Рассказы (про) рыжего кота

– Даже не сомневаюсь!

– Тогда разрешаю.

«Я»:

Тихон припал к земле, ошибочно полагая, что его упитанная рыжая тушка стала незаметной на фоне коротко-стриженного ярко-зелёного газона. Он явно забыл прижать уши, но потом, словно спохватившись, попытался это сделать. Насколько смог, конечно.

Ворона, застигнутая врасплох столь явной подготовкой к нападению, замерла в полном недоумении. Мой кот счёл эту неподвижность за добрый знак и стал разминать здание ноги, готовясь к стремительному прыжку. Его попа и жирочки смешно затряслись, задрожали как желе. Когда он сделал первую пробную пробежку к цели, то ворона даже не шелохнулась, продолжая в изумлении взирать на него:

– Ты это серьёзно? Ты не шутишь сейчас?

Но Тихон не шутил. Наверняка в своём воображении он представлял себе тигром, не меньше, который вот-вот настигнет свою дичь.

Смешно ли было смотреть, на эти «незаметные» перебежки кота? Не смешно. Я так хорошо понимала чувства вороны, которая была выбрана в жертвы, что кроме внутреннего восклицания на повторе: «Ты это серьёзно?!», у меня в голове не было иных мыслей.

Спустя 2 перебежки и нашего с вороной эмоционального единения (читайте – «ступора») коту удалось подобраться достаточно близко к птице.

Та, осознав этот факт, очень лениво расправила крылья и, не сводя изумлённого взгляда чёрных глаз, медлила воспользоваться ими: она всё ещё не могла поверить, что эта жирная рыжая плюшка действительно собирается на неё напасть.

Затем ворона всё же взмахнула крыльями и, явно не желая упустить дальнейшее развитие событий, отлетела буквально на пару метров, приземлившись на крышу летнего туалета. Она вцепилась когтями в край крыши и максимально свесилась вниз, ошалело наблюдая за тем, как её преследователь, короткими перебежками, волоча своё пузо по короткой траве, не оставляет попыток поймать её.

Тихон поднялся по ступенькам, что вели к туалету, представляя себя червяком-невидимкой, и юркнул – насколько это слово вообще применимо к 5,5 килограммам мягкого жира и шерсти – под куст крыжовника.

Затаился.

Замер.

Идеи кончились.

С высокой берёзы за пределами участка к вороне прилетели две её подружки, которые оказывается всё это время были зрителями этого нелепого представления. Они сели к своей кумушке, тоже максимально свесились вниз и стали… щёлкать клювами!

Мой отважный Тихон продолжал держать хорошую мину при плохой игре, сидя в своём колючем укрытии. Правда, было видно, что куража в нём поубавилось, так как поза перестала быть напряжённой.

А вороны стрекотали всласть, как никогда ещё в жизни. Я уверена, что они смеялись «во всё воронье горло», и, если уж говорить начистоту, имели право на это.

– Эй, охотник! Чего усы повесил? Ну, поймай-ка нас!

– Да ты… тра-та-та-та-та-та-та (непереводимая игра слов)!

– О, ты такой незаметный и быстрый, что у меня все перья дрожат от страха!

Всё это время я стояла поодаль, уважая желание моего кота проявить себя с новой для себя самого стороны. Однако вороньи насмешки не оставили мне выбора: надо было вмешаться, чтобы сохранить остатки гордости моего рыжего толстячка.

– Тиша! Тишенька, иди сюда скорее! – попросила я и несколько раз поцокала щекой, добавляя веса своему зову. – Иди скорее, мой сладенький!

С плохо скрываемой радостью Тихон вскочил на лапы, задрал хвост, и прилагая видимые усилия над собой старался идти ко мне медленно, с достоинством, всем своим видом показывая, что он бы с радостью остался и дальше в засаде, при необходимости голодая и страдая от ломоты в мышцах, и поймал-таки эту нахальную птицу! Но не может. Никак не может, ведь ЕГО ЗОВУТ! А такой важный и солидный кот не стал отвлекаться бы от успешной (почти) охоты из-за пустяков. Раз его зовут, значит, дело важное и не терпящее отлагательств. И всякие там вороны гроша ломаного не стоят…

– Куда пошёл, котяра?

– Неужели не будешь ловить?

– Эй, жирные ушки, вернись!

Безсердчено стрекотали ему вслед обнаглевшие вороны.

Я присела, взяла Тишку на руки, он доверчиво положил мне голову на плечо, замурлыкал.

