Торговец счастьем

– Что задумался, толстяк?! – крикнул мужчина, тыча ему в лицо паровым пистолетом. Он явно был не в себе от возбуждения. На воротнике его кителя виднелась кровь, а на лице застыло раздражение.

Иглоликий узнал мужчину. Они пересекались на каком-то балу в Солнечном дворце. Теперь там шла бойня.

Кроктор Меньес был предприимчивым и крайне осторожным учёным, знатоком по Ощущениям, памяти и эктоплазме. Он перевёл взгляд и посмотрел на раненого. Преторианская синяя форма на молодом человеке была изорвана и окровавлена. Третий гость, на плечах которого и держался раненый, скрывал лицо под капюшоном. Но Меньес узнал его почти сразу и с трудом скрыл свою радость.

«Пророчество сбудется, – подумал про себя хозяин дома, вспомнив далёкий вечер, когда он повстречал странную девицу, предсказавшую ему бессмертие. – Неужели сегодня?! Но я же почти не готов! Машина ещё не готова!»

На улице прогремел очередной взрыв, совсем недалеко, кажется, на другой стороне улицы. По всей столице завершались заключительные акты гражданской войны. Последние перестрелки, последние выкрики. Этой ночью решалась судьба целой страны. Старая Империя умирала. Как и многие жители, оказавшись в эпицентре страшных событий, Кроктор Меньес сидел в своём доме, плотно закрыв окна. Ему казалось, что двойная дверь спасёт его от любых вторжений. Как выяснилось, он ошибался.

– Спаси его! Или я прострелю твою башку! – крикнул мужчина, вернув иглоликого в реальность.

– Заносите его…

Они прошли вглубь дома, в личный кабинет учёного. Он и молодой дворецкий положили раненого мужчину на большой стол из красного дерева. Бумаги, счета и отчёты теперь были заляпаны кровью и разбросаны по всей комнате. Иглоликий осматривал раны молодого человека, который уже потерял сознание. Дворецкий растерянно моргал, не зная, что ему делать. А захватчик с пистолетом стоял у окна и поглядывал на улицу. Третьего и самого желанного гостя иглоликий упустил из вида.

– Кто победил? – осмелился спросить хозяин дома, занятый делом.

– Император мёртв, – глядя в окно, ответил Альбер Вельмас.

Иглоликий на мгновение застыл, прикидывая все плюсы и минусы новых изменений. Его расчётливый мозг тут же начал продумывать новый план действий: какие банковские счета закрыть, какие перевести за границу.

– Не об этом тебе сейчас надо думать, – бросил Вельмас, словно прочтя его мысли. – Спаси моего друга. От этого сейчас зависит твоя жизнь.

– Он не выживет… – тихо сказал учёный. – Слишком много крови потерял…

– Спаси Феликса! – взорвался мужчина и, подойдя вплотную, приставил пистолет к виску иглоликого. – Спаси его! Или я убью тебя!

– Хорошо-хорошо!.. – закричал иглоликий, искренне перепугавшись. – Только не стреляй! Есть один выход…

«С одной стороны – бесславная смерть, с другой – безграничная власть архонта», – подумал про себя Кроктор Меньес и посмотрел на юношу в капюшоне, вошедшего в комнату. Потом иглоликий перевёл взгляд на дворецкого, и в его сознании возникла чудовищная мысль…

Интерлюдия 1

Старик снова закряхтел, перебирая инструментами. Я видел его лишь со спины: сутулый, худой, в белом халате – светлое пятно в полутьме лабораторной пещеры. Старик сравнивал анализы, читал бумаги, чертыхался и сотрясал воздух тихими проклятиями. Он считал себя великим учёным, пророком алхимии, биологии и каких-то-там-ещё-логии. По мне так, он был просто очередным сумасшедшим ублюдком. В Империи их всегда хватало.

Я его боялся. На то имелось несколько веских причин. Первое – это то, что я был прикован толстыми ремнями к железному столу в центре до жути мрачной лаборатории. Кажется, этот стол называется «операционный». Я никогда не был силён в медицинской терминологии. Всю мою сознательную жизнь меня учили правилам этикета в высшем обществе, разным языкам, игре на скрипке и вальсу. Я знаю своих предков до десятого колена, знаю, чем отличается граф от барона, знаю, какой вилкой нужно есть креветок, а какой – моллюсков. Но всё это, чёрт подери, бесполезно! Вернись я в прошлое, не стал бы противиться воле отца и пошёл бы в военное училище. Меня бы научили стрелять и драться на мечах. Вспомнил, кажется, это называется «фехтование». Может быть, всё сложилось бы иначе для меня, умей я драться. Кто знает? Судьба – странная штука. Всю жизнь ты живёшь, не зная бед, в богатстве и роскоши, а потом, беспомощный и голый, лежишь на железном столе в ожидании своей участи, не в силах издать и звука.

Второй причиной моего страха являлся сам старик и его тёмная репутация. Среди заключённых частенько ходили слухи о том, что этот старый урод ставит эксперименты на людях, полукровках и магах. Раз или два в месяц тюремщики приходили в наши переполненные камеры и забирали нескольких заключённых. Никто из них так и не вернулся обратно. Как я думаю, скорее всего, они умерли на этом же самом столе.

Несмотря на всё, я не боялся самой смерти. У меня ничего не осталось. Отец меня ненавидел до своей кончины, мать, которая боялась его, куда-то исчезла, воспользовавшись всеобщей суматохой. О богатстве и своём знатном имени я и мечтать не смел. Моё имя было заменено цифрами на тюремной робе. Я был заключённым №1121 – всего лишь одним из многих политических преступников. Одним из забытых, покинутых всеми, обречённых на гибель.

