Memento Finis: Демон Храма

– Руслан, прошу, не критикуйте меня. Я лишь воспроизвожу, как могу, – заметьте, по вашей просьбе – логику мысли нашего общего знакомого – Вячеслава Полуянова. Моё отношение ко всем этим идеям было и остаётся абсолютно скептическое. Но, чтобы не лишать Славу поддерживающей мистической аргументации, я готов показать вам ещё некоторые выдержки из одной книжки.

Ракицкий поднялся с кресла, подошёл к книжному шкафу и через минуту поиска достал из него небольшую книжку.

– Обратите внимание на эти строки, – сказал он и показал пальцем на строки открытой страницы.

«Легенда о Камне, – прочитал я название и стал бегло поглощать текст, оставляя в памяти некоторые особо поразившие меня строчки: – …дух воздуха, принёс царю Соломону Камень… (Соломон) указал отбить часть Камня, и взять чистого серебра, и сковать перстень, и начертать на Камне чашу мудрости, пламенем просиявшую…И в Храме Иудеи не остался «Огонь Носящий» …Но лукавство Храма служителей похитило Сокровище у Повелителя Индии, чтоб вознести в чужую страну…Лучшее напоминание о мощи камня положено в змеином камне… Лукавые владыки не надолго владели Камнем, не зная, что лишь устремление к добру покоряет огонь Камня… Поистине, я видел его – осколок щита мира! Помню величину его, длиной с мой пятый палец, серый отблеск как сухой плод. Даже знаки помню, но не понял их… Говорят, Камень сам приходит, взять его нельзя… И последний полёт на Запад осветил царство небывалое неудачного единения народов Запада. На каждом луче Востока уже ищут Камень. Время настаёт, сроки исполнятся. Рок суждённый записан, когда с Запада добровольно Камень придёт. Утверждаем ждать и понять Камня путь…Ждите Камень!»

– Кто это написал? – спросил я.

Ракицкий молча развернул обложку – «Е.И.Рерих. Криптограммы Востока».

– Это мистические откровения, записанные Еленой Рерих. Говорят, это записи подсознательного ряда, открывавшиеся ей во сне. Обратите внимание на выражение «Храма служителей», – произнёс Ракицкий. – Действительно, похоже на тамплиеров; и путь движения камня – на Запад – соответствует полуяновской логике перемещения реликвии с Ближнего Востока в Западную Европу.

Ракицкий опустился в кресло и включил настольную лампу. Было уже совсем темно.

– Значит, Полуянов ищет перстень Соломона, – задумчиво вымолвил я. – Но зачем ему письмо Ногаре, содержание которого он, возможно, знает наизусть? Может быть, он думает, что там скрыт какой-то код, позволяющий раскрыть местонахождение реликвии?

– Я не хочу строить догадок, – отрезал Ракицкий. – Жизнь научила меня доверять только фактам. И опираясь на факты, – профессор характерным жестом показал на меня, – я должен заметить следующее. Одно из двух – либо Слава действительно нашёл что-то очень важное, либо он обладает огромным желанием это найти и незаурядным даром внушения, раз спецслужбы устроили настоящую охоту за его головой. Я всё-таки уверен в последнем. И для этого утверждения у меня есть все основания. Я хорошо знал этого упрямого, горячего, увлекающегося парня, который своим азартом искателя мог увлечь кого угодно. Как уж он смог заинтересовать своими исследованиями спецслужбы, я не знаю. Но было огромной ошибкой с его стороны привлекать подобные структуры для помощи в этих поисках. А потом, письмо…

– Что письмо? – нетерпеливо спросил я Ракицкого.

– Письмо Ногаре – фальшивка.

– Как фальшивка?! – воскликнул я, приподнявшись на стуле.

– Грамотно исполненная, профессиональная подделка. И не более того… В своё время я сделал химический анализ бумаги и чернил письма. Выяснилось, что хоть лист бумаги, на котором написано письмо, и можно отнести к четырнадцатому веку, чернила же произведены в восемнадцатом веке, по прошествии четырёхсот лет с момента смерти французского канцлера… Неизвестные, используя старую бумагу и имитируя почерк канцлера Ногаре, сфабриковали этот документ. Видимо, кто-то из предков нашей семьи пытался извлечь из этого выгоду или, что тоже возможно, пал жертвой мошенников. Вот и вся история…

Я посмотрел в окно. Ночь плавно опустилась на город.

