Волчья ночь. Сборник рассказов

Огляделся. Зимовье небольшое, приземистое, но какое-то… аккуратное. Светлые сосновые бревна, ладная крыша, крепкая дверь, рядом костровище с теплящимся костерком и стол с лавками. Чуть в стороне банька небольшая. Как-то здесь очень уютно. Бывает так: придешь к кому-то в дом, и уйти хочется – неуютно, и все тут. А бывает и наоборот. Вроде и нет ничего особенного, но тепло на душе становится. Здесь именно так и было.

Дед Матвей тем временем вышел из зимовья, неся в одной руке закопченный котелок, а в другой большую глубокую чашку, скорее даже тазик, в котором лежали несколько картофелин, луковица и кусок сала.

Я поднялся, подхватил рюкзак и шагнул к нему, с радостью ощущая под босыми ногами мягкую траву. И даже небольшие и каменно твердые сосновые и еловые шишки не заставят меня обуться, хоть и больно на них наступать.

Поставив рюкзак на лавку, достал из него банку тушенки, добрую краюху хлеба, пачку печенья. Дед Матвей только глянул искоса и принялся ловко чистить картошку. Я принялся за лук. Почистил, быстро нашинковал, потом вскрыл банку тушенки…

Вкуснющая похлебка уже доваривалась, когда дед Матвей принялся за расспросы – кто таков, откуда да куда…

Так за разговорами дождались наконец еды. Запах над полянкой витал умопомрачительный, и я уже готов был свои сапоги сжевать. Шел с утра, только чаю попив, а дело уже к полднику, так что…

Сели. Дед Матвей половником разлил наваристую похлебку по глубоким мискам, выставил на стол чашку с малосольными огурчиками и кулек с перцем. Заметив мое удивление, объяснил:

– Давеча в деревне был, так присолил малость.

Я свою порцию прикончил почти моментально, а дед ел вдумчиво, дуя на ложку и подолгу пережевывая. Заметив, что я уже расправился с похлебкой, кивнул на котелок – добавки, мол, налей, коли желаешь. Я желал. И вторую порцию ел уже так же, как дед Матвей. На костре тем временем закипел котелок. Дед оторвался от еды, забросил в бурлящую воду травки с чаем да несколько ягод дикой малины. Ух какой аромат поплыл над полянкой! Дед же, доев, выставил на стол банку земляничного варенья. Тут и печенье ко двору пришлось. Давненько я так вкусно не чаевничал!

…Посидели, пошвыркали горячим чаем вприкуску с комарами, коих крутилось вокруг нас великое множество. Потом дед Матвей поднялся, отправившись отмывать посуду. Я сунулся было помочь, но он махнул рукой – сиди, мол. Тогда я взялся за топор – хоть как-то отблагодарить деда за гостеприимство. Топор легкий, ухватистый. Топорище за долгие годы отполировано жесткими ладонями хозяина и ложится в руку как влитое.

Взмах – и расколотая чурка разлетается в стороны двумя аккуратными полешками, белеющими расщепленным нутром. Взмах за взмахом. Я вообще люблю дрова колоть. Отключается голова от всех и всяческих мыслей, и если топором работать умеешь, то и усталости не бывает почти. Переколол оставшуюся горку чурок да принялся поленья складывать. Присел на корточки, на сгиб руки накидал горку поленьев и понес к поленнице, вдоль стены на солнышке пристроившейся под небольшим навесом. Зимой такие дрова хорошо горят, жарко в гудящей печке.

Дед Матвей, на такое мое самоуправство глядя, лишь хмыкнул и отправился растапливать баньку. И вскоре над невысокой железной трубой закурился тонкий синеватый дымок. Я обрадовался. После двух дней прогулок по осенней тайге попариться в баньке – первое дело. А дед Матвей производит впечатление человека, банное дело знающего. Наверняка и веников у него набор, да и травок он запарит нужных. Но до бани еще далеко – пока она жар наберет…

Я подумал, подумал да и отправился в тайгу, грибов поискать да и просто отдышаться. Самая пора сейчас опята заготавливать, так что глядишь и набреду на хороший пень…

Тайга дышит полной грудью, торопясь поймать последние солнечные деньки перед долгим ненастьем. Сосны поскрипывают на легком ветерке, качающем их пушистые кроны, в воздухе летают невесомые паутинки, поблескивая в солнечном свете. Воздух напоен густым пряным запахом хвои и грибов, тонким ароматом увядания и трепетным ожиданием сна. Тихо и спокойно в тайге.

Толстый слой прелой хвои пружинит под ногами, заставляя шагать и шагать. Ружье привычно оттягивает плечо, уши ловят каждый звук – рябчиков в этих местах много, посвист слышен тут и там…

Спустился в небольшой распадок – тут тень и сырость, и пахнет совсем по-другому. Вокруг стоят рябинки вперемешку с осинами и березами, там и тут торчат колючие хмурые елки.