Тогда я думал, что умру, и никто меня не станет оплакивать, никто не вспомнит моего имени. Смерти я не боялся. Боялся я лишь боли и неизвестности.

Вот и третья причина – лаборатория. В небольшой тёмной комнате все стены были закрыты многочисленными шкафами и полками с колбами, банками, в которых плавали глаза, руки и ещё что-то из человеческих внутренностей. Недалеко, на маленьком столике, находилась куча медицинских инструментов, о назначении которых было страшно думать. Тогда, в первый раз оказавшись в той лаборатории, я боялся, что меня разберут на части, и того, что мои глаза будут плавать в одной из местных баночек.

Когда старик обернулся, я впервые увидел его морщинистое худое лицо.

– Ну, что? Начнём? – спросил старик, согнувшись. С этих слов началось моё знакомство с безумным учёным по имени Дедал. – А хотя… сначала я должен тебе открыть одну тайну…

И тут я снова понимаю, что это всего лишь воспоминание. Кошмар, случившийся наяву, но только не со мной, а с кем-то другим, много лет назад. Сейчас всего и не вспомнишь, но тот вечер я запомнил на всю жизнь. Спокойный хрипловатый голос старика, его острые инструменты, запах крови и спирта. Но боли я не помню, помню лишь страх и слёзы, стекавшие по моим щекам во время оперирования. Я часто отключался, а приходя в себя, не знал, сколько прошло времени. Всё было таким размытым, нереальным, словно в тумане. Когда всё закончилось, безумный старик смеялся и аплодировал. Гораздо позже я узнал, что на операционном столе я пролежал чуть больше месяца. В глазах старика, спрятанных под толстыми линзами, я увидел истинную радость и восхищение. Я был его шедевром, в котором он выразил весь свой талант.

Сейчас я смотрю на свои руки и тут же вспоминаю когти. То, как впервые увидел своё извращённое, испорченное тело. Шерсть, клыки, длинные крючковатые когти и своё сердцебиение, столь сильное, громкое, словно оглушительная барабанная дробь. Этот звук мог побороть только назойливый свисток старика. Безумные, холодные щупальца страха вонзаются в моё измученное сознание, и я издаю рык. Старик при этом смеётся громче. Хохочет. Он счастлив. В руках у него проклятый свисток.

Сейчас я сижу на скамейке в Лесу ксилемов и наслаждаюсь пением местных птиц. С виду обычный горожанин, ничем не отличающийся от остальных. Но глядя на свои руки, я вспоминаю тот далёкий вечер, когда на свет был рождён Зверь. Заключённый №1121 остался в живых, первый, кто вернулся в камеру. Эксперимент удался.

Глава 1

– Клиент нас убьёт! – выпучив глаза, прошипел Блимдан.

Его партнёр ничего не ответил. Мужчины посмотрели на лежащую в центре комнаты девушку в потрёпанной мужской одежде. Голова запрокинута назад, глаза скрыты под чёлкой недлинных светлых волос, а рот и подбородок испачканы в белой жиже. Стулья и стол были опрокинуты, а весь пол покрыт осколками разбитых стаканов, тарелок и бутылки Иежинского бренди. Из приоткрытой занавески в комнату пробивался свет уличного фонаря. Там снаружи что-то праздновали: громкая музыка и голоса людей уже несколько часов не давали никому сна. Хотя, наверняка все жители местных районов участвовали в празднествах. Блимдан не являлся любителем подобных мероприятий и мало интересовался ими. Сейчас все его мысли были заняты другим.

В этой старенькой съёмной квартире произошло убийство. Случайное, непредумышленное, но убийство. Так они думали.

– Что будем делать? – спросил Блимдан шёпотом, как будто их кто-то мог услышать. – Что мы скажем клиенту?

– Правду! – мрачно ответил Секатук, почесав костяные отростки на щеке.

Иглоликий был на пол головы ниже партнёра, но гораздо шире в плечах.

– Правду? Ха! Правду? – рассмеялся Блимдан скрипучим голосом и нервно провёл по пышным усам. – Ты понимаешь, что мы должны были доставить её в Аррас! Живой и здоровой! А что сделал ты?

– Я не знал, что люди умирают от выпивки. Мы просто праздновали.

– Праздновали?! – Блимдан чуть не задохнулся от возмущения. – Какая тебе радость? Что ты с ней праздновал?! С этим… с этой тварью!

Он с нескрываемым отвращением глянул на тело и пошёл закрывать окно.

– Я оставил вас всего на пару часов, и что сделал ты? Ты её убил!

– Он попросил, чтобы я сходил за выпивкой. Мы выпивали, и он просто упал.

– Схватившись за сердце, пачкая ковер пеной изо рта и кровью из ушей?! – язвительно уточнил Блимдан. – И кстати, это женщина! Говори «она»! Понятно?

Иглоликий ничего не ответил, виновато глядя на тело.

– О Люциэль! Признайся честно, ты же её не трогал?

– Нет. Это вышло случайно. Мы просто пили. Я виноват. Я всё сам объясню клиенту. Будь что будет.

– Ты с ума сошёл!? – Фирр Блимдан с трудом заглушил в себе крик. – Даже не думай! Я поручился за тебя перед ним. Твой провал – мой провал. Дай подумать…

И он начал ходить взад-вперед по комнате, стараясь не смотреть на труп.

– Так. Имя и фамилия клиенту неизвестны. Младенцу дали другое имя в приюте, так?

Секатук кивнул.

– Крит отправил нас найти человека, которого никогда сам не видел. Заплатил нам хорошие деньги. Но если мы провалим дело, то мы…