СкинАрмия

Домой он вернулся около полуночи. На пороге дома его встречала растревоженная мать. Выглядела она не очень. Запавшие глаза, синяки под глазами, заострившейся в последние годы нос, поджатые в вечном нервном напряжении губы.

– Ты где шатался, Глеб? Я тебе сто раз звонила.

Он неспешно раздевался в тесной и неудобной прихожей и не отвечал на её упрёки, пока не снял ботинки.

– Мама, ну что со мной может случиться? Я же не малолетняя девочка.

– Откуда я знаю. Может на тебя напали, избили. А ты трубки не берёшь! – почти с истерической настойчивостью, надрывом, выкрикнула она.

– У меня мобильник на беззвучном режиме стоял. Я не слышал. Не переживай так, в случае чего – я могу за себя постоять.

Глеб не отличался богатырскими размерами перекаченного быка или устрашающей внешностью. Зато он любил спорт. Регулярно ходил на турники, летом бегал. А в школе, последние пять лет перед институтом, усиленно занимался кикбоксингом, и немного – самбо. Нельзя сказать, что у него здорово получалась и особых высот в этом суровом виде спорта он не добился. Уверенности в себе прибавилось, а страх перед драками ушёл на второй план. В последнее время, когда секция закрылась, да и ему самому не хотелось таскаться в школьный спортзал на занятия, он стал носить с собой шило (мать об этом ничего не знала, да и ей не следовало знать, иначе она стала бы беспокоиться ещё больше) на случай, если просто отбиться не удастся. Он не знал сможет ли его применить, даже если его жизни будет грозить не шуточная опасность. Решимость проверяется случаем, в подходящих обстоятельствах. И Глеб, можно сказать, хотел очутиться в подобной ситуации, проверить себя.

– Глеб, я волнуюсь за тебя. Ты у меня один остался, пойми. – Первое нервное напряжение схлынуло, и мать заговорила с сыном почти ласково.

– Всё понимаю. Я живой, невредимый, устал и иду спать. – Горести матери, его волновали постольку поскольку. Он не хотел её лишний раз расстраивать, но и прятаться за её юбкой до тридцати лет не собирался.

– Я тебе новое бельё постелила. Сходи сначала в душ.

– Хорошо.

Смыв с себя пыль городских дорог, он забрался в чистую постель, с наслаждением потянулся, повернулся на левый бок и через пять минут заснул. Перед тем, как провалиться в бездонный омут медленного сна, его сознание проскользнуло в предбанник сновидений -перед его мысленным взором вырос атлетически сложенный партиец в чёрной рубашке с мечом в руке, на миг его суровое лицо осветила белозубая улыбка, он замахал ему свободной рукой, делая широкие приглашающие жесты.

Глава 4

Прошло ещё десять дней, прежде чем он решился. Он несколько десятков раз посетил их сайт, всё обдумал, взвесил, оставалось принять решение. Так называемая Партия Русского Народа была выстроена идеологически правильно. Любовь к Родине, гордость достижениями и историей своего народа, вера в будущее, понятные цели, пути их достижения, оправданные временем умеренные политические амбиции. Никакого излишнего пафоса или патологической ненависти. По телефону Глеб узнал, где находится их офис, логово, дом: можно назвать место концентрации партийного актива по-разному, главное, что их открытые для всех и каждого любопытствующего собрания проходили два раза в неделю, а после них можно было написать заявление о приёме в организацию. Или не написать. Никого насильно на аркане в партию не тащили. Не хочешь – не надо, иди своей дорогой. Всё это, только в других выражениях, ему довольно вежливо объяснил мужской голос, гудящий приятным баритоном на другом конце трубке.

Наступил понедельник, день, когда проходило собрание и после занятий в институте Глеб, внутренне волнуясь, пошёл в партию. Пока при помощи московской подземки добирался до офиса ПРН, Глеб Царёв, чтобы как-то снять понятное всем тем, кто хоть раз решался круто изменить свою жизнь, волнение, слушал сборник песен одной весьма интересной группы. Вообще-то он любил старую рок-музыку, ещё советского разлива, но под сегодняшнее его перевозбуждённое состояние она не подходила совсем. Сейчас ему требовалось нечто более агрессивное. Под эти требования идеально подстроились песни группы «Авеста». Их главный хит он поставил первым. Вложил в уши наушники, соединённые проводком с телефоном, и стал слушать свой индивидуальный, хорошо настраивающий на определённый решительный лад, концерт.

