Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне

Уже второй немецкий труп упокоился под платформой, а валенки Вострецова уже мелькали в кустах. Кудрин перевёл дух, наблюдая, как смело разобрался Зорин с патрульным. По его сигналу, по шевелению ветки кустарника, двое разведчиков отодвинули тормозные башмаки от колёс дрезины и толкнули ту по направлению к платформе. Колёса гулко загремели по рельсам.

Тяжёлая пятитонная махина катилась по направлению к платформе. Алексей наблюдал заврожённо за её движением, вцепившись в поручни. А со стороны уже раздавались выстрелы, – немцы различили тёмный силуэт катящейся тележки и подняли тревогу. Но остановить её уже не представлялось возможным.

«Сейчас, ещё немного,» мысленно приказывал сам себе разведчик. Вот места закладки осталось пять столбиков разметки, уже четыре…

Когда тележка поравнялась с третьим, Алексей спустился с платформы и прыжками перемахнул через пути. Скатился по насыпи в глубокий сугроб, полз, разрыхляя мягкий снег. Забивались ноздри, глаза, шапка съехала набок, – Зорин поправил торопливо, та оказалась на затылке.

Зарывшись в снег, под небольшую ель, принялся яростно скидывать с себя шинель, путаясь в рукавах. Скрежет колёс, наехавших на мину, был слышен по всей округе.

Вспышка огня взиманий мгле озарила чащу, грохот потряс платформу. Ударной волной колёсные пары подкинуло и выбросило к воротам склада. Само основание тележки вгрызлось в торец платформы стальным монолитом. Стёкла на складе разбило взрывной волной, щебень, летевший с насыпи, сбил единственный висевший навесной фонарь. В местах крепления поручней вывернуты бетонные плиты, а сами поручни искорёжены.

На месте закладки взрывчатки образовалась воронка глубиной метра в полтора, изогнутые кверху рельсы и перебитые шпалы дополняли печальный пейзаж. Неудивительно, ведь такой заряд был рассчитан в среднем на полнокровный воинский эшелон. Серёга Вострецов пускал их под откос неоднократно.

Лёха ушёл незамеченным, несмотря на то, что к месту взрыва со всех сторон уже неслись патрульные. Он удовлетворённо улыбнулся, глядя на то, какой переполох умудрилась устроить разведка на таком, казалось бы, безопасном и хорошо охраняемом объекте.

Приложив ладонь к виску, изобразил на лице яростный оскал, процедил сквозь зубы:

– Служу Советскому Союзу… Знайте, фрицы, наших.

Перекатываясь с одного бока на другой, пополз к ребятам, засевшим в укрытии. Менее чем через десять минут после взрыва группа отправилась в обратный путь. Без потерь, нераскрытая, она выполнила свою боевую задачу.

Глава тринадцатая

Поводов для постоянного беспокойства у Емельяна было предостаточно. Вот уже трое пленных, постоянные доклады врагу да ожидание прибытия какого-нибудь ещё заплутавшего немецкого патруля. Но он всем своим поведением старался не подавать виду. Хотя его голову сверлила одна и та же неотступная мысль: «Когда же группа пойдёт обратно?». Тем более, что пребывание в засаде было омрачено одним неприятным инцидентом, – обер-лейтенанта пришлось пристрелить.

Во время выхода радиста на связь он раскусил весь смысл засады и попытался сорвать сеанс. За что сразу же и получил в ухо, но на этом не успокоился.

Сославшись на больные почки, фашист напросился в туалет. Но после того, как ему развязали руки, он подножкой сбил с ног Емельяна, шустро перекатился по полу в надежде добраться до лежащего в углу в углу оружия. Но то был уже жест обречённого, мало было взять оружие в руки, его предстояло ещё снять с предохранителя и перезарядить. У Панкрата под рукой же оно было всегда готово к действию. Немец рухнул, сражённый короткой очередью. Дамочка же сразу слёзно забилась в истерике, а Генриху выпала участь зарывать труп соратника в лесу.

Место выбрали за домиком поближе к небольшой ложбинке. Радист управился быстро под надзором Емельяна. Тот с ухмылкой наблюдал, как немец с натугой роет снег. Фриц почти уже выбился из сил, когда снег пополам с землёй наконец-таки засыпал полуоскалённое лицо жандарма.

