Двенадцатый

Найтари и Канн ехали впереди своего маленького войска. Оба верхами, оба пренебрегши доспехами. Он, по обыкновению, молчал, ограничиваясь лишь короткой односложной фразой в час по чайной ложке. Какие мысли одолевали молодого воина, эльфийская царевна не знала. Догадывалась лишь, что думы его были не из приятных, поскольку тонкие губы полукровки были плотно сжаты, смарагдово-зеленые глаза с затаенной тоской глядели на разворачивающуюся дорогу.

–О чем ты думаешь, Канн? – не выдержала девушка.

Ее глаза встретили изумрудное пламя в его глазах, которое, однако, тут же смягчилось, на лице возникло что-то навроде улыбки, искренней и довольной, но от неумения выглядевшей едкой и злой.

–Думаю, как это все быстро и неожиданно. Все то, что сейчас происходит с нами. Мало мне было просто принцессы, которую надо защищать ценой собственной крови, так она еще и оказалась носительницей магического амулета. Волшбе ни я, ни мне подобные не шибко доверяют, да и боятся, чего таить.

–Я не просила меня защищать, вольный странник, – возразила Найтари, – Тебе был дан выбор: хочешь, возвращайся к милым тебе лесам и полям, к бессчетным лигам трактов и тропок, а хочешь – останься со мной.

–Знаю, ваше высочество. Думаешь, не думал я, не размышлял, а бухнул наобум, что на ум пришло, – из груди воина вырвался горький невольный вздох, взор снова обратился на дорогу. Продолжил Канн уже едва-едва различимым даже для эльфийского уха шепотом, – Не смог я отпустить тебя, Найтари Эльфарран…Тари. Учили тебя шпагой махать эти, ха, да с ними только разминаешься. Ох, вру, вру, вру, вру. Не в стали дело, а в тебе самой.

–Что?

–Разведчиков надо выслать, величество твое, впереди место для засады превосходное. Вот жду, пока сама сообразишь.

Тотчас с тем же известием подъехал дружинный старшина – изрезанный клинками ветеран, выигравший не одну сотню кампаний и служащий уже второму поколению Гарротов. Найтари покосилась на хладнокровно скачущего Канна:

«-Он не перестанет удивлять. Все знает, все может. Нет, не все…любить не может. Статуя, а не человек».

Вскоре лесок, по которому ехал отряд, неожиданно оборвался, и воинам открылся вид на расположенную, словно в чаше долину. Линия снегового покрова осталась позади, и землю ничто не прятало от взора. Видно было все, что есть в долине. Здесь протекала речка, травы на лугах стояли едва не по пояс взрослому человеку, мелкое зверье галдело в лесу. Аккуратные домишки лепились друг к другу, образуя деревушки. Чуть дальше раскинулся город. Сверху видны были крыши и башни. Если напрячь глаза, то можно было даже увидеть занимающихся своими делами поселян.

–Дракмор, – известил подъехавший старшина Оргон.

–Странно, я думал, эльфы живут в лесах, лазают по деревьям, а на землю ступают только в исключительных случаях, – проговорил Канн. Найтари усмехнулась – знаем, знаем, сам наполовину такой, а придуриваешься.

–Это заблуждение, – Ответил Оргон, – Мэллорианоры и впрямь строят свои дома на гигантских ясенях, говорят, в глубине Вековечных лесов есть такие деревья, где помещаются целые города, но их я не видел. Ночные же эльфы тем от родственников и отличаются, что их образ жизни такой же, как у людей.

–Где дворец моего отца? – спросила царевна. Сейчас она действительно выглядела как особа королевской крови, словно близость подданных придала ей сил и уверенности.

–Дворец отсюда не было видно, даже пока он еще стоял.

–Ладно, хватит трепаться, спускаемся в долину, – оборвал Канн и первый двинулся по плохо проезженной тропочке, то вновь ныряющей в лес, то вплотную подходящей к обрыву. Чуть поплутав, тропа сворачивала в природой образованную арку из двух, будто сросшихся крутых скал.

–Khann, – на правильном наречье Ночных эльфов произнес старшина, – Эльфы дали этой скале имя, которое на нашенский переводится, как «опасный клинок», скалы-то и впрямь на меч похожи.

За скалой-мечом тропка ныряла круто вниз и кольцом обвивалась вокруг образовавших чашу гор. Здесь пришлось бросить телеги и двигаться, разбив строй, в колонну по одному, поскольку на тропе хватало места только для одного пешца или одного всадника. В конце тропы отряд ждало ущелье, перегороженное двумя сторожевыми башнями. Оргон сказал, что еще совсем недавно они стояли покинутыми. Все набольшие миниатюрной армии надеялись, что это и по сей день так, ибо, благодаря капризам природы, даже небольшой гарнизон мог сдержать, если не разбить, многотысячную армию.

