Студёная любовь

Да только отец не видел в моем увлечении ничего хорошего, тормозил финансирование и запрещал эксперименты, мол, неоправданный риск и неподходящее дело для старшего наследника. Королю было все равно, что я на это отдал много лет своей жизни. Плевал он на то, что для меня это важно! Папа считал, что нужно развивать спящий магический дар, а еще лучше экономикой заниматься, политикой увлекаться и прислушиваться к живым людям, а не мертвым безделушкам. Он ни разу за все время работы завода не похвалил мои изобретения, все посмеивался, что я веду себя не как будущий король, а как избалованный мальчишка, которому не хватает цацек. Даже не пришел, когда мы с Яликом запускали первый рианцевый двигатель. Дорогая штука вышла, но оно того стоило. Теперь я уверен, что смогу перелететь в другой мир, осталось малое: испытать на людях. Если попаданцы к нам прилетают пачками, значит, есть куда лететь, и мир намного больше, чем мы думаем.

Хотя для королевства – это пустое, конечно, ненужное. Такими штуками только перед девушками щеголять по мнению отца, больше никто и не оценит, ведь магия, которой достаточно в каждом городе, умеет и перемещать, и лечить, и стрелять… Зачем кританцам технические, безумно дорогие механизмы, которыми еще и управлять сложно? Этому много лет учиться нужно, материалы искать, магию тратить на артефакты и зарядные устройства… А для бедняков и пустых такие вещи все равно заоблачно дорогие и недоступные.

– Орин, бережней! – буркнул я, обращаясь к молодому вознице в кабине за стеклом. Колесницу слегка качнуло на повороте, а меня при остановке от рывка бросило на панель.

Кучер оглянулся через плечо и, сдержанно улыбнувшись, кивнул.

– Приехали, ин-тэ! – уведомил он. – Осторожней, народу в академии сегодня много. Еще затопчут будущего короля, – и снова эта улыбочка наискось.

– Ничего, прорвемся. – Его колкие шуточки мне всегда нравились. Никто, кроме Орина и Ялика, не смел так дерзить ин-тэ, поэтому я не разозлился, а лишь хохотнул: – Это всего лишь нежные девчонки, будет лишний повод их потискать.

Орин, оскалившись, пригладил ладонью черные волосы, стянутые в хвост на широкой спине, и ловко, несмотря на большой рост, соскочил с подножки, чтобы открыть мою дверь.

Я ступил наружу и опешил. Какое великолепие! Сколько прекрасных творений здесь собралось! Папа знал, куда меня отправлять. Глаза разбегались.

Я возвысился над головами студенток, почти не обращая внимание на особей мужского пола, и с любопытством посмотрел в сторону академии.

Стоило отойти от колесницы, толпа закачалась, загудела, послышались насмешки, и головы зевак развернулись в другую от меня сторону.

Я неосознанно перевел взгляд.

Попаданку, а они прекрасно выделялись в толпе белыми нарядами, сбил пробегающий мимо студент. Причем не остановился даже, помчал дальше. Меня перекосило от такого хамства. Девушка попыталась выровняться, снежные волосы разлетелись по плечам облаком. Она вдруг согнулась, словно от боли, и, запутавшись в длинной юбке, рухнула навзничь на лед. Беспомощно перевернувшись на руки, отползла к стене, подальше от толпы, что угрожала ее затоптать. Я ринулся наперерез, отталкивая зевак. Склонился над пострадавшей, но почему-то замер в миге от прикосновения.

Какая бледная, словно в молоко упала. Было ощущение, что девушка пойдет трещинами, как хрусталь, который случайно уронили.

Мой внутренний интеллигент не мог оставаться в стороне. Просто жест добра, уважения и благородства. С детства коробило, когда страдал кто-то слабее. Я, может, в каких-то вопросах и эгоист, но мама приучила нас с братьями быть галантными, насмехаться над чьим-то поражением не умею и сходу могу в рожу дать, если замечу подобное от других.

Магический артефакт в груди внезапно ожил. Меня насквозь прошило колючим холодом. Будто я из распаренной купальни заглянул в комнату для хранения мяса и рыбы.

Белянка, а ее трудно было называть иначе, лежала около моих ног лицом вниз, будто преклонялась пред величием королевского обувщика. Пальчики, скрутившись, царапали ледяной пол, а меня словно обжигал воздух – стало невыносимо жарко в сезон снегов, когда всюду царит мороз.

Студентка приподнялась на локтях, выглянула из-под копны белоснежных волос, моргнула бесцветными густыми ресницами и шарахнулась от моей руки. Но в последний миг ее рывка мы все-таки соприкоснулись. Ладони словно по волшебству притянулись, пальцы сплелись.

По коже побежали искры, по телу молнии, ребра раздались, выпуская папин осколок на волю. Он невидимый для других, только я могу видеть серебристое сияние парного артефакта.

Мне нужно время. Я должен сам выбрать! Мама говорила, что имею право.

Неловко отряхнулся, скидывая навязанные магией ощущения, и уставился на девушку.

