Кровь как лимонад

– Хотела сказать, что сожалею о том, что… В общем, как все получилось. Наверное, я вела себя неправильно.

Сожаления, по мнению Жеки, – самая дерьмовая вещь на свете. Толку в них никакого. Вернуть и исправить ничего нельзя, иначе все были бы святыми. Если что-то сделал, стой на своем до конца. По крайней мере вслух. Но сейчас перед ним извинялась (и вроде искренне – так хотелось в это верить) девушка, которая ему нравилась. Очень нравилась. Поэтому он попробовал вытряхнуть из памяти ее высокомерие, спрятал поглубже сопротивляющуюся этому иронию и просто сказал:

– Да все нормально.

Говорят же, что нужно чем-то жертвовать во имя отношений. Вот он и жертвует.

– Спасибо, – раздалось в ответ. – Ты вчера предлагал встретиться?

– Я и сейчас готов, – хрипло прокаркал Жека.

Да что у него с голосом? Добавил:

– Но ты говорила, что сегодня работаешь допоздна.

– Мне кажется, или ты простыл? – спросила Настя.

Жека убрал айфон от лица и попробовал прокашляться.

– Алло? Женя?

– Да, я тут, – его голос вернулся к нему. – Ты уже освободилась?

– Почти, – на другом конце связи Настя засмеялась. – Нагрузила подчиненных, так что вечер свободен.

– У меня тоже.

– Может, сходим поужинать куда-нибудь?

– Хорошая идея. Я как раз весь день не ел. Будто чувствовал, что ты позвонишь.

– На самом деле, – опять засмеялась Настя, – позвонить тебе я решила буквально только что.

– Я читал, что импульсивные поступки – самые правильные… Ты где сейчас?

– В районе Сенной. Освобожусь минут через двадцать.

– Отлично, я на колесах и тоже в центре. Сейчас тут кое-что доделаю – и готов. Если подъеду через полчаса?..

– Давай.

Они договорились о месте встречи.

Когда Жека нажал «отбой» и кинул трубку на соседнее сиденье, ему показалось, что он выиграл в лотерею. После вчерашнего не особо удачного знакомства на вечеринке у Марго ему казалось, что надо навсегда выкинуть из головы эту девушку. Но фраза «даже нечего и пытаться» относилась ко всем его попыткам избирательной амнезии. Эта Настя откусила от него кусок. Он по-глупому влюбился. И что было делать? Но теперь она сама позвонила ему, и они идут ужинать – вдвоем, без большой шумной компании. Получается, у них вроде как свидание.

Опомнившись, Жека увидел, что едва не проехал дальше, чем нужно. Включив поворотники и пропустив машину по встречке, он свернул под длинную арку, соединявшую две стены из красного рябого кирпича, и остановился у опущенного шлагбаума на пятачке, освещенном пятисотваттным галогеновым прожектором. Из будки по ту сторону «границы» вышел немолодой охранник и вопросительно посмотрел на Жеку. Тот опустил стекло и назвал фирму, в которую ехал. Охранник кивнул, выдал Жеке бумажный пропуск (его на выезде следовало вернуть с печатью названной организации) и поднял шлагбаум.

Со скоростью пять километров в час – ехать быстрее мешали остатки асфальтовой дороги – Жека въехал на площади, ранее занимаемые заводом резиновых изделий «Красный треугольник».

Сумеречная даже в солнечный полдень территория, ограниченная Обводным каналом с грязной стоячей водой, Старо-Петергофским проспектом и улицей Розенштейна (Жека называл ее улицей Розенкранца – Гильденстерна), дома на которой выглядели как сломанные зубы в гнилом рту города. Кирпичные, с осыпающимися углами, со слепыми окнами без стекол заводские корпуса – идеальная декорация для съемок фильма про Сталинградскую битву. Обвалившиеся эстакады. Высокие трубы, царапающие облака. Площади умершего завода сдавались в аренду – склады, офисы сомнительных организаций, какой-то токарный цех. Обесточенные, с протекающими в дождь потолками и подвалами, полными крыс, полуразрушенные здания по окраинам населяли кланы нелегалов из Средней Азии, с которых кормились регулярно заезжающие сюда копы. Один раз Жека увидел тут грязного пацана-таджика, пасущего двух чахлых баранов между ржавыми рельсами заросших железнодорожных путей. Столбы и стены по всей территории были обклеены листовками с координатами агентств, оказывающих помощь мигрантам, а в бывшем цехе по изготовлению лент для транспортеров устроили нечто среднее между столовой, интернет-кафе, отделением «Western Union» и прачечной. Джентрификация наоборот оттенка среднеазиатского загара.

