Оценить:
 Рейтинг: 0

Захватывающие деяния искрометного гения

Год написания книги
2001
Теги
<< 1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 >>
На страницу:
18 из 21
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Купаться нельзя: океан слишком холодный, обрыв слишком крутой, течение слишком сильное. Мы сидим и смотрим, как вода и пена заполняют устроенные нами рвы и тоннели. Из Тофа пловец неважный, а волны с силой врезаются в берег, и мне вдруг является картина – я вижу, как Тоф, другой Тоф, тонет в двадцати футах от меня. Вот он вынырнул, но его снова затянуло вглубь, налетела волна и проглотила его – это долбаное подводное течение. Я вскакиваю, бегу, прыгаю в воду и плыву с неимоверной скоростью – я ведь был в команде пловцов, умею плавать и нырять, быстро и глубоко – но слишком поздно; я ныряю снова и снова, но там все серое, сплошной песок, все кружится, вода мутная, да, слишком поздно – его отнесло на несколько сот футов… вынырнув, чтобы глотнуть воздуха, я вижу его ручку, загорелую и тонкую, последний взмах и… все! В общем, не стоит нам здесь купаться…

– Эй.

Купаться можно и в бассейне…

– Эй.

– Что, что?

– Что с твоими сосками? – спрашивает он.

– Ты о чем?

– Ну, они вроде как торчат.

Я смотрю ему прямо в глаза.

– Тоф, мне надо тебе кое-что рассказать. Кое-что о своих сосках и вообще сосках мужчин в нашей семье. Потому что когда-нибудь, сынок, [я иногда так обращаюсь к нему, а он называет меня «папой», когда у нас случаются забавные беседы в стиле «отец – сын», мы делаем это в шутку, но в глубине души нас эти термины задевают], когда-нибудь мои соски станут твоими сосками. Когда-нибудь у тебя тоже будут неестественно торчащие соски, они будут затвердевать по малейшему поводу, и тебе придется носить плотные хлопковые футболки.

– Ни за что.

– Так оно и будет, Тоф, – говорю я, задумчиво глядя на океан и провидя будущее. – Ты унаследуешь эти соски, ты унаследуешь эту тощую, с выпирающими ребрами фигуру и не наберешь нормальный вес, пока тебе не стукнет двадцать, а половое созревание начнется немыслимо поздно, и скоро эти красивые прямые волосы, которые тебе нравятся и которые выросли такими длинными и делают тебя похожим на молодого Ривера Феникса[48 - Ривер Феникс (1970–1993) – американский актер, музыкант и общественный активист.], эти волосы станут густыми и жесткими, потемнеют и так спутаются, что, проснувшись утром, ты будешь походить на человека, которому три раза сделали завивку, а потом шесть часов везли в кабриолете. Ты постепенно превратишься в урода с кожей, сплошь покрытой прыщами; щеки и подбородок – все будут в прыщах, в огромных красных шариках, которые твой дерматолог назовет «кистами», – раз в две недели их россыпи будут появляться вокруг ноздрей, и они будут такие большие и такие красные, что прохожие с двадцати ярдов будут отшатываться в ужасе, а дети указывать на тебя пальцем и плакать.

– Нет.

– Да.

– Ни за что. Спорим, таким я не буду.

– Молись, чтоб не быть.

Ветрено, но когда лежишь, слушая, как шуршит песок, то чувствуешь тепло, тепло, тепло. Рядом сидит Тоф, закапывает мои ноги.