Бледное едва ли живое лицо, метельные большие глаза и губы – крупные, чувственные, но бескровные. Белянка попятилась, будто я – ее самый страшный кошмар.

– С тобой все в порядке? – Шагнув ближе, я пристальней осмотрел девушку.

Та снова отстранилась. Задрожала. Подтянув юбку к коленям, попыталась выпрямиться на ноги, но не смогла. Словно у нее не было сил.

– Эй, – я наклонился, а Белянка еще отодвинулась. – Не бойся, я помогу.

Замотала головой, прижалась лопатками к холодной стене.

Глаза распахнуты в ужасе, губы сомкнуты в бледную кривую, вся дрожит, словно я на нее напал и насиловать собираюсь.

Меня это немного обескуражило. Я – принц, и моего внимания добиваются, а если проявляю интерес – расплываются передо мной с первого взгляда, но эта… бледная, отмахивается. Неуважение к королевской персоне? Или ей снегом глаза запорошило?

Толпа позади притихла, потому что большинство студенток мигом разобрались, кто перед ними стоит, погоны и особенная королевская вышивка не просто так на кителе сверкали.

Девушка с белоснежными волосами тяжело поднялась и, выставив руку в защиту, побрела под стенкой в сторону академии. Она явно собиралась сбежать.

Я в два шага перегородил ей дорогу. Белянка застыла напротив, свела светлые брови и скривила губы, будто я слишком обнаглел. Обняв себя руками, она не опускала голову, горделиво смотрела мне в глаза.

Что за нахальство? Ни поклона, ни покорного благоговения перед старшим наследником.

Осколок завертелся сильнее, буквально впиваясь в ребра. Либо она моя невеста, либо я сошел с ума.

Окинул взглядом попаданку с макушки до пят.

Прекрасно! Безродная, бледная и невзрачная. Папа будет счастлив, если осколок окончательно покажет на нее. Но это явно не мой выбор. Я люблю девушек ярких, с формами, чтобы было за что взяться и на что посмотреть. А эта – худенькая, будто тросточка, ростом выше большинства девушек, что толпились рядышком и дышали мне в спину. Лицо у бедовой трудно сказать какое, его просто нет, она как привидение – разве что не прозрачная – белая. Пальцы тонкие, плечи узкие, накрыты меховой накидкой, отчего рассмотреть размер груди было сложно – сомневаюсь, что там что-то выросло. Светлое платье в пол прикрывало крошечные блестящие туфельки без каблука. У меня вдруг возникло острое желание посмотреть на стройные ножки. Стройные же, уверен.

Хотя было в девчонке-попаданке что-то необычное. Это внезапное осознание заставило меня замереть и нагло разглядывать ее – мне разрешено все на балу, папа заплатил за смотрины достаточно – бал ведь не бесплатный.

И что меня привлекло в этой Белянке? Что так приморозило? То ли блеск перламутровой кожи, то ли блики будто алмазной пыли в глубине необычайных глаз, что с некоторых ракурсов смотрелись снежными, будто у нее радужек совсем нет, и черные крошечные зрачки, как бисеринки.

Глава 7

Синарьен

Я замер и долго рассматривал безродную. На ее длинных ресницах, словно иней на ветвях, дрожали крошечные капли влаги.

– Как тебя зовут? – протянул ей руку.

Она снова не ответила, мотнула головой и не увела взгляд. Глаза в глаза, будто впервые сталкивается с высокопоставленной личностью.

Осколок прекратил беснования в груди, и я, сам от себя не ожидая, отступил.

Не она это, слава Нэйше, хоть здесь повезло. Девушка сама отказалась от моего внимания, настаивать не буду. И наказывать за неуважение не стану, времени нет. Нужно торопиться завершить дела, до закрытия бала еще невесту найти, желательно по вкусу, а не папиному приказу. Желательно такую, чтобы во всех смыслах меня устраивала.

Бедовая, заметив, что я потерял к ней интерес, сорвалась с места и выскользнула по лестнице вверх, в зал под куполом из снежных звезд.

Я все-таки вернулся к хохочущим девушкам, чтобы продолжить поиски, проверить каждую на соответствие моим запросам, но взгляд нет-нет и выискивал в толпе белое узкое платье и меховую накидку.

Морозная пакость… не моя это зазноба, чего за ней бегать?

Через несколько минут сердце будто свихнулось – загрохотало под ребрами, завыло вьюгой, оживляя осколок. Я согнулся от тугой боли, приложил ладони к груди, боясь, что жизнь из меня выпорхнет и больше не вернется.

Когда удары под пальцами превратились в монотонный бой, а ноздри учуяли тонкий приятный аромат, сравнимый с редкими, нежными цветами ландышей, я поднял голову и посмотрел на балкон. Туда словно нитью тянуло взгляд.

Снова та бледная мышь и ее морозные глаза. Следит за мной. Ненормальная.

И меня осенило. Все девушки на балу веселятся, заигрывают с мужчинами, желая, чтобы их выбрали, а эта… кусок льда. Сторонится и пугается. Будто ей не нужен выбор.