Двенадцатый

Двенадцатый
Дэн Викторс

Летописи миров – масштабный фэнтезийный цикл, как обычно, посвященный борьбе тьмы и света. Вас ожидают могучие герои, великие маги и божественные сущности, которые руками смертных решают свои конфликты. Двенадцатый – первая книга цикла. В ней показана история одного из ключевых героев цикла от бродяги-изгнанника до героя и спасителя миров.

Часть I: Найтари

1.

Городок, вернее, большая деревня, стоял в нескольких лигах от тракта, соединяющего Великую империю на востоке и разрозненные княжества на западе. Сколько горожане себя помнили, в местном трактире (а деревня была такой большой, что могла похвастаться наличием своего трактира) отродясь не появлялось ни одного нового лица. И когда в общую залу вошел человек в заляпанной грязью некогда черной накидке и высоких сапогах, до голенища измазанных глиной, к нему были прикованы все взгляды. Однако странник всех разочаровал: бросил заплечный мешок с нехитрыми пожитками на дальний стол и жестом заказал эль. Любые попытки начать разговор наталкивались на глухую стену, не пробиваемую, кажется, даже огненными шарами, делаемыми в Великой империи.

–Вот ща выпьет и начнет говорить, – предположил староста, – Гори, а ты не видел, он откуда пришел?

–Со стороны тракта пешком еще до захода солнца. Потом исчез, – ответил привратник.

Никто не обратил внимания, что двое сравнительно недавно поселившихся в деревне южан, при этих словах многозначительно переглянулись и начали буравить пришельца еще более пристальными, чем остальные, взглядами.

Странник, между тем, молча допил пиво, расплатился и вышел. Пара южан последовала за ним через несколько секунд. Они нагнали молчуна на углу таверны. Один схватил его сзади за конец накидки и дернул, чтоб остановить, но встретился с четырнадцатью дюймами стали около собственного горла. Его товарищ схватился за рукоять большого охотничьего ножа, но передумал, встретившись взглядом с блеснувшими под капюшоном изумрудно-зелеными глазами чужака.

–Э, э, э, ты! Это что еще за новости, а?! – это Гори вовремя вышел из таверны, чтоб вернуться на свой пост. Признаться, ему сейчас стало просто до невозможности досадно за оставленный в привратницкой видавший виды бердыш.

Путник отрицательно покачал головой, словно говоря: «все в порядке, я не причем», и убрал кинжал в скрытые за плащом ножны. Потом развернулся и зашагал, куда шел – по каким-то одному ему известным делам. Гори же приблизился к южанам со словами: «Да что ж вы с бродягой-то схлестнулись, так мать и разэдак?» и упал, выплевывая кровь. Это нож все-таки вонзился в тело. Правда, не в то, которое предполагалось.

–Седлай коней, а я уберу труп. Если это ОН, мы должны его поймать. Дай знать остальным нашим в округе.

–Думаешь, ОНА тоже здесь?

–Это не наша проблема. Принцессой займутся другие, а нам нужна ЕГО кровь.

А загадочный путник уже выходил из городка. Одинокая фигура пересекла главную улицу, выбралась за ворота и вот-вот свернула бы на торную дорогу, и ничего бы не произошло: неизвестный человек так и остался бы свободным скитальцем, перебивающимся случайными заработками, уже через пару-тройку лиг забывшим о недоразумении в одном из многочисленных и похожих, ровно капли утренней росы, городишек. Но судьба никогда не дает человеку самому выбирать и следовать своей дорогой. Каждого она толкает на что-либо переворачивающее уютный индивидуальный мирок с ног на голову. Так произошло и с этим бродягой. Едва поравнявшись с местом, где защищавший город частокол образовывал своеобразный альков, встречаясь с рощей, он заприметил какое-то шевеление, словно шайка романтиков большой дороги потрошила добычу.

Странник, еще не поздно. Отверни взор, предоставь случаю самому решить дело, не бросайся туда, не выскакивай на освещенный масляным светильником пятачок перед альковом…

Но фортуне было угодно, чтоб человек поступил в точности, да наоборот. Там, в относительной темноте три темные фигуры методично и деловито пинали скорчившуюся на земле четвертую. Заметив чужого, один из трех поднял свою дубину и бросился на незваного гостя. Хлопнула плотная ткань, лязгнул освобождаемый из плена кожаных ножен металл, что-то два раза чиркнуло и разбойник грудой осел на покрытую палой листвой землю. Вновь мелькнула тень, кинжал блеснул под попавшим лучом лампы, кто-то коротко всхлипнул. И вот все. Три грабителя лежали на земле. Двое мертвые, а третий готовился с минуты на минуту предстать перед судом Творца.

–Ррогвардри трону, Салкандо, – просипел умирающий и отошел.

