Рабочее самоуправление в России. Фабзавкомы и революция. 1917–1918 годы

. Если раньше циркуляры Временного правительства, содержавшие подобные требования, привели к беспорядкам на многих предприятиях той же металлообрабатывающей промышленности, а также кожевников, текстильщиков и других отрядов рабочих ЦПР, то теперь подобные нормы были как бы в порядке вещей.

Самым ярким примером того, как вмешательство государства в прерогативы органов рабочего самоуправления сказывалось не только на ограничении их прав, но и меняло сам характер низовых рабочих организаций как органов гражданского общества, может служить деятельность фабзавкомов по наведению трудовой самодисциплины. Борьба за дисциплину в период между февралём и октябрём, а также сразу после Октября воспринималась самими рабочими как проявление их «классовой сознательности» и отсутствия у них «классового эгоизма»

. Отсюда меры по наведению порядка в цехах зачастую носили исключительно моральный характер, как это в своё время было и в крестьянской общине. Так, экономический отдел Подольского Совета в январе 1918 г. постановил: «за недобросовестное отношение к труду подействовать… морально посредством контрольной комиссии»

, а на Куваевской мануфактуре в Иваново-Вознесенской губернии было решено: «что касается тех товарищей, которые по своей малосознательности не хотят выполнять ту работу, которая на них возложена, то на них постараемся воздействовать нравственным путём, то есть посредством увещаний»

. Часто только лишь злостное нарушение влекло за собой уже более ощутимые санкции, такие, как штрафы, увольнения, изъятия из зарплаты

.

Но постепенно «насаждение», как тогда говорили, трудовой дисциплины всё больше принимает форму борьбы с так называемой «митинговой демократией». Причём под «митинговой демократией» теперь понимали любое проявление рабочими их самостоятельности. То, что несколько месяцев назад провозглашали «революционной активностью класса-гегимона», становилось для победившего режима лишним и даже опасным. Центром борьбы за дисциплину труда в её новом понимании становится ВСНХ

.

Уже 27 марта 1918 г. на заседании его Президиума в этой связи возникает и вопрос о трудовой принудительной дисциплине для пролетариата

. Но на этом заседании соответствующие решения не прошли. Против выступил В. И. Ленин, чувствовавший, что большевики пока не осилят введение принудительной дисциплины в достаточно массовом масштабе. Тогда он и предложил осуществлять принудительные меры под прикрытием борьбы за «рабочую дисциплину» руками самих рабочих

. Характерно, что в борьбе за достижение этого Ленин предлагал полагаться не на традиции российской рабочей демократии, а на нормы подавления рабочих, выработанные эволюцией капиталистической фабрики. Разработку норм «трудовой дисциплины» он думал поручить прежним владельцам, научившимся «внедрять» порядок и дисциплину на своих предприятиях ещё при царском режиме

.

Возвращался Президиум ВСНХ к проблемам рабочей дисциплины и позже. Так, на заседании 1 апреля 1918 г., когда шло обсуждение Положения о трудовой дисциплине, подготовленного Всероссийским Советом профсоюзов, В. И. Ленин требовал ужесточения его в плане «карательных мер» за «несоблюдение» рабочими «трудовой дисциплины». Обращаясь к членам Президиума, он разъяснял: «Что же касается мер за несоблюдение трудовой дисциплины, то они должны быть строже. Необходима кара вплоть до тюремного заключения. Увольнение с завода также может применяться, но характер его совершенно изменяется. При капиталистическом строе увольнение было нарушением гражданской сделки. Теперь же при нарушении трудовой дисциплины, особенно при введении трудовой повинности, совершается уже уголовное преступление, и за это должна быть наложена определённая кара»

. Причём подобные меры предлагались Лениным ещё в середине декабря 1917 г., когда он для учёта количества и качества труда настаивал на создании судов из рабочих и крестьян

.

Эти «ленинские наказы» не оказались пустым звуком. На фабрике т-ва Полушина рассчитанных рабочих передавали суду как за уголовное преступление

. Рассматривал рабочий суд дела рабочих, «которые работали недобросовестно» и на заводе Густава Листа

, на многих прочих предприятиях Московского региона. Что же касается общей линии на «завинчивание гаек», то хорошим примером здесь могут служить «Правила трудовой дисциплины», принятые на прошедшей 17 июня 1918 г. общегородской конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Твери.