Впереди так много дел. Обо всем, что предстоит сделать, когда начнется школа, я стараюсь не думать, но одна мысль – что Тофа надо показать врачу, что ему нужно пройти осмотр, – врывается в мое сознание, и голова, бля, тут же наполняется мыслями… Надо составить резюме, надо найти новое жилье, срок аренды заканчивается, и как я буду водить Тофа в школу, если работа будет начинаться рано? Будет ли Бет исполнять свою долю обязанностей, будет ли она слишком занята, не убьем ли мы друг друга? Как часто будет приезжать из Лос-Анджелеса Билл? Как сильно я могу – могу ли – нагружать делами Кирстен? Да и будет ли она вообще рядом? Успокоится ли она, когда найдет работу и купит машину? Стоит ли мне осветлить волосы? Насколько действенна эта отбеливающая зубная паста? Тофу нужна медицинская страховка. Мне нужна медицинская страховка. Может, я уже болен. Оно уже растет внутри меня. Что-то, нечто. Солитер. СПИД. Мне нужно начинать, начинать поскорее, потому что я умру, до тридцати мне не дожить. Моя смерть будет внезапной, даже еще более внезапной, чем у них. Я упаду, упаду, как она упала, и буду лежать, как она, когда я нашел ее. Мне было шесть, дело происходило в полночь, я нашел ее, когда она споткнулась, скатилась с лестницы и ударилась головой о черный кафельный пол. Я услышал, как она стонет, пошел по коридору, под ногами зеленый ковер, с верхней площадки лестницы увидел внизу фигуру в ночной рубашке, скорчившуюся на полу. Я, босой и в пижаме, медленно пошел вниз по лестнице, держась за перила, не имея представления, кто бы это мог быть, почти догадываясь и вместе с тем совсем не догадываясь, и подойдя вплотную, услышал голос, ее голос: «Мне хотелось посмотреть на цветок». «Мне хотелось посмотреть на цветок, – повторила она три или четыре раза. – Мне хотелось посмотреть на цветок». Потом я заметил кровь, черную на черном кафеле, волосы слиплись от крови, стали красными, бурыми, блестящими. Я разбудил отца, затем приехала скорая. Домой она вернулась с повязкой на голове, и несколько недель я не был уверен, что она – это действительно она. Я хотел, чтобы это была она, верил, что это она, но существовала вероятность, что она умерла, а это кто-то другой. Я во все готов был поверить.

Слишком холодно, чтобы лежать с голой грудью. Я поднимаюсь, и Тоф поднимается и бежит, я кидаю вперед него фрисби в расчете, что тарелка опередит его ярдов на двадцать, но, поскольку бросок был слишком хорош, она взмывает в воздух, летит медленно, и он догоняет ее с изрядным запасом времени, останавливается, разворачивается и ловит коленями.

А мы хороши. Ему только восемь, но вместе великолепны. Мы играем на берегу, бегаем босиком, загребая и шлепая по холодному белому песку. Перед каждым броском мы делаем четыре шага и когда бросаем, мир останавливается, не дыша. Броски у нас такие дальние, и такие точные, и такие нелепо красивые. Мы – само совершенство, гармония, юность, гибкость; мы быстроноги, как индейцы. На бегу я чувствую, как сокращаются мускулы, напрягаются хрящи, вздымается и опадает грудь, течет кровь – все работает, все функционирует безупречно; тело в своей наилучшей форме, разве что немного не хватает веса и видно несколько ребер, что, если подумать, может показаться Тофу странным, анемичным, может напугать его, может напомнить о том, как терял вес отец, как его ноги, когда той осенью он сидел в костюме за завтраком, когда отказался от химиотерапии, но все еще ходил на работу, как его ноги под фланелевыми брюками начали походить на дюбели, да, под этими серыми фланелевыми брюками, теперь висящими мешком. Надо подкачаться. Можно пойти в тренажерный зал. Или достать тренажер, по крайней мере несколько гирь и гантелей. Я должен продемонстрировать Тофу тело, исполненное мужественности, безупречное. Я должен быть воплощением здоровья и силы, внушать доверие, гнать сомнения. Я должен быть несокрушим – машиной, совершенной гребаной машиной. Буду ходить в зал. Начну бегать.