У покрашенных серой грунтовкой ворот с торца бывшего технопарка Жека остановил «лексус». Посигналил. Через полминуты ворота приоткрылись, из них выглянул Эргаш, вгляделся в салон, узнал и открыл ворота. Жека заехал в бокс, в котором, освещенные пятью или шестью парами ламп дневного света, стояли два «немца» – новенький C-класса «мерс» серебристого цвета и повидавший на своем веку «опель астра» хетчбэк. Капот «мерса» был поднят, возле него копошились узбеки в промасленных робах. Они оглянулись на Жеку, одарили его грязно-желтыми улыбками и вернулись к работе. «Жестоковыйные племена! Все меню – баранина и конина. Бороды и ковры, гортанные имена, глаза, отродясь не видевшие ни моря, ни пианино», – вспомнилось Жеке.

– Ставь сюда, – скомандовал Эргаш, молодой, лет двадцати, племянник бригадира.

Он протянул вышедшему из «лексуса» Жеке руку.

– Салом.

– Держи ключи, – Жека без энтузиазма пожал ладонь, в которую намертво въелась черная грязь.

– Хорошо, да? – кивнул Эргаш. – Как дела? Как все прошло?

– Отлично. Где Темир?

– Сейчас будет. Решает вопросы, да? Подожди немного.

Жека подошел к «опелю», открыл дверь и поискал взглядом ключи. Они торчали в замке зажигания.

– Залили тормозной жидкости, – пояснил Эргаш, – теперь все будет в порядке.

– Спасибо.

– Не вопрос, слушай. Обращайся, если надо.

– Ты тоже.

В щель между разошедшимися створками ворот с улицы проскользнул Темир. В длинном черном халате и с расшитой золотом тюбетейкой на голове, с окладистой бородой с проседью бригадир походил не то на Ходжу Насреддина, не то на звездочета, торчащего на олдскульной «рэпчине». Последнее – из-за белых дутых кроссовок в стиле восьмидесятых, купленных на ближайшем вещевом рынке. Увидев его, бригадир широко улыбнулся, сверкнув золотом во рту, и приветственно развел в стороны руки.

– Здравствуй, дорогой. Кушать хочешь? Чаю сейчас заварим.

– Спасибо-спасибо, Темир-ака, – поблагодарил Жека. – Очень тороплюсь. Извини, в другой раз.

– Куда все торопишься, Жека-джан?

– К девушке, на свидание… Будешь принимать машину?

– Конечно, – Темир погладил бороду. – Сам знаешь, первым делом – самолеты…

Они втроем (Эргаш следовал за ними как тень) обошли «лексус». Темир внимательно, словно покупал коня, сокола или слона – кто там у них в качестве домашних животных? – разглядывал автомобиль на предмет царапин и вмятин.

– Хороший «лексик». Молодцы япошки, – сказал Темир, ведя ладонью по крылу автомобиля, как по щеке женщины. – Работают на совесть, – и с улыбкой взглянул на Жеку. – Что в салоне? Больше не срался, Жека-джан?

Жеку бросило в краску.

– Всё в порядке, дорогой, – по-хитрому усмехнулся бригадир и достал из халата телефон. – Позвоню Аббасу. А ты езжай, раз торопишься, – и протянул ему руку с массивной золотой печаткой на пальце. – Точно не хочешь чая?

Шел бы он подальше со своими и чаем, и шуточками, подумал Жека, усаживаясь в свою машину. Он повернул ключ зажигания.