В них делалась попытка регламентировать самые разные стороны жизни рабочих, наказания же за малейшую провинность были суровыми. Так, запрещалось «купаться и мыться на заводе, за исключением предназначенных для этого помещений», «принятие пищи в рабочих мастерских». Из прочих мер «в интересах санитарии» рабочие были, как записано в документе, «обязаны пользоваться только предназначенными для этого отхожими местами», а также «не должны были задерживаться в уборных», причём наблюдение за исполнением этого пункта возлагалось на самих рабочих. «Опоздавшие более чем на 20 минут» не допускались к работе до перерыва, причём пропущенное при этом время высчитывалось при оплате труда, а опаздывавшего «систематически» могли устранить с завода «без оплаты вперёд». «Хищения материалов и изделий, а также подлоги в расчётных книжках и требовательных ведомостях наказываются как уголовные деяния. Виновные передаются народному суду»

. Совершенно очевидно, что приведённый документ содержит не только меры по действительному поддержанию дисциплины. Налицо стремление к мелочной регламентации всего поведения рабочих.

7. На перепутье: фабзавкомы и рабочий протест

Понятно, что, ощущавшие себя победителями в состоявшейся революции, рабочие не могли просто так смириться с утерей самостоятельности и завоёванных прав. Как только большевики вместо прежнего частнохозяйственного ярма попытались надеть на рабочих ярмо государственного принуждения, они столкнулись с ожесточённым сопротивлением. На первый взгляд, такое развитие событий выглядит не вполне логичным, ведь рабочие сами ждали от государства всеобъемлющей патерналистской опеки, причём не только от нового, большевистского, государства, но и от государства вообще, государственной власти, как таковой. Не будет преувеличением сказать, что одной из фундаментальных причин Февральской революции стало разочарование рабочих в способностях царского режима опекать интересы рабочих, что видно из приведённых в предшествующих главах материалов. Ждали поддержки рабочие и от Временного правительства. Ещё до Октября зафиксированы многочисленные обращения рабочих к правительству с призывами ввести на их терпящих бедствие, разоряющихся фабриках и заводов государственное регулирование или, в других случаях, наложить секвестр на предприятия саботажников. Так, в протоколе завкома завода бр. Бромлей за 24 июня 1917 г., помимо «перечня важнейших мероприятий, направленных к установлению нормального хода на заводе» и указания на то, что действия заводоуправления направлены к сокращению производства, звучит категорическое требование членов завкома «установления государственного контроля». Аналогичные случаи отмечены и на других предприятиях ЦПР, Петрограда и других районов России, количество которых особенно увеличивается летом 1917 г.

.

Но особенно участились подобные обращения рабочих после Октября 1917 г., когда в сознании рабочих государство стало и «своим», и «демократическим», примером чего может служить позиция рабочих текстильной фабрики В. И. Агафонова подмосковной станции Химки, просивших «объявить её собственностью Российской республики» – традиционная формулировка для подобных обращений. А на заводе Михельсона, когда там сложилась остро критическая ситуация из-за недостатка рабочей силы, завком постановил, что единственным выходом может стать милитаризация труда

.

В чём же, в таком случае, видели рабочие главную угрозу для своих массовых объединений? Что заставляло их с подозрением относиться к усилению воздействия со стороны государства на различные стороны жизни общества? Не столкнулись ли мы с проявлением нелогичности рабочих, вызванной их экономической безграмотностью и неискушенностью в политике? Ответ на этот вопрос частично прочитывается в той горячей полемике, которая развернулась на VI Петроградской конференции фабрично-заводских комитетов, когда из уст многих делегатов от трудовых коллективов города на Неве прозвучали нескрываемые опасения перед начавшейся бюрократизацией Советского государства. Государственная опека и бюрократический диктат в представлении большинства рабочих того времени не являлись родственными явлениями, а выступали в качестве непримиримых антагонистов. Бюрократизм был главным врагом в налаживании взаимовыгодного сотрудничества между рабочими организациями и Советским государством.

