– Мы услышали, что говорил йохтая этих роовелов. Вы древние боги? – прямо спросил Мусса Кару.
– Нет. Я повторюсь: мы путники, ищущие своих друзей, – в сотый раз попытался успокоить я вождя.
– Сиили мне рассказал про белого петуха, предвестника рагнарёка, – не поддавался Мусса Кару.
– Кого-кого? – переспросил Потапов.
– Это они про Вальку Кукконена[69 - Белый – valk?a, петух – kukk? (вод.).], – объяснил я.
– За что они его так… – неодобрительно сказал Ромка.
– Да хрен его знает, – не нашел подходящего ответа Потапов.
– Это наш друг, ты что-то напутал, – ответил я Муссе Кару.
– С незапамятных времен в священную рощу путь был заказан, чтоб не потревожить древнее божество, живущее там, и оно оказалось вашим другом? И ты продолжаешь утверждать, что вы «просто люди»?
– Да, что ни говори, а кочерыжка у него варит, – прошептал мне Потап.
– Мусса Кару, мы не враги вам, поверь мне, – я все-таки понимал, что никакие доводы не изменят его мнения.
– Ара, я видел, как вы заступились за нас, как прогнали северян. Мы все слышали, как вы объявили, что мы отныне под вашей защитой, но… у всего на свете есть своя цена. Какова она?
– Нам, Мусса Кару, всего лишь нужна информация об остальных наших друзьях, – ответил я.
– Но мы ничего не знаем о них, это не наши боги.
Снова и снова объяснять, что мы не боги, порядком надоело.
– Тогда вы нам ничего не должны, тем более что одного вы нам вернули. Пусть это и будет той платой, о которой ты говоришь, а пока прошу – заходите к нам и будьте нашими гостями.
В этот момент прибежала вся заплаканная дочь вождя и бросилась ему на шею. Погладив ее по белым волосам, Мусса Кару стал успокаивать ее.
– Ну что ты, дочка, кто тебя обидел? – обнял ее отец, немного встревожившийся из-за ее слез.
– Никто, – не переставала рыдать папина дочка.
– Так что ж ты тогда плачешь, – вытирая ей слезы, спросил Мусса Кару.
– Я некрасивая!!!
– С чего ты взяла? – засмеялся он, начиная догадываться об истинной причине.
– Ни с чего, просто некрасивая и все.
– Ладно, успокойся, пойдем с нами, – сказал Мусса Кару и, обняв дочь за плечи, пошел за нами.
– Прости нас, мы не были готовы к пиру, поэтому начнем пока с простой еды воина. У нас она называется хариса. Мы ее всю ночь варили, а наши люди сейчас подготовят пиршественный стол.
– Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу на виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена[70 - Псалом Давида (22; 4-5).].
Словно из ниоткуда, вдруг вынырнул какой-то мужичок в рваной грязной одежде до пят, со свалявшимися волосами и бородой, с безумными горящими глазами. В руках, подняв высоко над головой, он держал какую-то плоскую блестящую коробочку и тряс ею, как замполит партбилетом. Продолжая громко выкрикивать что-то, он пробился между присутствующими к нам, заглянул мне в глаза безумным взглядом, хихикнул и, сунув мне под нос коробочку, спросил шепотом.
– Мужик, айфон двенадцатый не нужен? За полцены отдам…
Я удивленно посмотрел на него, потом на Муссу Кару. Тот улыбнулся и виновато пожал плечами. Вдруг появился Сиили, схватил мужичка за руку, резко одернул его, строго посмотрев в глаза, а потом перевел взгляд на меня и сказал:
– Это лолл, ну дурачок, я тебе о нем рассказывал, ты забыл, наверно, но не обращай внимания, Ара.
– Ара? Что, армянин? И здесь?! И здесь понаехали, еретики-и! – завизжал истерично незнакомец, но вожанские воины быстро оттеснили его от нас.
Да, странный мужик. «Что-то неправильное во всей этой ситуации, что-то не то», – как навязчивая муха, крутилась в голове эта мысль, пока мы не зашли в лагерь, сели за приготовленные столы, накрытые по-военному просто, и начали пировать. По этому поводу открыли бочку вина. Пока ели харису, подоспели и другие блюда.
Местные, явно не привыкшие к такому обилию специй, вкушали то же самое мясо и рыбу, которые они каждый день употребляли в пищу. Но, приготовленные совершенно по-новому, наши кушанья из рыбы и мяса вызвали их интерес, и гости сегодня словно заново знакомились с привычными для них продуктами. Белая кожа вожан при употреблении щедро поперченного мяса тут же становилось красной, и они сразу запивали его вином, так что, несмотря на обилие разнообразной еды на столе, все уже были под мухой, причем конкретной. И скоро разговор перешел со сдержанно-дипломатичного стиля на братски-застольный.
– Спасибо тебе, Ара, за защиту, а то северяне каждый год грабят, жизни не дают, но теперь, я думаю, они еще долго сюда не сунутся, – чуть заплетающимся языком сказал Мусса Кару.
– А нормально объединиться и дать отпор… не пробовали?
– Совет племен не дает добро на это. Каждое племя само по себе, пока не станут угрожать всем, – махнул он рукой.
– А такое было? – поинтересовался я.
– Да, старики рассказывали: в последний раз при нашествии гутов, когда они пришли и начали сжигать священные рощи, убивать людей и ломать сейды. Вот тогда совет племен объединился. А с этими разбоями… каждый сам за себя, – опять обреченно махнул рукой вождь.
– Это плохо, сила в единстве. Так скоро сюда придут чужаки, и от вашего народа останется только имя, если оно и останется, – напророчил я.
– Ты прав, Ара, но это все равно не изменит сущности человеческой, своя рубашка ближе к телу.
– Да, и ты прав. Кстати, Мусса Кару, а кто этот человек, который кричал там? – поинтересовался я.
– Какой? А-а, лолл? Ну дурачок местный, он безобидный, ходит по городищу, всякую несуразицу несет. Вначале побаивались его, а потом поняли, что слаб человек умом, тут уж ничего не поделаешь. Но помогают люди ему, кто чем может: кто накормит, кто одёжу подправит, а кто на сеновал ночевать пустит, ежели дождь или снег. Пытались его к работе пристроить, вроде здоровый муж, ан ничего не умеет, да и учиться не может, слабоват умом. Вот и бродит по городу лолл без дела.
– Он с детства такой?
– Ну, того я не знаю. Он у нас не так давно появился.
– Не так давно, это сколько?
– Уже как… две зимы минуло, – на мгновение задумался вождь.
– Да? – удивился я. – А откуда он к вам пришел?
– Того не ведаю, его Сиили в лесу нашел, вот у него и спроси. Эй, Сиили, подойди к нам, арпуйя.
Сиили подсел к нам.
– Да, паа, что хотел? – спросил он.