Бродяга же просто развернулся и пошел к дороге, запачкав сапоги еще и кровью, даже не посмотрев, кого он спас. Но он вскоре совершил главнейшую ошибку в жизни – оглянулся, когда несостоявшаяся жертва ночных грабителей догнала спасителя. На свету выяснилось, что это была совсем еще юная девушка, едва перешагнувшая порог отрочества, миниатюрная, но уже красивая, даже не смотря на запачканное миловидное лицо и покрытые коркой из крови и глины локоны волос.

–Спасибо тебе, воин, – поблагодарила она и склонилась в изящном поклоне, – Позволь мне следовать за тобой и отплатить долг.

–Я не воин, и мне не нужны попутчики, – произнес бродяга. Это были его первые слова за несколько недель.

Он вновь зашагал по тропинке, не оглядываясь назад. Упорная девчушка шла за ним, отстав на несколько шагов. К полуночи они вышли на тракт, и странник стал устраиваться на ночлег прямо на обочине. Бросил мешок на кучу относительно сухих листьев под высоким деревом и наломал немного веток на костер, который разжигал с помощью огнива и трута тогда, когда подоспела его спутница.

–Снова ты. Я же сказал, мне не нужны попутчики.

–Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой. Умоляю, воин.

Может, сработала красота девушки, которую не скрывали даже надетые на нее лохмотья, а может сердце одинокого скитальца смягчилось само по себе, никто не знает, но он бросил ей кусок солонины и флягу с водой.

–Кто ты и куда идешь?

–Называй меня…Тари. Иду, куда глаза глядят: хоть на восток, хоть на запад.

–Тари, это же эльфийское имя. Ты эльфка?

–Нет, то есть только наполовину. Моя мать была эльфийкой-рабыней, предназначавшейся в дар знатному дворянину, а отец простой солдат, сопровождавший рабов ко двору этого дворянина, – она замолкла, откусывая мясо и запивая его водой, а потом спросила спутника, – А ты кто?

–Меня зовут Канн-странник и это все, что тебе положено знать, – ответил бродяга и завалился на кучу листьев, положив под голову мешок. Девушка-полукровка же осталась сидеть перед догорающим костром, озираясь по сторонам и прислушиваясь к ночным шорохам, словно хороший солдат на часах.

Интермеццо 1. Ночь плача

По устланному мрамором коридору замка быстро идет, почти бежит, его хозяин в покрытых кровью и местами порванных доспехах, сжимая в руках испещренный багровыми пятнами отравленный меч Ночных эльфов. Его войска проигрывают битву с неизвестным им врагом, внезапно появившимся прошлой ночью на границах. Навстречу ему по коридорам бегут отряды воинов, лязгая металлом доспехов и оружия и выкрикивая несоответствующие истине заверения в победе. На лице каждого пробежавшего мимо воина Ун’Шаллах, признанный всеми кланами правитель народа Ночных эльфов, читает безысходность и обреченность. Вот он достиг цели – уютной горницы в глубине цитадели, охраняемую отрядом стражников, не эльфов, но людей-наемников с дальнего северо-запада.

–Милорд, – приветствует правителя старшина, но Ун’Шаллах отталкивает его с дороги и влетает в комнату. В стоящей посреди светлицы кроватке под шелковым балдахином спит маленькая девочка. Судя по всему, ей не больше двух лет от роду.

Стражники смыкают копья, но, признав в ворвавшемся в покои эльфе отца ребенка пропускают того к колыбели. Правитель бросает на пол меч и подхватывает на руки спящую дочь, прижимая ее к окровавленному нагруднику.

–Найтари, – шепчет он, гладя заплакавшую девочку по волосам, – Найтари.

Второй рукой он срывает с шеи тонкую золотую цепочку, на которой висит медальон, сделанный из переливающегося всеми цветами радуги камня, и жестом подзывает к себе старшину человеческого отряда.

–Хэмпши, сохрани ее, заклинаю, сохрани. Возьми всех своих людей и уходи из замка через потайной ход. Я не могу пообещать тебе и другим воинам награду, ибо, что может дать король, чье королевство вот-вот будет разрушено, но я прошу, нет, умоляю тебя, не дай моему роду и моему народу исчезнуть.

В коридоре слышится звон металла о металл и предсмертные проклятья умирающих защитников замка. Старшина, по покрытому морщинами и шрамами лицу которого текут сентиментальные слезы, принимает ребенка и медальон из рук старого товарища.

–Я сохраню ее, Ун’Шаллах, во имя нашей долгой дружбы, – говорит он и объявляет своим подчиненным выход, – Да спасет тебя Творец, эльфийский царь.