Тем самым корень зла рабочие видели не в самом вмешательстве Советского государства в экономику, а в тех формах, в которые оно могло вылиться. Ещё до Октября, сталкиваясь с проявлением бюрократизма в своих рядах, рабочие реагировали на них крайне болезненно и пытались обезопасить себя от проявлений чего-либо подобного в будущем. Тем более что даже в деятельности самих фабзавкомов случаи отрыва активистов от выдвинувших их рабочих коллективов были не редкостью. Так, рабочим московского завода «Металлолампа» пришлось выступить против своего завкома, члены которого, по словам работающих на предприятии, не считались с их мнением и позволяли себе относиться к своим же товарищам некорректно и заносчиво. На другом московском предприятии – заводе Хлебникова – рабочие жаловались, что их избранники оторвались от коллектива и не работают и что пора заставить их это делать. Происходили подобные инциденты и после Октября. Завком Пучежской мануфактуры, например, столь «активно» занимался «управленческой деятельностью» и с такими проявлениями волокиты, что в январе 1918 г. его прямо обвиняли в бюрократизме

.

Поэтому рабочие, поддерживая регулирующие усилия Советского государства, выступали против любых проявлений бюрократизма в системе управления производством, отождествляя порядки бюрократические с самодержавными и буржуазными. Уже на I Петроградской конференции фабзавкомов была принята резолюция, в которой однозначно говорилось, что регулирование бюрократическими механизмами невозможно

. С аналогичных позиций выступали и фабзавкомы ЦПР. К примеру, на Учредительном делегатском собрании областного Союза текстильщиков Иваново-Вознесенска, проходившем летом 1917 г., представители фабзавкомов не только поддержали решения по этому вопросу своих питерских товарищей, но и приняли свою аналогичную резолюцию. В ней «бюрократический путь регуляции промышленности» отвергался категорически, поскольку воспринимался как антипод рабочего контроля

.

Особенно нетерпимыми проявления бюрократизма становятся после Октября

. Критикуя на одном из заводских собраний новое «советское» руководство своего предприятия, работница ткацкой фабрики Раменского района Таптыгина, делегатка Всероссийского женского съезда, так передавала отношение рабочих к подобным явлениям: «Только те коммунисты, – говорила она, – которые живут с рабочими в спальных корпусах, а которые в особняки убежали, это не коммунисты. Это уже не коммунисты, которые пишут у себя: без доклада не входить»

. После Октябрьской революции бюрократизм всё больше начинается восприниматься рабочими не просто как какой-то «нарост на теле революции», а как злейший враг рабочего самоуправления

.

Ситуация с рабочими организациями резко осложнялась из-за кризиса промышленности, транспорта, снабжения городов хлебом, о чём подробно уже говорилось. Став во главе государства, большевики оказались не в состоянии совершить ожидавшегося от них чуда – в одночасье переломить негативные тенденции в социально-экономической и политической сферах. Более того, подчас их собственные действия способствовали обострению ситуации, что вытекало из победы во внутрипартийной борьбе тех групп в большевистском руководстве, которые не видели смысла в поддержке рабочего контроля и самоуправления. В этих условиях рабочие ещё больше тяготились своим бедственным материальным положением, ощущали себя брошенными один на один с экономической разрухой и надвигавшимся голодом. Сходные причины порождают сходные по своему проявлению следствия. Так же как и в предшествующие месяцы, крайне низкий жизненный уровень значительного числа рабочих, а также попытки государства, теперь уже советского, ограничить независимость рабочих организаций становились катализаторами массовых выступлений, теперь уже не против «буржуазии», а против самого «пролетарского государства». Материальные тяготы и политика огосударствления становились постоянными раздражителями рабочего протеста. Такова, если вкратце, анатомия временами проявлявшего конфликта «рабочего класса и рабочего государства».

В советской историографии тема рабочего протеста в первые месяцы формирования большевистского государства относилась к числу неудобных. Не отличалась объективностью также эмигрантская историография, а западные историки, как правило, просто повторяли её положения и выводы. В силу этого имеет смысл остановиться подробней на проблеме взаимоотношений между рабочим протестом и органами рабочего производственного самоуправления. Прежде всего приходится констатировать, что протестные выступления рабочих в Советской России носили довольно массовый характер. Общее число участников протестных выступлений рабочих на подконтрольных большевикам в 1918 г. территориях ориентировочно может быть определено в 100-250 тыс. человек

. Так, временами достаточно напряжённо складывалась ситуация в «колыбели революции» – Петрограде. Рабочие были не довольны перебоями со снабжением и выплатами зарплаты. Знаковым событием, своеобразным предупреждениям властям в те дни становится колпинская драма. По оценке историков Г.А. Бордюгова и В.А. Козлова, сценарий того, что произошло в Колпино, со всей наглядностью продемонстрировал, как вскоре станут развиваться события по всем городам России

. Здесь рабочим протестным выступлениям непосредственно предшествовал голодный бунт, вспыхнувший в очередях за хлебом, с последовавшим за ним расстрелом, учинённым местными властями, безоружной толпы, состоявшей в основном из жён и детей рабочих, протестовавших против голода. Среди раненых в результате стрельбы был 14-летний подросток Пётр Куликов, ученик начального училища при Ижорских заводах. Один человек погиб – рабочий Ижорского завода, казначей профессионального союза электриков Потёмкин.