Увеличивая скорость на повороте

Ангел в городе, ангел в полёте

Сегодня иероглифами на асфальте

Призывы к народу – скорее вставайте!

Бритое царство лязгает траками

Земля героев алеет маками

Едет к нам в гости новое время

Разбрасывая вокруг арийское семя

Полосы в небе красной зари

На службу имя себе призови

Улыбаясь, шагая по черепам

Ангел надежду подарит нам

Забытого прошлого зыбкая муть

Не позволяет забыть правдивую суть

Империя наша не за горами

Мы построим её кулаками

Исполниться детская наша мечта

В глазах его бездна говорит тебе да

Увеличивая скорость на повороте

Ангел в городе, ангел в полёте

Базировалась патриотическая организация недалеко от центра, на Красной Пресне. Там, на первом этаже одного из жилых домов, построенных из желтого кирпича в начале семидесятых годов прошлого века, за белыми жалюзи и скрывалось временное пристанище людей, увлечённых одной идеей.

Дверь в офис оказалась открытой. Никто не охранял вход, никаких, как воображалось нервничающему Глебу, мрачных мордоворотов охранников-часовых не встречало его на пороге. Пройдя тёмный предбанник, Глеб толкнул ещё одну дверь, на этот раз железную. – «Странно, обычно входную дверь делают из железа, а здесь наоборот. К чему бы это? Интересно». – Он толкнул её. Сердце, тем временем, выдало рекордные 160 ударов в минуту с места, скачком. Глеб, задохнувшись, сделал шаг в свет. Его встретила белая, хорошо освещённая комната. В дальнем конце, несколько слева, стоял громоздкий письменный стол, за которым сидел хмурый тип в бейсболке. Он был плохо выбрит и на происходящее в комнате не обращал никакого внимания, а уткнувшись в монитор компьютера что-то увлечённо рассматривал. Рядом с ним, справа, стоял телефон. – «Наверное, я с ним сегодня разговаривал», – догадался Глеб.

Кроме дежурного в комнате присутствовали ещё человек восемь. Все сплошь колоритные персонажи. Кто-то обрит наголо, у кого-то бандитская рожа в шрамах, а пара парней совсем молодые, возраста первой молочной (половой) зрелости, и один из этих пионеров прочно ассоциировался со стихами: именно такое одухотворённое, романтическое и правильно красивое лицо должен был иметь прирождённый поэт. Ребята, разбившись на пары и тройки, мирно беседовали и тоже на потенциального новичка не обращали никакого внимания.

Глеб, внутренне подобравшись, крепко уверенно ступая по блестящим коричневым плиткам пола, подошёл к столу. Не повышая, но и излишне не приглушая голоса, проговорил:

– Здравствуйте.

– Салют, – не отрывая взгляда от экрана, промямлил дежурный.

– Я хочу записаться в партию.

Детина в бейсболке наклонился как-то боком, пошурудил в ящике стола и молча протянул Глебу два листа бумаги. Взяв их в руки, он прочитал заглавие первого листа – «Анкета»; в заглавии второго документа значилось – «Заявление кандидата в действительные члены партии». Потом, дежурный поднял глаза, ухмыльнулся, и дал отполированный многими повторениями совет:

– Присмотритесь пока. Через пять минут начнётся собрание: послушайте, подумайте, а там и решение примите.

– Что, неужели так страшно? – в тон дежурному, показав зубы, спросил Глеб.

– Сам увидишь, – переходя на ты, торопливо произнёс дежурный и, как по команде, вскочил с места, уставившись неломким взглядом на входную дверь.

