вместе слушаем как
по чёрной лестнице восходят гастарбайтеры
с мешками синего цемента, пакетами белого песка,
чтобы новые облака
построить за стеной
и подвесить новое солнце
на краю потолка,
но я никуда не пойду пока
моя пустота со мной.
Плакат в альпийском шале
Лыжник конца тридцатых
летит со склона
в джемпере, в рубахе с расстёгнутым воротом,
без шапки,
без маски,
лыжник конца тридцатых,
улыбчивый француз, а может швейцарец,
спускается в деревню,
чтобы затормозить у самых дверей кафе,
поставить у стены лыжи,
выпить кружку глинвейна,
поговорить с барышнями,
лыжник конца тридцатых
летит со склона
к точке невозврата,
где начинается другой отсчёт:
лавина уже набирает ход,
альпийские стрелки, мёртвые солдаты…
И лишь на вершинах всегда
чистый снег, ослепительный лёд.
Последний отзыв
Интересный и захватывающий антиутопический Роман. Интересная анаграмма - Аркадий Ренн - Айн Рэнд, видимо автор почерпнул антиутопичный настрой из ее п...
Далее