Мы бросаем фрисби так далеко, как никто другой. Сначала тарелка взлетает выше, чем у кого-либо раньше, и застывает так, что в голубизне неба остаются лишь полированная фара солнца да крошечный белый диск, а потом она устремляется дальше – туда, куда прежде никто не добрасывал, – в нашем распоряжении мили и мили пляжа, от одного утеса до другого, и вокруг тысячи людей, которые могут ее поймать. Траектория полета – вот что важно; нам известно, что дальность зависит как от скорости, так и от угла броска, – хоть из кожи вон вылези, но брось тарелку по правильной траектории, ровно и прямо, вверх, но не слишком высоко и не слишком низко, потому что, если запустить под правильным углом, ее инерция вдвое увеличит полет, вторая половина – спуск. Так что вам надо обеспечить только половину ее полета, инерция же обеспечит вторую половину. Когда скорость все уменьшается и в конце концов иссякает, то тарелка опускается, словно на парашюте, и тут надо сделать рывок, пробежать под ней; ноги оставляют глубокие следы на мокром песке, и тарелка падает нам в руки, потому что мы уже на месте.

Мы выглядим профессионалами, как если бы уже долгие годы играли вместе. Грудастые женщины останавливаются и смотрят на нас. Пожилые граждане сидят и в изумлении покачивают головами. Верующие опускаются на колени. Никто не видел раньше ничего подобного.

III.

Список врагов растет быстро, неудержимо. В нем люди, которые стоят у нас на пути, не воспринимают нас всерьез, не зная или не желая знать, кто мы такие, что с нами случилось. Хитрожопый малый, что продал Тофу дешевый замок для велосипеда – нового велосипеда, который мы подарили ему на день рождения, перед отъездом из Чикаго; я хотел разобраться с этим типом – он уверял, что это лучший из всех замков, какие имеются у них в магазине, «надежнее не бывает, не парься» – а через неделю велосипед украли. Идиот-водитель фургона, въехавший сзади в нашу маленькую «хонду» прямо на светофоре в центре Беркли, и я тут же представил, что будет дальше: этот монстр продолжает двигаться вперед, сминает багажник, раздавливает Тофа, я ничего не могу поделать, только смотрю… И еще что-то надо делать с (или против) костлявой злой теткой в метро – волосы у нее были так туго стянуты на затылке, что голова похожа на луковицу, разрезанную пополам, – она сидела напротив и упорно смотрела на нас поверх книги, смотрела неодобрительно, главным образом на мои ноги, которые я положил на колени Тофа, – словно бы я педофил… А секретарша в школе, что с укором смотрела на меня, когда Тоф опаздывал к началу занятий… И еще одна тетка – наша соседка с противоположной стороны улицы, неопрятная женщина с пухлым сынком, отрывающаяся от работы в саду и глазеющая на нас всякий раз, как мы выходим из дома. И владельцы арендуемого нами дома на склоне холма в Беркли, не возвращающие нам залог, потому что, по их мнению, мы перепортили буквально все в доме. А более всего – все эти люди, связанные с недвижимостью. Жестокие, мерзкие недочеловеки. Засранцы, каких свет не видел.

– Где вы работаете?

– Я еще не нашел работу.

– Вы учитесь?

– Нет.

– А это ваш… сын?

– Брат.

– Ага. Ясно. Мы дадим вам знать.

Мы не знали, где найти пристанище. У новой школы Тофа не было своих автобусов, так что с самого начала стало ясно что, где бы мы ни поселились, мне придется самому отвозить и забирать его. В конце июля, когда встал вопрос о жилье на осень, мы раскинули сеть предельно широко, рассматривая, по крайней мере вначале, едва ли не каждый район в Беркли, Олбэни и Окленде. Подсчитав свои возможности: мой доход – полагая, что когда-то он станет реальностью, – и социальную страховку Тофа – ему полагается ежемесячная сумма, примерно равная той, что тратили бы на него родители, – мы поняли, по карману нам примерно 1000 долларов в месяц, и начали поиски.