Глеб повернулся и посмотрел на что это дежурный уставился. В офис зашёл человек небольшого роста, в сопровождении ещё трёх запоминающихся с первого взгляда личностей. Маленький человек производил впечатление лидера, бурлящего первородной энергией харизмы, двигался чрезвычайно бодро, по сторонам не глядел и моментом проследовал вглубь помещения, пройдя по коридору, отходящему от приёмной комнаты в левую сторону. Лицо его напоминало неподвижную маску, через прорези век излучающее сверкающий огненными молниями, оценивающий окружающее пространство, острый взгляд. Череп, смятый по бокам, какой-то неестественно узкий, лицо с вертикальными линиями глубоких морщин, больше похожими на шрамы, на щеках. Лоб, выдающийся вперёд, нависающий над остальными чертами лица, доминирующий над ними, защищающей тенью светлые, прозрачные, выкаченные глаза. Загнутые скобы губ сжаты в белую линию, подбородок волевой, заострённый прямоугольник. От природы чёрные волосы уже начинали благородно седеть, покрываясь серебряной патиной, а залысины клиньями глубоко въелись в когда-то пышную шевелюру, придавая лбу дополнительное продолжение. Кожа бледная, но не молочная, а такая как у людей, давно не бывавших на солнце. Одет он был скромно: недорогой тёмный костюм, синяя рубашка с непривычно высоким воротничком, полностью скрывавшим горло, прекрасно начищенные ботинки коричневой кожи. Через руку у него было перекинуто чёрное пальто. На фоне вещей без особых претензий, бросались в глаза золотые запонки, которые украшали тёмно-жёлтые, изнутри жарко горящие солнцем, драгоценные камни.

Глеб узнал этого мужчину. Это был вождь, тот самый, которого он пару раз видел по телевизору и чьи фотографии, в основном, в окружении преданных соратников он совсем недавно, вчера, рассматривал на сайте организации ПРН. Вождь – Мухин Игорь Вальдемарович, прошёл, а за ним потянулись и все остальные. Глеб последовал общему примеру, и небольшая толпа партийцев внесла его в большую комнату (зал), специально приспособленную под проведение собраний. Там рядами стояли стулья, и большая их часть уже оказалась занята заблаговременно позаботившимися о местах молодыми партийцами. Оказывается, не все развлекались разговорами в приёмной, большинство партийцев предпочитали ждать вождя в зале. Среди них, сидящих здесь, преобладали бритые товарищи. Многие выглядели откровенно по правому – рубашки (у некоторых в клетку) светлосиние, голубые джинсы (предпочтение здесь отдавалось западным фирмам «Левис», «Вранглер» и подобным), подтяжки, ну и традиционные тяжёлые ботинки рабочего класса Англии (родоначальницы современного скин-движения) «Гриндерсы», а ещё «Доктор Мартинс» и просто безымянные говнодавы. Но присутствовали на собрании, наряду с многочисленной прослойкой партийной молодёжи, придерживающейся военного стиля в одежде и редких гостей любителей тяжёлой музыки, одетых в кожу и красочные майки, испещрённые знаками смерти, и вполне цивильные граждане в костюмах, свитерах и просто футболках.

На противоположном конце зала, куда были устремлены взгляды всех присутствующих, на возвышении полукруглой площадки, стоял круглый стол, покрытый бордовым бархатным сукном, и четыре стула – два около стены, два придвинуты к самому столу. За возвышением висел самый настоящий фиолетовый занавес.

Глебу повезло, и ему досталось одно из последних мест, в последнем ряду, рядом с центральным проходом. Он посчитал – всего было шесть рядов, по пять стульев справа и слева от прохода. Зал тихонько гудел, партийцы переговаривались между собой вполголоса. – «БЗУУУ ШШШ БЗУЖУУУ». – Создавалось впечатление погружения в центр пчелиного улья, занятого своей обыденной, ежедневной работой. Но этот казавшийся нескончаемым жужжащий гул сразу стих, умолк, лишь только занавес заколыхался и на имитацию сцены для проведения несуществующих спектаклей вышел вождь. Он застыл на самом краю сценки так, что носки его ботинок оказались на три сантиметра впереди опоры возвышения. За ним вышли три его давешних спутника и сели на стулья позади него, словно прикрывая ему спину от неожиданного, но вполне возможного нападения.