И на склоне, освещаемое мягкими солнечными лучами, лежит мшистое бревнышко, сплошь поросшее опятами.

Ух ты как! Щедра тайга, изобильна. Ну что ж, будем резать.

С опятами управился минут за двадцать, плотно набив заплечный мешок, да и отправился к зимовью. Вокруг постепенно темнело – осенний день недолог.

На подходе к зимовью меня вновь встретил дедов пес. Обнюхал мешок с опятами, качнул кончиком пушистого хвоста колечком и припустил назад. И то ладно.

Дед Матвей строгал что-то, сидя на лавке у стола и отбрасывая стружку в костер. Подошел, поставил мешок с опятами на землю. Дед глянул на мешок, потом на меня:

– Добрый запас. Сушить будешь?

– Это я не знаю, чего вы с грибами делать станете, – я тут же открестился от дальнейшей судьбы собранных опят, – вам в зиму пригодятся поди.

– Гм, – дед пожевал губами, затем отложил нож, поднялся легко. Подхватил мешок, перевернул чуть поодаль, на солнышке, разворошив грибы рукой. Густой запах опят разнесся над поляной.

– Пусть пока обсохнут чуть, на ночь приберу, а завтра на солнышке и дойдут. А пока расскажи-ка мне, какие у тебя на завтра дела?

– Да особенных планов не было. Побродить по тайге, рябчика поискать. Может на озерцо выйти на вечернюю зорьку, утку покараулить.

Дед кивнул:

– Дело доброе. Самый сезон счас. Озерко тут есть неподалеку, верно. И утка там садится часто. Давеча хороший табунок крякаша там видел. А скажи-ка мне еще – пули есть у тебя? Или картечь?

– На утку? – не понял я вопроса.

Дед засмеялся раскатисто, утирая слезы рукой:

– Ну ты даешь, охотник. Утку кто же картечью берет? Лучше уж майкой драной загонять, и то толку больше будет…

Отсмеявшись, сказал уже серьезно:

– Медведя тут много, нешто следов не видал?

– Видал, как не видать. Есть и пуля, и картечь. В одном стволе завсегда держу, – я невольно начал говорить в его диковинной манере, сам того не замечая.

Дед вскинулся:

– На предохранитель ставишь хоть?

– Конечно, – я даже возмутился слегка. Но потом язык прикусил – дед Матвей хотя бы в силу возраста меня поучать может. А мое дело на ус мотать да помалкивать.

Дед же, усмехнувшись, продолжил:

– А то был у меня друг, царствие ему небесное. Шибко любил с ружьем побродить. Хорошее у него ружье было, бой точный. Вот только одна беда – предохранитель не работал совсем. Я ему сто раз говорил починить, а он все отнекивался. Как-то по зиме зацепил курком за ветку… или что там у него вышло, не знаю. Да только когда нашли его, была у него нога прострелена и артерия пробита. За пару минут ушел. Так что…

Помолчали. Что говорить? И так ясно все.

А потом была баня. В маленькой парной был устроен всего один полок, в углу примостилась старая чугунная печь, обложенная окатышами. В маленькое окошко едва-едва пробивался предвечерний свет. Пахло травами, дубом и мылом. На печке стояло ведро с кипятком, в котором отмокал дубовый веник. Париться вдвоем здесь бы не получилось – очень тесно.

Дед предложил пойти мне первому:

– После меня у тебя уши в трубочку свернутся. Очень я жар люблю.

Я в общем тоже жара не чураюсь, но спорить с хозяином не стал. Сказали первым идти – иду.

Попарился от души, нагоняя в уставшее за день тело дубовый дух. Поддавал на камешки, окунаясь в горячий пар, хлестал себя веником, обливался ледяной водой…

Напарившись, выскочил из бани – хорошо! Вечерняя прохлада обняла со всех сторон, остужая и освежая. Дед сидел на лавке, ворошил палкой угли в костре. Рядом стоял котелок, из которого он мне немедля и налил полную кружку горячего, пахнущего смородиной, чая. Придвинул банку с вареньем, усмехнулся по-доброму, глядя на мое красное лицо, и ушел париться сам…

А я остался пить чай. Стемнело, и комары принялись за меня с новой силой. Но меня комарами не напугать, я стойкий. Вызвездило, обещая завтра ясный день Из тайги доносились тихие шорохи, над головой проносились летучие мыши, мелькая стремительными силуэтами. Кобелек свернулся калачиком у костра и сонно глядел в огонь.

Дед Матвей появился из бани не скоро, раскрасневшийся и довольный. Подсел к столу, принял от меня кружку с чаем, сделал глоток, блаженно выдохнув. Посмотрел на меня внимательно:

– Деня, а давай завтра вместе на утку сходим. На утреннюю. А потом я в обход, а ты гуляй себе.

– В какой такой обход? – удивился я.