На их счастье, башни выглядели покинутыми – из бойниц не торчали самострелы, никто не скидывал на головы подступающим воинам камни со скал. Однако Канн хмурился и озирался по сторонам, держа руки на эфесах сабель. Но его опасения не оправдались. Последний лучник миновал опасное место безо всяких происшествий. Десятники и сотники небольшого войска построили своих подчиненных.

–Движемся к развалинам королевского дворца, – объявил Оргон, – Затем берем в кольцо столицу.

Конники дали шпоры лошадям, пешие воины перешли на легкий бег – не стоило экономить силы, пока местные старшие еще не знают о вторжении.

***

Как и предполагал покойный барон Гаррот, войско Найтари долго не встречало сопротивления, продвигаясь все дальше и дальше в глубь Дракмора. Неприятель встретился им, когда до столицы осталось полтора дневных перехода. Оргон только усмехался себе в усы – тутошние военачальники, кто бы они ни были, до неприличия глупы: закованная в глухую броню конница при поддержке стрелков и прикрытии копейщиков (на случай «неожиданного» удара вражьей кавалерии) легко сомнут в поле любую заступившую путь армию.

Но еще больше старшина смеялся, воочию узрев тех, с кем придется сразиться – рота наемников в разномастных доспехах и вооруженных, кто во что горазд, конная полусотня, да не тяжелая кавалерия, а даже не защищенные доспехами всадники пяти летучих эскадронов, хороших для разведки, но не для сшибки с закованными по самые глаза конниками Гаррота.

Две кавалерийские сотни, которыми командовал племянник Оргона, выстроились ударным клином и замерли в двух полетах стрелы от неприятельского войска. Полусотня стрелков осыпала ряды противников стрелами, копейщики же стояли вперемешку с лучниками, прикрывая тех своими щитами.

–Долго они так не простоят, – сказал Оргон, оставшийся вместе с Найтари и Канном за полем боя, – Эти субчики совершенно не умеют сражаться в одном строю с стоять под стрелами, зато они мастера в дуэльных схватках. Сейчас стрелки порастревожат господ насупротив и дадут дорогу коннице. Тут-то супостат и обречен – ни холмика, ни овражка, чтоб затормозить разбег коней.

–А если их конница ударит? – поинтересовалась Найтари.

–Я надеюсь, что она ударит. Наши сметут их, даже не потеряв разбег.

–Что будет, если не ударит?

–Тогда она обязательно атакует пеших воинов, и мы потеряем больше людей, чем рассчитывали, – ответил вместо старшины Канн

–Вы не совсем правы. Потери буду, это да. Но не намного больше ожидаемых. Это летучие отряды, вооруженные только кавалерийскими палашами, да еще и без брони. Половину сметут стрелки еще на подходе к линии копейщиков. Если они пойдут клином, то пробьют нашу линию, но после попадут в кольцо. Если пойдут линией – будут болтаться на наших копьях.

На ратном поле, тем временем, рога и трубы сыграли атаку. Пешие воины расступились, и из-за их спин выехала гордость баронства Гаррот – тяжелая конница. Сейчас всадники ехали неспешной рысью, выстраиваясь в линию, несмотря на вражеские стрелы, отскакивающие от брони людей и коней. Племянник Оргона махнул обнаженным мечом – стальная лавина понеслась с места в карьер, сверкая на зимнем солнце до блеска начищенными латами и остро заточенными копьями. Стоявшие против них наемники кое-как сомкнули строй и ощетинились разномастным оружием. Но выдержать зрелище неумолимо надвигающейся лавины железной смерти смогли не все. Многие защитники Дракмора побросали вооружение и побежали прочь, таким лучники вдогонку посылали стрелу-другую не с тем, чтоб убить, но подстегнуть. Кто-то падал на колени и ждал, пока конница ударит, тогда, быть может, их заметят и помилуют. Но нашлось и несколько таких горячих голов, что не устояли в строю, а бросились навстречу атакующим с поистине берсеркерским криком. Этих рубили сплеча недлинными широкими мечами, специально притороченными у лошадиного седла…