– Скажите, Стефан Петрович, – спросил я, – зачем вы для встречи с Андреевым порекомендовали мне прочитать книгу, написанную Полуяновым, причём ту, отношение к которой академика было однозначно негативное?

– Извините, Руслан, но я действительно считал эту книгу о тамплиерах лучшей из всех, какие были изданы Андреевым. Слава талантлив, это у него не отнять. – Слова профессора прозвучали абсолютно искренне.

– Вы догадывались о появлении Полуянова в Москве?

– Я знал, что он должен рано или поздно вернуться. Это время пришло… – Ракицкий тяжело вздохнул и задумчиво посмотрел в сторону. – А хотите, я покажу одну из последних фотографий Славы из его старой московской жизни? – неожиданно спросил профессор.

Ракицкий поднялся с кресла и опять подошёл к книжному шкафу. Порывшись в верхнем выдвижном ящике, забитом старыми фотоальбомами, он извлёк из него на свет небольшую цветную фотографию и протянул её мне.

– Это одна из последних фотографий Славы, сделанная в 1983 году за пару месяцев до его отъезда за границу, ? сказал Ракицкий.

Я бросил взгляд на фото. Четыре человека стояли около большой доски в знакомой мне по обстановке учебной аудитории МГУ. Двоих я сразу узнал. Это были Стефан Ракицкий, тогда ещё менее седой и казавшийся повыше ростом, и его племянник Вячеслав Полуянов, молодой парень в мешковатом сером советском костюме с уверенным, чуть насмешливым, прямым взглядом зелёных глаз. Рядом с Ракицким стоял высокий, сухой, абсолютно седой пожилой мужчина в круглых очках. Безупречный светло-коричневый шерстяной костюм и старомодная бабочка, благородная осанка, прямой нос, отрешённый взгляд и сдержанная, немного снисходительная улыбка на устах. В руках сосед Ракицкого держал чёрную трость с белым костяным набалдашником. Старик выглядел очень несовременно, но удивительно органично; казалось, он словно сошёл с фотографии тридцатых-сороковых годов и был похож на типичного англичанина середины двадцатого столетия. Рядом с ним, с противоположной от Ракицкого стороны, стоял светловолосый молодой человек в ярком разноцветном свитере. Судя по всему, он тоже был иностранец. Об этом можно было догадаться по его картинной белозубой улыбке и непонятно-восторженному заинтересованному выражению глаз.

– В апреле 1983 года в Москву приезжал известный английский историк Дэвид Хилл. Пожилой мужчина в центре – это он, ? пояснил Ракицкий. ? А это его ученик Джеймс Лоуренс, американец. ? Профессор показал пальцем на улыбающегося парня с краю. ? Хилл очень долго общался со Славой, он был искренне удивлён и обрадован, когда узнал, что Слава интересуется историей тамплиеров. Он даже приглашал его в Англию… Через два месяца Слава исчез во Франции, а Хилл умер в этом же году в декабре от рака.

Профессор посмотрел на часы. Было уже полпервого ночи.

– Уже поздно, – устало сказал он.

Я быстро и суетливо поднялся со стула, но Ракицкий остановил меня движением руки.

– Переночуете у меня. Вам опасно куда-то уходить сейчас.

Старый профессор постелил мне в кабинете на диване и скрылся за дверью. Облокотившись на подушку, я долго сидел, наблюдая, как за окном в жёлтом свете одинокого фонаря под силой налетавшего порывами ветра играла тёмная листва высокого тополя. Непонятная обречённая грусть разъедала моё сердце.

Неужели ничего нет? Неужели новая версия тайны тамплиеров – это лишь очередной фантом, воспалённым воображением одного обрушивший беды и напасти на головы многих? Мифы прошлого заставляют людей настоящего совершать глупости, искать то, чего не было и нет, желать будущего, которое не может наступить, но само стремление к которому ранит и уничтожает. Удивительно было ощущать себя пешкой в чужой игре, печальный финал которой был предрешён изначально. Это было так просто и бестолково по своей сути, что, действительно, походило на правду.

Я не мог уснуть и продолжал смотреть в окно. Шальные образы проплывали перед моими уставшими глазами, скрываясь в ночной темноте. На какой-то момент мне вдруг показалось, что внизу, за окном, скрытый листвой тополя неподвижно стоял человек. Я как будто даже разглядел силуэт мужчины, его руку и мерно подрагивающий красный огонёк сигареты. Но новый сильный порыв ветра поднял ветви дерева, обнажив его ствол, и моё видение исчезло.

