1987

– Мама, они убьют его, убьют! – В слезах вырывалась девушка, царапая ногтями руки женщины.

Наконец солдаты подняли побитого Рема, поставив того на ноги. В обеденном зале воцарилась тишина, жильцы замерли, как статуи, с любопытством наблюдая, что сейчас будет. Офицер, помотав головой в сторону управдома, спросил:

– Воспитали, говоришь? – тихо прохрипел он. – Бардак! Готовь объяснительную! Я в своём регионе таких нарушений не прощаю. – Отрезал и направился в сторону дерзкого парня. Схватив его лицо, он нацелил на него пронзительный взгляд: – Ну что, не надумал служить?

– Лучше сдохнуть свободным, чем всю жизнь подтирать за такими, как вы… – плюнул кровью Рем.

Офицер развернулся и жёстко ударил кулаком парню по челюсти. От увиденного Ваня отвернул голову.

– Внимание! – обратился он к толпе. – Перед вами дезертир, предатель Родины! – указал указательным пальцем офицер на Рема. – По действующим законам в военном положении 1987 года, я приговариваю его к высшей мере!

Все ахнули. Юна упала на пол в жуткой истерике, слёзы и сопли у неё были размазаны по всему лицу.

– Выкиньте его на улицу, как мусор! Пускай умирает от газа! Медленно и мучительно!

– Нет!!! Пожалуйста! – орала Юна, а мать сдерживала девушку крепким хватом.

Солдаты взяли парня за грудки и потащили его по этажам вниз. Офицер скомандовал своим об уходе. Надев блестящие чёрные противогазы, под молчаливые взгляды людей военные покинули здание овощной хрущёвки. Следом, как верный слуга, за ними побежал замуправдома Валерьяныч, успокаивая офицера, с целью сгладить ситуацию. Лишь затем люди прильнули к окнам, смотря, как тело Рема бросили прямо на потрескавшийся асфальт под их окнами. Рем лежал на спине, видя, как все пристально смотрят на него. Он улыбнулся, медленно подняв свою руку, помахал им. В зале началось шушуканье, всех возмущало дерзкое поведение парня. Многие начали винить общие палаты и воспитателей, что работают на тех этажах. Воспитатели, в свою очередь, принялись обвинять окружение парня, плохую компанию и рабочий строй хрущёвки. Женщины стали переходить на ор.

– Концерт окончен! – скомандовал управдом, ударив кулаком об стол. – Все разошлись по своим квартирам, свободное время сегодня отменяется, объявляю комендантский час для всех!

Юна сидела на коленях и рыдала. Мать пыталась её поднять, но она отбивалась от неё руками, не желая никого слушать.

– Господи, уберите же её! – крикнул управдом, заметив влюблённую дурочку. – За ним хочешь?

Тогда сверстницы по цеху подбежали и сопроводили зарёванную девушку до её квартиры. Дашка смеялась, ёрничая о том, что прошла любовь, завяли помидоры. Маша, как обычно, поддерживала её, отпуская более колкие и унизительные шутки. Оставшись с матерью наедине, Юне сильно досталось мокрой половой тряпкой от неё, за сцены позора в обеденном зале. Несчастная девушка попросту скрылась в своей комнате. Пока где-то за стенкой мама всё возмущалась о подрыве репутации и как она теперь будет смотреть людям в глаза, Юна упала на свою скрипучую кровать. Её руки распухли и чесались от ударов мокрой тряпкой. Она не спала всю ночь, молча разглядывая лампочку Ильича, что одиноко освещала белые узоры бумажных обоев на синих стенах её кладовки. В полной безнадёге она заливала свою подушку слезами. Хуже уже ничего быть не может. И без того не питающий надежд мир Юны окончательно рухнул. Ей хотелось выпрыгнуть в окно к своему Рему, но за стенкой всё ещё не спала мама. И когда начало светать, девушке удалось на немного забыться и уснуть. Но звон старых часов прервал покой девушки. Ей больше не хотелось просыпаться, она силой скинула железный будильник с коричневой тумбы на пол, отчего тот, наконец, заглох. Как же она давно мечтала это с ним сделать!

Беспомощно полежав ещё какое-то время, девушка всё-таки взглянула на часы.

– Боже, 10—40! – в ужасе крикнула она.

Нарушать рабочие часы строго воспрещалось. Юна серьёзно проспала. Быстро соскочив с кровати, она выбежала из комнаты. За окном предательски светил солнцем день. Такого ни разу с ней не случалось, и, как поступают с нарушителями, страшно было представить. Девушка медленно спускалась по этажам, рукой ведя по облупленной зелёной краске стен. Сейчас главное было, чтобы её никто не заметил. Первый этаж – работа там уже вовсю велась. Возгласы поваров, бурлящие кастрюли с водой и пар. Юна тихо зашла к ним, все неодобрительно замерли. Мать стыдливо опустила глаза, якобы не обращая внимания. Женщина молча лепила пельмени на заявку, про которую совсем забыла вчера её дочь. На ней был обгоревший халат, так как Юна вовремя не убрала его с просушки над плитой.

– Явилась! – вышла заведующая из подсобного помещения к ней.

– Простите, будильник не сработал… – пропищала испуганная Юна. – Я…

Заведующая в гневе пнула девушку по заднице – так сильно, что у неё слетел с ноги резиновый тапок в сторону стеллажа с посудой:

– На работу! Быстро! – скомандовала она, отправляясь, прихрамывая, к железному стеллажу за своей пропажей.

Юна побежала к девочкам.

– Куда? С сегодняшнего дня ты трое суток на луке, одна! И об обеде даже не мечтай! – Вручила листок на огромную заявку ей в руки.

