– Смотрю, обзаводишься подружками? – слегка улыбаясь спросил Саша, при этом его взгляд от ее глаз спускается на губы, безмолвно прося о поцелуе.
– Никогда не знала, что значит дружить с коллегами. В прошлый раз меня не сильно жаловали в своей компании.
– Почему?
– Не каждый рад соседству с девушкой босса.
– И опять на те же грабли? – ехидно спросил Саша.
– Надеюсь, в этот раз без граблей, – ответила Полина.
– Полин, мне на пару дней нужно будет опять во Владивосток слетать… – начал Саша, – я обещал тебе твое первое свидание, но его придется отложить.
– Я буду ждать, Александр Николаевич, – кокетливо ответила Полина.
– Все, иди, если не хочешь, чтобы я при всех тебя поцеловал, – опять глядя на ее губы сказал Саша, – и, Полина, твое правило по поводу отсутствия секса на первом свидании придется нарушить, как я нарушил свое о запрете спать с подчиненными, – на ушко добавил более тихим и грудным голосом, отчего по спине поползли мурашки.
Сев в машину, Саша уехал, оставляя Полину одну. Но с легкой улыбкой на лице и теплом внутри.
Зайдя внутрь здания, Полина увидела, что ее все еще ждут в вестибюле. Очевидно, женское любопытство безгранично. А когда предмет этого любопытства – всеобщая любовь женской половины коллектива, то любопытство усиливается троекратно.
– И что наш Александр Николаевич? Загрузил работой? – задала наводящие вопросы Маша.
– Да, как обычно. Уезжает в командировку и надавал заданий, – закончила Полина, не желая продолжать этот допрос, который ни к чему хорошему точно не приведет.
– Все-таки везучая ты, Полина, так близко общаешься с Ярским, часто в кабинете у него бываешь… Эх, к нам он в маркетинг почти не заглядывает, – грустно заключила Маша.
Девушки молча разошлись по своим рабочим местам. И только закрыв за собой дверь в свой маленький уютный офис, Полина вздохнула: общаться на отстраненные темы с коллегами здорово, но напряжение, которое она испытывает, как только кто-нибудь произносит фамилию Ярского, и внутри сжимается комок страха. Вот только чего она боится? Боится, что все узнают об отношениях? Или боится повторения истории?
– Можно? – тихо постучав и приоткрыв дверь, спросил Рома. Роман Евгеньевич.
– Конечно, заходи…те.
– Можно на ты. Но я не по работе, – начал Рома, у которого в голосе можно уловить стальные нотки.
Роман никогда не отличался строгостью и холодностью, даже на работе. Да, к ней он относился серьезно, что и требовал от своих работников. Но с ними он был скорее как наставник, по-дружески направляя и поправляя. Если такой подход к делу кого-то не устраивал, и он видел лишь панибратское отношение, то такое сотрудничество просто прекращалось. Сейчас же, в кабинете Полины, перед ней стоял не тот веселый парень из клуба, который с легкостью мог примирить четверо девушек, который без проблем становился душой компании, который ответственно и без лени подходил к своей работе и должности. От него исходил лед. От каждого его движения, от каждого взгляда. Лед, Холод и расчет. Как будто он сам стал цифрой: бездушной и неживой.
– Какие у тебя отношения с Ярским? – устремляя взгляд вдаль спросил Рома.
– Рома, я понимаю, что ты его друг, но даже при таком раскладе – тебя это не касается, – жестко ответила Полина.
– Хорошо. Я перефразирую. Что у тебя к Ярскому?
– Тебя это тоже не касается.
Рома, наконец, перевел взгляд на Полину, но все же остался тем же холодным и пробирающим до дрожи. А главное, Полина не понимала почему.
– Я не знаю, что ты задумала, но предупреждаю, что я вытаскивал друга из ада не для того, чтобы он опять угодил в тот же капкан.
Не дожидаясь ответа от Полины, Рома вышел, довольно громко хлопнув дверью.
Глава 26
Саша. 10 лет назад.
Саша проснулся рано от солнечных лучей, которые прожигали ему глаза даже через зашторенные окна. Последние месяцы рано для Саши – это ближе к обеду. Сев на кровать, которую не заправляли уже несколько недель, он зажал свою голову между ладоней, сдавливая и растирая виски от боли. Воздух пропитался элитным алкоголем, сексом и наркотиками, которые еще небрежно валялись на низком столике у кровати. Последнее увлечение Саши – новый синтетический наркотик, по ощущениям напоминающий кокаин, но более продолжительного действия.