Ун’Шаллах поднимает меч и бежит туда, где идет схватка. Он врубается в толпу врагов, сдерживаемую горсткой эльфов, и рубит их направо и налево. Во второй руке его появляется кастет, оканчивающийся длинными, словно кинжалы, когтями. Бой во дворце быстро заканчивается, благодаря вмешательству правителя, но сражение еще далеко от завершения. Уцелевшие выбегают на крепостной двор, где неприятель приканчивает выживших защитников крепости. Вокруг эльфийского царя растет груда трупов, кажется, что он один может перебить всю вражескую армию, но в его плечо впивается арбалетный болт, по боку чиркает чей-то меч, пробив и без того порванную кирасу. На него летит всадник с опущенным для удара копьем. Зазубренный наконечник входит в тело Ун’Шаллаха чуть пониже груди. Он обрубает древко и выдергивает ранившего его всадника из седла, и приканчивает, снеся мечом голову, закрытую шлемом. Силы оставляют короля-воина и он падает на колени, вонзая меч в землю и опираясь на него. Вкруг собирается едва ли не вся оставшаяся неприятельская армия, но окровавленные губы гордого эльфа не просят пощады, они произносят проклятья, серые глаза смотрят решительно и твердо. В тесный круг протискиваются два всадника. Один рослый и облаченный в доспехи, но без шлема, а другой – низкорослый горбун в черной тунике и с закрытым маской лицом. Однако они оба рыжеволосы и преисполнены страшной силы, непонятной эльфу. Собравшись с силами, Ун’Шаллах поднимается с колен и произносит вызов на поединок. Горбун поднимает руку с переливающимся перстнем, но его брат удерживает его и сам спешивается, обнажая меч. Клинки сталкиваются раз, другой, но силы не равны. Эльф бросает свой меч в горбуна, когтями парируя удар второго брата, от чего они ломаются. Клинок, однако, не долетает до цели и сгорает в воздухе. К ногам лошади падает бесполезный обломок. И тут страшный зубчатый меч-бастард настигает Ун’Шаллаха, и он падает. Горбун вновь поднимает руку и что-то кричит на незнакомом никому из присутствующих языке. Сложенный из гранитных плит замок рушится и погребает под собой своего хозяина, воздвигая ему поистине царское надгробье. То, что при этом придавило еще многих воинов, в том числе атакующих, ничуть не беспокоит ни горбуна, ни его брата. И далеко-далеко в ночи разносится их леденящий хохот, смешанный с плачем покоренного народа Ночных эльфов.

2.

Едва восток окрасился алым, Канн пробудился. Наскоро позавтракав, бродяги продолжили путь в том же порядке, что и вчера ночью: Канн впереди, Тари на некотором расстоянии. Лишь во время привала на обед, она осмелилась нарушить тишину, так любимую ее спутником.

–Куда мы идем?

–На восток.

–Зачем?

–Я хочу кое-кого повидать.

Продолжая так же клещами вытаскивать информацию, Тари узнала, что идти им еще два дня до деревушки, где обосновалась одна из бессчетных разбойничьих шаек, терроризировавших тракт, с которой Канн одно время грабил купеческие караваны.

По тракту они шли в полном одиночестве. Лишь раз за весь день вдали послышался перестук копыт, а через некоторое время их нагнал всадник. Он придержал лошадь, словно пытаясь как можно лучше разглядеть путников, потом вновь заторопился на восток. Канн заметил, что Тари сильно нервничала, пока всадник был рядом: она прятала лицо и жалась за спину мужчине. Позже девушка объяснила, что разбойники вчера напали на нее не в первый раз, и она очень боится незнакомцев, тем более таких подозрительных, как давешний конник. У ее спутника не было никаких причин не верить ей, и он предложил Тари просто сходить с дороги, как только они кого-либо услышат. Кем бы ни оказался так испугавший полуэльфку всадник, день и ночь прошли спокойно. Ближе к рассвету Канн проснулся и, увидев, что девушка так и не сомкнула глаз, предложил постоять на часах, пока та будет спать.

На следующий день, когда тени вновь начали удлиняться, они подошли к деревеньке, точно такой же, как та, из которой они вышли не так давно. Различие заключалось только в том, что над частоколом этой не полоскалось знамя барона или графа, которому местные жители платили дань. Привратник пропустил их без всяких вопросов, видимо, узнав Канна, хоть и долго смотрел вслед.

Город этот сразу же решительно не понравился Тари. Часто попадались люди, у которых на лице было написано, что держаться от них нужно подальше. Именно они здоровались с Канном, который отвечал им молчаливым кивком или взмахом руки. Часто прямо на улицах вспыхивали драки и совершалось насилие, но ее спутник просто обходил такие места, поэтому Тари не особо боялась. Лишь раз бродяге пришлось вытащить кинжал, чтоб пригрозить в стельку пьяному детине, вознамерившемуся завести Тари в ближайшие кусты. Так они дошли до вполне мирно смотревшегося двухэтажного просторного дома. Канн постучался, и двери открылись. На пороге возник абсолютно лысый здоровяк, покрытый татуировками.