– Да нет же. Тут такой… В черном мундире с серебряным шитьем, – прошептал юноша.
– Тебе кажется», – вздохнул Карл. – Сейчас жар спадет, и уйдет этот твой…
Якоб мигом перекрестился, прошептав:
– Царица Небесная, совсем плох.
– А ты не ной! Выкарабкается…
Карл наклонился к нему с кружкой воды и проговорил:
– Возьми, выпей…
Кристоф сделал глоток и шепнул непослушным голосом:
– Теплая ж.
– А холодной тебе нельзя.
– И бок очень болит, – он снова поморщился. – Я спать хочу…
– Поспи, может, лучше станет, – вздохнул старший его брат.– «Да и мне б не мешало…
Стало тихо. Райни встал у постели, и увидел, как от больного, который лег на спину и прикрыл глаза, задышав несколько ровнее, отделяется словно белое облако, которое потом обрело очертания двойника лежащего.
«Душа выходит из тела… Он умирает?» – подумал Райни, но при взгляде на тело юноши он заметил, что его грудь по-прежнему вздымается под одеялом, а лицо приобрело безмятежное выражение.
– Вы ангел? – спросил Кристхен, глядя гостю прямо в глаза. – Я уже умер?
– Нет, – Райнхард вспомнил, что в этом мире, вероятно, должны знать ангелов, святых и молитвы. Молятся они по-христиански, хоть и не на латыни, а на немецком. У всех кресты на шее. Вот и у его собеседника тоже есть – простой, без изображений Распятого, из красного золота, на цепочке из того же металла. Райни понял – пока этот крест у него на груди, тот не может просто так взять и умереть.
Он представился чин по чину.
– Я Кристоф Рейнгольд. Фон Ливен. Прапорщик Семеновского полка, – свое воинское звание он произнес с некоторым даже отвращением. – А вы, Рейнхард… Вы лейтенант прусской армии?
Пруссия… Райнхард фон Мюзель, интересовавшийся историей Земли, читал, что было такое королевство, вокруг которого образовалась Германская империя – Первый Рейх. Затем ставший Вторым… Третий же оказался катастрофой и для Германии, и для половины мира. А по образу и подобию этой Пруссии, ставшей Германией, первый из Гольденбаумов и решил создавать свою Империю. Все подданные приняли немецкие имена и фамилии, выучились языку в его самой правильной, литературной форме. Все аристократические титулы и военные звания были тоже взяты из того, земного Рейха, равно как и обычаи, манеры, вкусы.
Райнхард не стал его разуверять. Только сам спросил:
– А какой нынче год?
– Должен быть 1790-й.
– От Рождества Христова?
– Так точно, – Кристоф пристально смотрел на него, не понимая, кто именно находится перед ним. Униформа вводила его в смущение – Райнхард понимал, что она слишком современная. Вряд ли они такое носят в современной его собеседнику Пруссии. – Кажется, десятое декабря…
Фон Мюзель попытался вспомнить, что же произошло в тот год. И что же это за война такая. Спросить он не мог – слишком уж много подозрений вызвал. Но ничего толком вспомнить тоже не мог.
– Вижу, вы не отсюда, – этот фон Ливен оказался толковым парнем и не стал его смущать расспросами. – И вы мне не снитесь – я вас и наяву видел.
– Вы сильно больны… Вам могло показаться.
– Да и вы тоже… – Кристоф внимательно вгляделся в его лицо. От его взгляда разливалось тепло, становилось немного полегче, потому как Райни постепенно начал ощущать всю ту же боль, от которой скрылся. – У вас… У вас что-то в горле. Какая-то опухоль. И в груди тоже. Оно мешает… Вам плохо.
– Так и есть, – подтвердил Райнхард. – Возможно, я уже умер.
– Нет… – лицо Кристофа, красивое несколько даже по-девичьи, посерьезнело. – Вы убежали сюда… Точнее, попросили, и вас сюда перенесли.
– Откуда вы знаете? – проговорил Райни.
– А за вами все видно, – простодушно откликнулся его собеседник. – Ежели желаете, можете тоже посмотреть…
Райнхард взглянул… По-прежнему белыми облаками витали мысли людей, сны тех, кто спал.
– От кого вы убегали? – поинтересовался Кристоф совершенно светским тоном. – И почему ваш слуга спит, тогда как он должен ходить за вами?
– Какой слуга? – недоуменно спросил Райни.
– Да вот тот… Рыжий.
– Это кадет-лейтенант Зигфрид Кирхайс. Мой друг и напарник, – с гордостью проговорил Райнхард. – Он спас мне жизнь, а я некстати провел некоторое время на морозе и простыл, как видите. Да так, что меня нечем лечить.
– Но он же обязался ухаживать за вами, – произнес Кристоф. – И… вас хотели убить враги?
– И сейчас хотят. Как вы думаете, от кого я бежал?
– Это herr Todt. Я его знаю и видел несколько раз. Не дрался, слава Господу, нет, – знающим голосом произнес Кристоф. – Он ничей не враг сам по себе. Но его могут подослать…
– Вот я о том и говорю, – вздохнул Райни. – И теперь не знаю, как вернуться. Да и стоит ли?
– Да, это сложно… Но если вы здесь долго задержитесь, то…
– То я умру? О том знаю. И, право слово, смерть была бы предпочтительнее этой боли.
– Нет, вы просто зависнете без сознания, – проговорил Кристоф. – Тело не умрет, но все остальное будет… здесь. А вам здесь жить нельзя.
– Правильно. Кроме вас и еще какого-то старика меня никто не разглядел, – усмехнулся Райни. – Но все же, не могли бы вы мне рассказать, с кем вы воюете и что вообще происходит?
Кристоф, как мог, довольно сбивчиво изложил ситуацию. Он тоже из некоего «Рейха», только Russische, и этой империей тоже управляет монарх, но не Keiser, а Keiserin. Которая, равно как и Фридрих-Вильгельм, тоже «постоянно берет фаворитов». Там тоже имеется аристократия, дворянство. Нет, в самой Империи по-немецки говорят только такие, как сам юноша и его семья, которых он отнес к некоей группе под названием «Balten».
– Ну и наша Keiserin вообще-то сама немка, – проговорил Ливен так, словно сообщал некую крамолу. А вообще-то официальный язык русский – на нем и говорили те, кого Райни встретил впервые.
– Высокорожденные разговаривают по-французски, – сообщил фон Ливен. Он сам знает французский хорошо, а русский не очень («Могу командовать и ругаться», – добавил, немного смутившись, юноша). Пруссия – государство западнее Российской Империи, там все говорят по-немецки, «прямо как вы», и там тоже правит король по имени Фридрих-Вильгельм. Война нынче идет со Швецией – королевством к северо-западу от Российской Империи.
– Спор за границы, – сказал Кристоф о причинах войны и сообщил, что да, война идет победоносно для России.
– А я тут заболел… Скоро маршем на Фридрихсгам, меня оставят здесь, – досадовал он. – Я так и останусь каким-то прапорщиком, даже не офицером…