– Ты же мой охотник, – я погладила его пузико и помяла уставшие лапки. – Тебе не нужно делать что-то особенное, чтобы быть моим номером один.

Мокрый кошачий нос уткнулся мне в шею.

И этот постыдный для биографии Тихона эпизод забылся бы со временем, если бы не последующее фиаско.

Дело в том, что с соседями по этой даче у нас были натянутые отношения. Гостей они не звали, общались всегда холодно и отстранённо, а мы и не напрашивались. Котов или собак у них не было, им очень не нравилось, когда чужая живность заходила в их владения. Причём уж не знаю, как они объясняли это четвероногим, но действительно все окрестные коты обходили этот клочок земли стороной.

И вот однажды, так сложились звёзды и чёрные дыры во всём необъятном космосе, но нас позвали в гости. Шок.

Я робко расположилась на одном из садовых стульев, пока сын играл с внуком хозяев дачи.

Разговор был скованным, но клеился, и тут я замерла: на заборе между нашими участками появилась рыжая тушка. Надо отметить, что забор представлял собой стену высотой метра в 2 из плотно подогнанных друг к другу досок. Снизу и сверху шли тонкие железные балки, скрепляющие всю конструкцию. И вот моё усатое чудо непонятно каким образом залезло на забор, но, боясь спрыгнуть на запретную землю, перебросил правые лапы через забор, нащупал ими железную балку и стал с зовущими криками двигаться ко мне. Пол тела на одной стороне забора, пол тела на другой стороне, пузо скользит по шершавому верху досок. Стыдобень.

– Тихон, иди домой! – взмолилась я, подбежав к забору.

Тихон понимает, что дело – дрянь и надо вернуться обратно. И в тот же момент он с ужасом осознаёт, что не знает, как ему это сделать. Страх полностью сковал его мысли. Как и люди в такой ситуации он делает ситуацию её более глупой и нелепой. Он добирается на негнущихся лапах до крыши летней кухни и зачем-то как вещий Олег взбирается по ней на самый верх.

Понимание ситуации доходит даже до соседей.

– Он сам не спустится, – говорит кто-то из нас, озвучивая очевидное.

Не спустится. Даже сомневаться не приходится.

Тихон осторожно вертится на самом верху летней кухни, перебирая дрожащими лапками и отчаянно пытаясь сохранять бравый и молодцеватый вид. Странный и неуместный флюгер.

Моя мама – Большая Хозяйка – невероятным усилием и явно на адреналине, под влиянием аффекта приставляет огромную тяжёлую лестницу и пытается по ней взобраться.

– Мама, стой! – только успеваю крикнуть я, мама замирает, понимает, оценивает, послушно разгибает ногу, поставленную на первую ступеньку.

Тихон сдаётся, всё его напускное и задорное, что тешило самого себя, мол, ерунда, пустяки, схлынуло вниз. Он начинает мяукать. Громко, вымученно, жалобно.

– Маня! – моя мама заламывает руки и в полном отчаянии обращается к кошке. – Покажи ему, как слезть!

И тут случается невероятное. Манька ПОНИМАЕТ.

Она с лёгкостью забирается по лестнице до самого конца, грациозно и без лишнего мельтешения, запрыгивает на крышу, поднимается к Тихону, чьи глаза уже похожи на тарелки. Всё это она проделывает молча, спокойно, словно отрешённо и вместе с тем чётко, целенаправленно. И я вдруг вижу её совсем другой: может она и дикая, нелюдимая, ищущая ласки так сильно, что отталкивает ещё сильнее, и вместе с тем она здесь, рядом, готова помочь. Она выражает свою привязанность как умеет, а она не умеет. Она всё понимает. И даже не позволяет себе обижаться на мои замечания и попытки пристыдить её за холодность и бегство. Я вдруг вижу её другой. Именно другой. Не такой как Тихон, которому посчастливилось родиться в тёплом доме и сразу попасть в любящие руки. Это было понятно и раньше, но теперь обрушилось пониманием, отчего в груди родилось принятие. Принятие её такой, другой, отличной от рыжей тушки, по-хозяйски разваливающейся на моих ногах ночью.

Убедившись, что Тихон увидел её и, наверно, услышал ровное: «Иди за мной», чтобы не ранить и без того скомканное самолюбие, чёрно-белая кошка стала медленно двигаться в сторону лестницы, оглядываясь назад.

Тихон шёл следом. Медленно, неуверенно, не доверяя своим лапам, а поэтому периодически поджимая их, не решаясь сделать шаг.