– Нигде я не живу! – человечишка всхлипнул. – Прогнали меня из дому! Скитаюсь!
– Он пьян, – догадался Еремей.
– Не пьян! Да хоть всего обнюхайте! Меня не за пьянство из дому погнали…
– Кто погнал-то? – спросил Андрей. – Кому ты не угодил?
– Да она же, Матрена моя, Никитишна… венчанная…
– Слыхал я, что муж жену со двора сгоняет за бесстыдство, а чтоб жена мужа – так не слыхал, – сообщил Еремей. – За блуд, что ли?
– Какой блуд?! Кому я, сирота, нужен? Кто на меня польстится?! – страдальчески вопросил человечишка. – Блуд!.. Да моя бы, про блуд узнав, свечку бы Богородице поставила – коли я с другой бабой на что-то годен, так, может, и ей сласти перепадет!
Еремей, как ни старался изобразить строгого охранителя барского покоя, захохотал.
– Так за что она тебя выгнала? – продолжал расспросы Андрей, и видно было, что его это приключение очень забавляет.
– Так за то, что на службе провинился. Меня ведь и оттуда – в тычки…
– А на службе – что?
– Бумагу переписывал, зазевался… Царский титул переврал…
– Это не шутка – царский титул переврать. Да ведь поругают и простят.
– Так сказали – терпение лопнуло! И в тычки…
– Что делать будем, барин мой любезный? – полюбопытствовал тогда Еремей. – Куда девать господина Морковкина?
– Куда девать… Придумал. Нам ведь его Бог послал. Ты, дядя Еремей, без грамоты жить ухитряешься. Тимошка тоже аз от буки с большим усилием отличит. А сей – статочно, читает бойко. И пишет, поди, с запятыми. Ведь канцелярист?
– Канцелярист, – согласился человечишка. – И читаю, и пишу знатно! И почерк у меня отменный!
– Возьмем на пробу. Коли угодит – может, у нас и приживется. Пока жена не сжалится, – решил Андрей.
– Милостивый государь! – вдруг зычно возгласил человечишка. – Да за ваше ко мне милосердие, да я, да ручки ваши! И ножки также целовать буду, да!
– Уймись, – посоветовал Еремей. – Наш такой блажи не признает, – это означало, что он принял бедолагу во временные домочадцы.
– Коли ты здешний, может, знаешь, где ближайший трактир? – спросил Андрей.
– Как не знать! Ваша милость, велите ехать прямо, а я буду в окошко поглядывать и скажу, где поворотить.
Пока добирались до постоялого двора, условились, что звать Феофана Морковкина в домашнем обиходе будут Фофаней: он так привык.
Харчевня, которая помещалась в нижнем жилье приземистого длинного здания, была, разумеется, уже заперта. Сторож позвал хозяина, хозяин распорядился впустить возок во двор и велел конюху принять и поставить на конюшне лошадей. Опять была большая морока с сундуками, груженными оружием, – Еремей не хотел оставлять их ни во дворе, при возке, ни даже в запертом сенном сарае. Хозяин разбудил молодцов, сундуки втащили во второе жилье.
И только там Фофаня обнаружил, что его новый хозяин слеп.
– Ну-ка, дяденька, опиши мне господина Морковкина, – велел Андрей.
– Собой страшнее черта, – начал невозмутимо дядька. – Росту – без вершка два аршина… Рожа чумазая… Нос… – Еремей задумался. – Фофаня, кто это тебе так искусно нос перебил, что он на сторону ноздрями глядит?
– Злые люди. Звери! – скорбно отвечал Фофаня.
– Мастер потрудился, – заметил Тимошка. – Барин, а барин! Я с собой ковригу хлеба взял. Здесь-то сейчас поесть не дадут. Прикажете порезать? Хлебушко с сальцем – не фрикасея с фазаньими гребнями, а все лучше, чем с пустым брюхом ложиться.
– Эка удивил. После очаковского сидения я и гнилым сухарем не побрезгаю. Давай хлеб с салом. Завтра начнем хозяйством обзаводиться, – решил Андрей. – Фофаня, далеко отсюда Гончарная улица?
– Близко, ваша милость.
– Научишь Тимошу, как на нее выйти. А я тебе записочку к доктору продиктую… Ох, черт!.. – Андрей вспомнил, что дорожный письменный прибор за ненадобностью велел упрятать подальше. А куда – неведомо.
Еремей с Тимошкой принялись искать прибор. Фофаня, гревший босые ноги у печки, с любопытством смотрел на Андрея, взгляд у страдальца был живой и бойкий. В конце концов откопали и бумагу, и чернильницу, и пузырек с чернилами, и карандаши.
– Пиши карандашом, – сказал Андрей. – Первое. Найти Венецкого, установить с ним связь.
– Графа Венецкого? – уточнил Фофаня.
– Графа. Второе… Разведать, что творится в доме Беклешовых. Исхитриться встретиться с Дуняшкой. Третье – записку Акиньшину послать. Фофаня, как ему объяснить, куда он ко мне прийти может?
– А чего объяснять? Семена Моисеева постоялый двор. Его тут каждая собака знает.
– Так. Это задачи первоначальные и тактические. Список стратегических задач будет иным… Бери другой лист. Первое – узнать, что за письма принесены к графине Венецкой. Сие могут знать Маша, графиня Венецкая, граф Венецкий и некое четвертое лицо. Но Венецкий высказался так: он бы прочитал эти письма. Статочно, он их даже не видел, а, как выразился Акиньшин, ими перед носом помахали… Но письма были, иначе Маша не прибежала бы ночью. С ней была Дуняшка… Тимоша! Завтра, отнеся записки Акиньшину и немцу, поди к Беклешовым, постарайся девку выманить. Объясни – я-де хочу отыскать барышню, пока та в беду не попала. Ты Дуню не за ручку хватай и не целоваться лезь, а первым делом вызнавай – кому Маша писала те письма.
– Баринок мой любезный, – перебил Еремей. – Может, не стоит эти козни распутывать? Что мы можем-то? Ведь выйдет одно огорчение…
– Мы можем все, – твердо сказал Андрей, вспомнил зареванное лицо Венецкого и добавил: – Потому что больше некому.
Он не видел, но знал, что дядька с кучером хмуро переглянулись. И мысли их тоже прочитал: не кобенился бы ты, барин, а ехал бы лучше к невесте…
Фофаня внимательно приглядывался к новому хозяину. И заговорил, когда все уже улеглись спать и полусонно обменивались соображениями насчет стирки белья, ковки лошадей и обувки для нового домочадца. Нога у него оказалась – придворной красавице впору.
– У меня прадед ослеп, – сказал Фофаня. – Так сперва на углы натыкался, а потом наловчился их обходить. Но не потому, что всякий угол помнил. Мы, малые, возню затеем, ему наш визг слушать надоест, он, что под рукой, тем и запустит. Так ни разу, старый черт, не промахнулся!
– Как это? – спросил Андрей.
– Чутье какое-то у него появилось. Я думаю, у него Бог глаза отнял, а уши поправил. Слышать он стал – лучше сторожевого пса. И палку кидал по слуху, я чай…
– Палку кидал по слуху… – повторил Андрей.
* * *
Утром, после завтрака, были приобретены для Фофани старые «коты», которые хозяйская жена доносила до дыр. Но он не огорчился, а, выпросив у Тимошки кусок старого сукна, смастерил страшные на вид, но теплые онучи.
Потом Андрей отправил Тимошку с поручениями и кликнул Фофаню.
– Ну-ка, брат Феофан, веди меня на двор. Есть там у нас сарай?