Панкрат оставался наедине с дамочкой. Невольно он всё чаще и чаще стал обращать внимание на заплаканные серые глаза, миловидный рост, белесую прядь, торчавшую возле уха.

«Чисто ведьмочка. Красивая», со злостью заключил Панкрат.

Немка всё время молчала напуганная неизвестностью своего положения. Её никто не допрашивал, относясь к ней своего рода равнодушно. На вид ей можно было дать лет тридцать пять, лицо ещё выглядело молодо. Морщин почти не было кроме двух-трёх на лбу.

– Съешь вот, – протянул Панкрат сухарь, рассудив, что совсем не годится морить голодом пленного, вернее, пленную.

«Ещё и баб с собой тащат из Германии», думал Панкрат. «Интересно, кем она там у них служила?»

На данный озвученный вопрос тихо промямлила:

– Переводчиком. Ехали в деревню к хиви.

Словом «хиви» немцы называли всех тех, кто сотрудничал с ними: полицаев, старост, простых секретарей и работников управы. Что, впрочем, позволяло переводить их в категорию предателей.

Из дальнейшего допроса немка показала, что после посещения сельской управы они отправились в штаб дивизии, лейтенант в темноте забрёл на дом обходчика. Населенный пункт, из которого они выбирались, находился километрах в тридцати. Там располагались батальон пехоты и миномётная батарея.

Во время допроса Панкрат не отрывал глаз от её губ, невольно в голову закралась мысль: «А с этим обером она точно по службе каталась?»

– Вас что-то связывало с обер-лейтенантом, кроме службы? – в голосе Стрешнева слышались нотки ехидства.

– Как? Что? В каком смысле? – её щёки запылали жаром.

– В таком! Вы любовниками не был? – уже со злобой бросил Панкрат.

«Давно и не раз», про себя заключил Панкрат. Он достоверно знал, что у немцев в армии даже свои бордели есть, причём со строгим делением на офицерские и солдатские. «А у нас медсестрички да связистки. Да и то со штабными всё крутят».

Генриха после зарывания трупа опять связали и усадили рядом с немкой. Кинув на неё взгляд, взволновался:

– Что-то не так, фрау?

– Всё хорошо, – ответ был таким тихим, что Генрих еле различил.

– Не волнуйтесь, – с тайным упоённым восторгом начал убеждать её в спокойствии радист.– Если делать всё, что они скажут, то мы останемся в живых.

Фрау лишь хмыкнула в ответ на эту волнительную тираду, а Панкрат, внимательно следивший за разговором, лишь оскалился.

Немка не могла из-за волнения долго усидеть на месте, поджав ноги, раскачивалась взад-вперёд, словно маятник. Емельян начал уже с подозрением коситься в её сторону, а Панкрат так вообще предложил:

– Выведу-ка я её на улицу, а то засиделась в духоте.

Под тревожным взглядом Генрих он поднял немку и повёл на улицу. Радист попытался соскочить, выражая свою тревогу, но Злотников урезонил его:

– Ну-ка сядь!

Для убедительности лениво подняло ствол оружия, пришлось повиноваться.

За углом немка подавила рвотные позывы, прислонившись к косяку избушки. Руки то и дело нервно теребили воротник шинели. Наконец оторвалась от стены.

– Мне уже заметно стало лучше. Всё прошло.

Стрешнев выкинул истлевшую цигарку, спросил:

– Вы ничего особенного не везли с собой в машине, фрау?

– Отнюдь, ничего.

– Это мы сейчас проверим вместе.

Панкрат автоматом указывал на вездеход. Немка стрельнула на него глазами, в которых явственно читалась тревога, но подчинилась безропотно. Стремительными шагами направилась к автомобилю.

Емельян в это время растопил печь, протянул немцу разогретую тушёнку и сухари Прихлёбывая чай из кружки, увидел из окна, как две фигуры идут к машине.

«Куда это они», невольно задался вопросом.

Широким взмахом руки ефрейтор фельджандармерии распахнул дверцу вездехода. Передние сидения были пустыми, ни оружия, ни сумок. На задних валялись какие-то тряпки и массивная фляжка. «Места много», мелькнуло в голове у Панкрата.