Борясь с головной болью и еле передвигая ноги, Саша дошел до кухни в надежде выпить стакан воды: от жесткого сушняка невозможно вымолвить и слово. Дальше душ, ледяной, словно тысячи острых ножей. Только это может хоть как-то привести его в чувства. В зеркале на Сашу смотрел молодой парень, у которого на лице залегли глубокие морщины и круги под глазами. Цвет лица – серый, бездушный. Из-за этого тяжело сейчас понять его возраст: должен выглядеть на двадцать три, а выглядит значительно старше. Некогда сильное, уже по-мужски сложенное тело, теперь выглядело отталкивающе худым и больным.
– Саш, мне нужны деньги, – сразу заявила Инна, входя к нему в ванну.
– Сколько?
– Долларов триста. Я занимала у Глеба. Надо отдать, ты знаешь, чем это все грозит, – продолжает Инна.
– Знаю. Достану.
– Спроси у отца.
– Уже спрашивал. И ты знаешь, что он сказал, – раздраженно ответил Саша.
– Спроси еще раз. У мамы спроси, у брата. У Ромы своего драгоценного, – не унимается Инна.
– Я сказал, что достану, значит достану, – разозлился Саша и резко вышел из ванны, хлопнув дверью.
Полтора года назад новость о том, что примерный сын забросил учебу и подсел на наркотики, стала большим потрясением для семьи Ярских. Разговоры, шантаж, просьбы и мольбы – все было пустым звуком, если на другой чаше весов стояла она – Инна. Его боль, его любовь, его жизнь, его реальная зависимость. Саша стал наркоманом. И имя этому наркотику – Инна.
Его новая зеленая Ауди была разбита через два месяца после первого наркотика: он просто дал покататься своему якобы другу, но тот не справился с управлением. Искореженный автомобиль так и стоит у него во дворе. Карманные деньги, которые он ежемесячно получал от отца, перестали поступать через месяц, после того, как он под коксом приехал домой к родителям и напугал мать своим поведением. Последние два года учебы давались ему с трудом. Он чудом сдавал зачеты и экзамены и возможно тут не обошлось без помощи влиятельного отца Саши. Еще у него осталась его квартира, подаренная отцом после поступления в МГУ, как символ начала новой взрослой жизни.
– Я пригласила к нам сегодня вечером друзей, повеселимся… – зашла на кухню Инна, – Кстати, Толян передавал тебе спасибо, что помог ему с вложением денег в какие-то там акции.
– Пусть лучше не спасибо скажет, а мой процент переведет.
Когда отец лишил его денег, единственный способ заработать было для Саши – это знание и чутье, в какой бизнес вложиться, какие акции нужно купить, а какие продавать, игра на бирже, не всегда законная, кстати. Благодаря этой хитрой схеме и сарафанному радио, Саша мог позволить себе, если и не жить так как раньше, то свои потребности покрывать. А это значит, что деньги на очередной наркотик у него всегда были. Но не в последний месяц. Истощенный организм, плохая работа мозга в следствии употреблении синтетического яда, и Сашу списали с его финансового пьедестала после пару-тройку провалов.
– Глеб тоже хотел прийти… – опять начала Инна.
– Инн, мы всегда отдавали ему долги. В этом плане мы чисты. Думаю это дает нам право на отсрочку в пару недель, – сказал Саша.
– Ладно, иди ко мне, – поманила его к себе, как ручное животное, которое решило показать коготки, не имея на это право.
Секс с Инной всегда рвал крышу. Это не была нежность, это не была любовь, это не была чувственность. Только животное наслаждение друг другом. Как перед смертью, перед последним вздохом. Оргазм, который уносил в другое измерение не хуже наркотиков. А потом истощение, испитые друг другом соки и силы, восстанавливаемые только очередной порцией наркотиков. На протяжении двух лет. Зависимость из которой не выбраться. Лабиринт Минотавра. Движение по кругу.
Глеб, как и обещал, пришел в квартиру Саши, хоть тот его и не звал. Они, конечно, не были друзьями, даже приятелями их не назовешь, между ними были только товарно-денежные отношения.
– Глеб, – окликнул его Саша, – про долг Инны я знаю. Отдам, как только у меня появятся деньги, – заявил Саша.
– Саша, Саша. Это не твой долг, а ее. И не советую за нее впрягаться, если не хочешь, чтобы самому прилетело, – зло заявил Глеб.