Словно раскаленный добела нож в теплое масло, словно распаленными воткнутыми дротами быки вонзились конники в неаккуратный строй наемников. Их первые ряды тотчас смело. С наблюдательного пункта, где расположились Канн, Найтари и Оргон видна была только кровавая каша да взлетающие порой на копьях тела. Те воины, чьи копья застревали в телах убитых рубились привычными им полуторными мечами. Внезапно, но вполне ожидаемо из ближайших зарослей вынырнула летучая кавалерия обороняющихся, но она не бросилась на рыцарей Гаррота, поглощенных мясорубкой в пехотных полках, пронеслись эскадроны мимо застывших в недоумении копейщиков, ощетинившихся пиками, и устремились прямо к ставке вождей атакующих. Этот маневр был неожиданным даже для прошедшего множество кампаний Оргона. Лучники не растерялись и, на бегу посылая стрелы, развернулись к уже кажущему им спину врагу. Беспорядочная стрельба свалила десятка полтора из полуторасотен, еще пара организованных залпов сократили число всадников из благородных сторонников Салкандо и их вассалов менее чем до полусотни. Рыцари покончили со своею кровавой работой и погнали коней наперерез, благо племянник Оргона, Маронис, соображал в военном деле почти так же хорошо, как и дядя. Они успели. Атаковали с фланга, сходу опрокинув незащищенных дворян разных государств, собравшихся по воле колдуна. Однако несколько человек успели и вырвались из-под разящего клина. Именно эти смельчаки, презревшие кровь товарищей и не пожелавшие мстить за соратников окружили эльфийскую царевну, ее телохранителя и генерала. Трое попавших в кольцо обнажили клинки. Канн даже сумел зарубить одного, неосторожно приблизившего слишком близко.

Однако окруживших было слишком много, войска не успевали прийти на помощь, сражаться втроем было бессмысленно. Бывший бродяга и наш’хаер (военачальник, ведущий в бой) в будущем (согласно замыслу принцессы) бросил на Найтари взгляд, исполненный скорби, жалости и чего-то еще, чего-то позволяющего свернуть горы ради той одной, чего-то сжигающего всю человеческую сущность. Он откинул извечный капюшон, чтоб не мешался, и крутанул саблями, описав правильную восьмерку, готовясь продать свою жизнь подороже и, поелику то будет возможным, спасти жизнь наследнице Дракмора.

Интермеццо 4. Встреча на Волчьей горе.

Два путника – совсем молодые, чуть-чуть не дошедшие до второго десятка – пешком всходят на пологую гору, называемую Волчьей, хотя волки на ее склонах не обитали уже столетие. Видно, что еле бредущие люди явились сюда не по доброй воле. Они – беглецы, их одежды изорваны, горбун ранен, правда, не сильно. Его спутник идет, опираясь на обломок двуручного меча и приволакивая сломанную ногу. Воина одолевает боль, перед глазами пляшут разноцветные круги, в жилах, готовых порваться от напряжения, глухо стучит кровь.

–Салкандо, я не могу, – человек в пробитых во многих местах латах с вычеканенным на груди грифоном падает оземь.

Горбатый Салкандо снимает с пояса флягу и вливает упавшему в рот ее содержимое. Пересохшее горло воина смачивают жалкие капли влаги.

–Я тебя не брошу, брат Вишванта, – горбун поднимает обломок меча и оборачивается туда, откуда они пришли.

–Тебе…не выстоять. Беги…они…задержатся со мной.

Но брат не слышит. Он не умеет сражаться мечом, но упрямо стоит, дожидаясь преследующего врага.

Вдруг веет холодом. Откуда в южном пределе, почти на самом берегу Горячего моря, взялся холод? У торчащих на поверхности корней тысячелетнего дерева, раскинувшегося на много футов, закружилась масса острых белых и немилосердно холодных бусинок самой разнообразной формы. Салкандо знает, что это снег. Он видел это на Севере пока паддишбека, их отца, не лишили головы, а их с братом, наследников Курум-бахра не выгнали из собственной страны. Голубая вспышка, и на толстых корнях сидит в небрежной позе некий человек, облаченный в балахон чернее ночи, поверх которого ниспадает такая же накидка. Лица мага (а так делать могут только маги) не видно из-за низко надвинутого капюшона. У бедра незнакомца висит полуторный меч в простых черных ножнах, украшенных небогатой серебряной инструктацией, из-под балахона видны латные перчатки и такие же сапоги.

–Тебе не выстоять, человече, – говорит он Салкандо. Голос пробирает того до костей, вернее, не сам голос, а тот мороз, что в нем в придачу к зимней вьюге.

На гору уже вбегают воины в клепанных кожаных доспехах с ятаганами и щитами из сыромятной кожи – восставший народ Курум-бахра, его армия.

–Предлагаю договор, – вновь говорит пришелец, – Я спасаю вас обоих, даю силу отомстить, а вы исполняете одну небольшую службу.

–Согласен, – кричит Салкандо. Ему неважно ничто, лишь бы выжить самому, спасти брата и отомстить.

–Да будет Тьма свидетелем, – и над плечом мага вспыхивает и вертится темный сгусток, будто дыра в ничто.

Незнакомец не делает никакие пассы руками, не говорит ни слова, даже не встает с корня, лениво покачивая ногой в высоком черном латном сапоге. Но, тем не менее, взбирающиеся на гору войны разом падают, будто невидимые вампиры одновременно выпивают у всех кровь. При этом павшие похожи на утопленников, пролежавших в ледяной купели с годик.

Салкандо видит, что у упавшего рядом с ним воина, который умудрился где-то пораниться, из раны не течет кровь, а виден алый лед в теле.