«Белый цвет – Серёжа, с Китоврасом схожий», ? пришла на память посвящённая Есенину клюевская строчка, которую я увидел на портрете поэта в квартире Софьи Петровны. Личность Асмодея не давала Вячеславу Полуянову спокойно жить, подумал я. Даже в поэтических ассоциациях историк пытался найти перескакивающие через тысячелетия отзвуки мифического существования.

Я встал, прошёлся по комнате и остановился около книжного шкафа. Случайно мой взгляд упал на стул, стоявший в углу. На нём, слегка прикрытый каким-то журналом, лежал экземпляр «Рыцарей Храма». Я взял его и раскрыл на первой странице. На ней уже знакомым мне почерком Полуянова было выведено: «Моему дяде и учителю. Спасибо за вновь открытый мир». С книгой в руках я лёг на диван и погрузился в чтение. Бессонница не отпускала. Так, держа в руках книгу Полуянова и вновь перечитывая уже известные мне строчки, я встретил рассвет.

Глава 14

Утром в кабинет заглянул Ракицкий. Он сразу обратил внимание на лежащую на тумбочке около дивана книгу, но ничего не сказал по этому поводу.

– Руслан, вы хоть спали немного? ? участливо спросил он, увидев мои красные от бессонной ночи глаза.

Я устало кивнул. Заботливый профессор приготовил мне на завтрак тосты и сварил крепкого чёрного кофе.

– Пересидите некоторое время у меня, ? предложил Ракицкий. ? Всё это должно скоро закончиться. Полуянов исчезнет так же внезапно, как и появился, и унесёт с собой всю эту опасную и бестолковую сумятицу.

– Я должен встретиться с ним прежде этого.

– Вы уверены?

– Мне необходимо найти Карину.

– Понимаю, понимаю. ? Ракицкий печально опустил голову. ? Если бы я мог увидеть Славу и поговорить с ним! Я убедил бы его оставить свои бесплодные и опасные поиски и не отравлять жизнь невинным людям… Его фантазии зашли слишком далеко…слишком далеко… Что вы собираетесь делать?

– Мне надо увидеться с одним человеком, ? ответил я, не желая раскрывать свои планы. Ночью, ещё раз раздумывая над своим положением, я всё-таки решил навестить Софью Петровну, хотя и понимал, что это наверняка грозит мне опасностью.

– Ну, Бог вам в помощь, ? промолвил профессор. – Надеюсь, вы знаете, что делаете.

Когда я вышел из подъезда, то не успел сделать и нескольких шагов. Со скамейки, стоявшей во дворе, поднялся человек и преградил мне дорогу. Я сразу узнал его. Это был уже знакомый мне лжесантехник, отобравший у меня в памятный день записную книжку. Хорошо запомнившаяся наглая ухмылка и хитрый взгляд светлых глаз. Где-то сзади материализовалась ещё одна странная фигура, а справа – третья. Незнакомые люди аккуратно обступили меня, отрезав все пути отступления.

– Доброе утро, ? неторопливо, растягивая слова, сказал «сантехник» и улыбнулся.

Я огляделся, стараясь оценить обстановку.

– Не глупите, ? предупредил мой порыв старый знакомый. ? Вам ничего не грозит. С вами хотят просто поговорить.

И «сантехник» взглядом показал мне на дальнюю скамейку, стоявшую в глубине двора. На ней сидел незнакомец. В вежливом и чутком сопровождении обступивших меня людей я не спеша подошёл к нему. Незнакомец встал и протянул мне руку для приветствия.

– Здравствуйте, Руслан. Вот мы с вами и встретились, ? сказал он вполне дружелюбно и широко улыбнулся.

Незнакомец, на удивление, имел весьма благожелательный и миролюбивый вид. Слегка полноватый, невысокий мужчина среднего возраста был одет в демократичные джинсы и лёгкий джемпер. Если бы не обстоятельства, то, встреть такого человека на улице, я даже не обратил бы на него особого внимания. Лысая голова и спрятанный за линзами дорогих позолоченных очков нарочито расслабленно-безучастный взгляд. Обеспеченный столичный житель на прогулке. Для типичности картины не хватало только собаки, столь любимого москвичами животного.