События в Колпине сразу же были использованы оппозицией для атаки на правящий блок большевиков и левых эсеров. Пропаганда оппозиции ложилась на благоприятную почву. Уже 10 мая забурлил традиционно оппозиционный по отношению к власти Обуховский завод. В тот же день по инициативе Колпинской и Обуховской делегаций мощный митинг прошёл на Путиловском заводе. На следующий день, 11 мая, беспорядки в Петрограде приобрели ещё больший размах. В этот день выступления рабочих шли на Русско-Балтийском заводе, на заводе «Сименс и Шуккерт», на Арсенале. По сообщению оппозиционной прессы, «серия митингов, начавшихся в связи с голодом и репрессиями», перекинулась и на другие заводы. Так, на заводе Речкина рабочий митинг постановил: «Правительство, расстрелявшее рабочих, носит имя рабочего правительства. Мы призываем всех рабочих потребовать от большевистской власти снять с себя наше имя, которым оно прикрывается». В последующие несколько дней волна протестов поднялась еще выше, к ней подключились рабочие Карточной фабрики, Гильзового, Охтинского и других заводов. 14 мая в 8 часов 30 минут с Николаевского вокзала в Колпино отправился поезд с делегацией рабочих петроградских заводов, направлявшейся на похороны погибшего в результате расстрела рабочего. Власти пытались предотвратить превращение похорон в политическую акцию. Тем не менее в похоронах приняло участие более тысячи человек. На могилу Потёмкина лег венок с красноречивой надписью «Жертвам голодных – погибшим от сытой власти»

.

Беспорядки и волна стачек прокатились также и по другим регионам страны. Одним из важнейших очагов протестных выступлений становится Москва. Здесь выступления рабочих не приобретают такого всеобщего характера, как в Петрограде, но они особенно тревожили большевистское руководство – поскольку столица страны находилась теперь в Москве. Упорством, например, отличалось сопротивление со стороны железнодорожников. До крупных столкновений дело дошло на Александровской (Казанской) железной дороге

. На этот же момент приходится новый всплеск протестов со стороны печатников ЦПР

. Причиной этому было то, что нажим большевиков на оппозиционную печать существенно ослаблял их самостоятельные профессиональные организации и увеличивал безработицу среди всех профессий печатного дела. «Борьба большевиков со свободой печати сильно бьёт печатников, выбрасывает их на улицу, – писала газета «Дело народа» и добавляла: – Связь между большевистским режимом и безработицей в такой степени ясна, что у печатников большевизм потерял всякую почву». Новые проблемы порождала и практика национализации типографий, которая, по мнению журналиста, нанесла вред не только «буржуям», но и «рабочим печатникам»

. И хотя на самом деле речь шла не о большевизме, как таковом, а о бюрократическом перерождении его режима, сама тенденция развития умонастроений рабочих-печатников показательна.

Другим крупным очагом протестных выступлений весной-летом 1918 г. становится Тула. В июне 1918 г. состоялись забастовки на тульских фабриках Боташева, Копырзина, Лялина. Напряжённой обстановка была на крупнейших заводах города: Патронном и меднопрокатных

. Особенно нелегко большевикам приходилось на Оружейном заводе. Здесь сопротивление рабочих приходилось пресекать самым жёстким образом, вплоть до угроз закрыть предприятие. Напряжённостью отличалась обстановка в Нижегородской губернии

. На Урале прошло несколько заводских рабочих восстаний. Кульминационным моментом этой повстанческой волны становится знаменитое Ижевско-воткинское восстание

.

Постепенно формы протеста рабочих приобретали всё более масштабные и организованные формы. Они принимают отчётливый политический оттенок, внушая серьёзные опасения советскому руководству. Так, начавшееся ещё в январе 1918 г. организованное протестное движение рабочих к лету 1918 г. привело к попыткам проведения 23 июля в Москве беспартийного Всероссийского рабочего съезда