– Хорошо… – пропищала Юна и быстро скрылась за дверью цеха, где чистят лук.

Прикрепив клёпкой листок на белую деревянную дверь, она взяла мешок и вывалила его в железную раковину. Замочив лук в холодной воде, взяв нож, худая девушка села на ведро, принявшись за работу. В цеху кружили стаи мух. Рабочий день, казалось, длился вечно. Вытирая слёзы от пережитого и едкого овоща, она не могла поверить, что это всё по-настоящему. Мать молча зашла в её цех, чтобы забрать начищенный лук, и, не обронив ни слова, вышла. Юна продолжала реветь. Казалось, тут не осталось никого, кто смог бы поддержать девушку в этот момент. Услышав, как все пошли на обед, она тихонько вышла из своей камеры пыток. Пробежавшись по кастрюлям, увидела готовый суп. Есть хотелось страшно. Взяв большую поварёшку, она прильнула к кастрюле.

– Куда? – крикнула, откуда ни возьмись, появившаяся заведующая со сковородкой в руках. – Думаешь, я пошутила по поводу обеда?

– Я просто думала… – пропищала Юна, убегая от неё в сторону своей камеры.

В её спину прилетела чугунная сковородка, запущенная заведующей, отчего девушка упала на оранжевую плитку.

– Я сегодня за тобой весь день смотреть буду! – грозно рявкнула женщина, скрестив руки на груди.

Юна, держась за спину, вновь присела на ведро. Она сильно ушибла лоб при падении и оцарапала ноги. Назойливые мухи всё садились на окровавленные ушибы её коленей. Лук не кончался. Благо в цеху находилось окно, она завидовала воробьям, что цеплялись своими лапками за ветки деревьев.

Солнце медленно опускалось вниз, принося сумрак. Сотрудники уже переодевались, за целый рабочий день с ней никто не заговорил, даже девочки не отпустили ни одной колкой шутки в её адрес. Юна чувствовала себя пустым местом. Никто не любил нарушителей режима. Девушка перешла из разряда ущербной в изгоя, жить не хотелось, слёз почти не осталось.

Наконец за окном стало совсем темно. В животе урчало. Юна медленно приоткрыла дверь, свет в кабинете заведующей горел.

– Вот же стерва! – пробубнила она. – Что же ты не уходишь? – закрыв дверь и снова взяв луковицу в руку, вздохнула, вытирая рукой поступившие сопли из носа.

Как вдруг за окном она увидела чью-то тень. Юна подошла вплотную, пытаясь разглядеть, кто там. И перед её лицом появилась чья-то ладонь, что прижалась к стеклу. Девушка, испугавшись, попятилась назад. Споткнувшись об мешок с луком, она перевернулась назад, упав кверху ногами. Затем, тут же высунув любопытное лицо, Юна прищурилась, в надежде разглядеть, кто там. В окне появилось лицо Рема, он что-то говорил, но за плотностью стёкол ничего не было слышно. Испуг ушёл, но сердце забилось быстрее. Юна жестами показала, что его не слышно. Рем указал пальцем на щеколду, она мотала головой, ведь открывать окно было небезопасно. Тогда, поняв, что девушка не откроет, он помахал ей и, склонив голову, печально пошёл куда-то в ночь.

– Ай, ладно… – махнула рукой она и открыла окно.

Услышав это, Рем подбежал к девушке.

– Спасибо, ты моя спасительница! – обрадовался парень.

– Это небезопасно! – помолчав, Юна подалась ближе. – Рем, ты уже заражён! – плакала она, вытирая сопли рукавом халата.

– Я знаю, знаю, Юна! У меня есть план, поможешь? Кроме тебя, никого не осталось, кто бы мог сейчас помочь. Впусти меня к себе, и я всё расскажу!

Юна растерялась, ей очень хотелось пойти ему навстречу, но это было очень опасно. Она с минуту помолчала, взвешивая все за и против, ведь никогда ни разу она вот так просто ещё не общалась с ним без лишних глаз, ну и терять, как оказалось, было больше нечего. И девушка пошла на риск.

– Ладно, залазь, тока тихо, за мной следят! – махнула рукой она, указывая на закрытую дверь.

Рем перепрыгнул сквозь оконные рамы и оказался с ней. Сразу достав из кастрюли луковицу, он жадно откусил от неё кусок. Парень был жутко голоден, впрочем, как и Юна, которая, смотря на него, тоже взяла лук в руку.

– Мне нужно добраться к квартире управдома! – Сразу перешёл к делу парень, вытирая поступившие слёзы от едкого овоща.

– Что? Зачем? – Замялась девушка, робко сжимая свои вспотевшие ладони.

– По периметру хрущёвки стоит плотное оцепление солдат. Я целый день наблюдал. Пройти сквозь них нет ни малейшей возможности. Он точно должен знать лазейки.

– Но куда тебе бежать? Нельзя вот так просто разгуливать по улицам, на которых ядовитый газ, без специальных сапог, – спросила его Юна, сердце её билось, в этот момент ей просто хотелось обнять парня и никогда не отпускать, она тоже откусила от луковицы, зажмурив зелёные глазки.

– Я хочу добраться до офицерского дома, ходят слухи, что там есть лаборатория, и лекарство от газа уже давно там изобретено. – Он снял кеды и принялся разглядывать свои ноги, они выглядели вполне здоровыми. – Пойдём со мной? – выдал Рем, поймав её любопытный взгляд.

– Я? – замотала головой девушка. – Нет, я не могу.

За дверью послышались тяжёлые шаги.

– Прячься! – резко толкнула его за мешки с луком.