Мы были поражены мрачной реальностью нашей новой жизни. Не будет больше ни холмов, ни видов – тот съемный дом был странной случайностью. У нас не будет ни гаража, ни стиральной машины, ни сушилки, ни посудомоечной машины, ни измельчителя отходов, ни шкафов, ни ванной. В некоторых домах, что нам показывали, не было даже дверей в спальнях. Я чувствовал себя ужасно, чувствовал личную ответственность; я начал смотреть дома без Тофа, чтобы избавить его от мучений. Мы чувствовали упадок. В Чикаго у нас был дом – просторный дом с четырьмя спальнями и двором – за домом ручей, огромные столетние деревья, невысокий холм, рощи. Потом появилось съемное жилье – золотой дом на холмах, весь из стекла и света, с видом на всё – горы, океан, мосты. А теперь, отчасти из-за раскола в нашей коммуне, – Кэти не хочет жить вместе со всеми нами, Кирстен и мне надо немного пожить по отдельности, мы с Бет, как любые взрослые брат и сестра, имеющие за спиной какую-никакую историю совместной жизни, отдаем себе отчет в том, что если и впредь останемся под одной крышей, кого-то из нас найдут в крови и с увечьями, – нам придется мириться с иными, куда более скромными условиями существования. Бет будет жить одна, Кирстен снимет комнату на пару с кем-то, кого нашла по газетному объявлению, мы с Тофом подыщем себе двухкомнатную квартирку недалеко, но не слишком близко, от кого-нибудь из них или от обеих.

Мне хотелось пожить в лофте. Много лет я представлял свое первое жилье после окончания колледжа – огромное пространство, высокие потолки, потрескавшаяся краска на стенах, кирпичная кладка, водопроводные трубы и батареи – большое открытое пространство, где бы я рисовал, расставлял огромные холсты, разбрасывал всякое барахло, может, повесил бы баскетбольное кольцо, залил льдом крохотную хоккейную площадку. Лофт должен быть у Залива, парка, станции метро, продуктового магазина и всего такого. Я позвонил по объявлениям в Окленде.

– И как сам район? – задавал я вопрос.

– Да, честно говоря, так себе. Но на нашем участке есть ворота.

– Ворота? А как насчет парка?

– Парка?

– Ну да, со мной восьмилетний мальчик. Так есть там какой-нибудь парк неподалеку?

– Ой, пожалуйста, ну, о чем вы вообще?

Даже когда мы смирились с перспективой одноэтажного дома с двумя спальнями на равнине, люди были к нам недобры и неприветливы. Я-то ожидал распростертых объятий, благодарности за то, что мы – трагические посланцы Господа Бога – спустились с небес, чтобы поселиться в этих жалких домишках. А нас встречают с чем-то очень похожим на равнодушие.

В самом начале поисков мы наткнулись на предложение – Северный Беркли, две спальни, двор – и позвонили; собеседник откликнулся с полным энтузиазмом, определенно без злобности в голосе. И вот теплым солнечным днем мы поехали к нему. Добравшись, вышли из своей маленькой красной машины, направились к входу; он ждал нас на крыльце, и вид у него был явно растерянный.

– Это и есть ваш брат?

– Да.

– Та-а-ак, – с трудом выговорил он, как если бы «а-а-а» было яйцом, которое он вытаскивал изо рта. – Понимаете ли, я думал, вы оба постарше. Вам сколько лет, ребята?

– Мне двадцать два. Ему девять.

– Но в своей заявке вы указали, что у него есть свой доход. Не понимаю, как это может быть.

Я объяснил ему, как работает система социального страхования. И про наследство рассказал. Я держался непринужденно, подчеркивая, что мы прекрасно понимаем некоторую необычность ситуации, но теперь, раз все уже прояснилось…

Он склонил голову набок, скрестил на груди руки. Мы все еще стояли на подъездной дорожке. В дом нас не пригласили.

– Слушайте, ребята, не хочу тратить ваше время. На самом деле я ищу супружескую пару, желательно пожилую.

<< 1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 >>
На страницу:
18 из 21

Другие электронные книги автора Дэйв Эггерс

Другие аудиокниги автора Дэйв Эггерс