Молодость Кайзера

– Как не на чем? – воскликнул Зиг. – Тут же должен быть полноценный госпиталь со всем оборудованием. На тысячу служащих… Средства же выделялись.

– Как вы догадываетесь, Хердер покойный вел двойную бухгалтерию, – произнес военный врач. – Нам перепадало все менее чем… Зеленка, анальгин, пенициллин, йод и пара сывороток, бинты и вата – вот и все, чем я располагаю. Лейтенанту могу выписать уколы антибиотиков, чтобы сбить жар, ну и мазать гланды йодом, как я детям всегда делал…

Райнхарду хотелось возмутиться: «Ну уж нет, такого я с собой делать не позволю!», но врач быстро сказал:

– А вы помолчите. Будем лечиться, чем есть. Тем более, организм у вашего приятеля крепкий, и с инфекциями справится. Главное – пусть полежит хотя бы неделю. А то знаю я вас, молодежь, – как только температура спадет, сразу считаете, что здоровы. Потом получаете осложнения. Вы, кадет-лейтенант, следите за своим другом получше…

Райнхард снова хотел что-то сказать, но слабость и отсутствие голоса мешали ему сделать это. Даже толком поднять веки было тяжело.

– Я принесу вам ампулы с пенициллином и расскажу, в какой последовательности делать инъекции внутримышечно», – произнес врач. – Справитесь?

На курсах первой помощи в академии их учили в том числе и этому. Поэтому Зигфрид с готовностью откликнулся на его просьбу.

– Собственно, мы уже несколько опоздали, начинать нужно было с самого первого дня, но все лучше, чем ничего, – добавил доктор. – Может статься и так, что с первого раза не подействует.

– Да хоть что-нибудь! – воскликнул Кирхайс.

– Надеюсь, Зиг не наставит мне синяков, – хотел сказать Райни и даже слабо улыбнулся, насколько было возможно в его состоянии.

– И сами не сильно усердствуете, все же болезнь у вашего друга заразная… – обратился доктор к Кирхайсу.

Райнхард снова погрузился в сон. На этот раз забытье было сладким и блаженным. Без тревожных мыслей, без черных теней, прокрадывающихся к кровати, витающих над ним, давящих на грудь и шепчущих проклятья…

Зигфрид Кирхайс взглянул на градусник – ртутный, как в далекую старину, так как электроники в медпункт тоже не попало. «Как здесь военнослужащие еще массово не умирали?» – подумал он. – «Одно везение. Условия-то экстремальные, здесь по-хорошему нужен целый батальон медиков и санитаров, да еще и со специальной подготовкой…» Ртутный столбик лишь на два деления не дотянул до отметки «40». Опять. То, что вколотый пенициллин поможет не сразу, доктор предупреждал. Но Зигу все же хотелось бы чуда.

За тот десяток лет, что они друг друга знали, Райнхард так болел впервые. И в самом деле, может, все обойдется? Сказали же, что организм крепкий… Но, судя по виду Райни, болезнь явно сильнее. Не хотелось так думать, конечно, но, похоже, враги и в самом деле брали верх… Райни провел не менее часа на жестоком морозе, одетым в один мундир. Прижимался спиной к ледяной глыбе, стараясь укрыться от пуль подлеца Хердера. А если еще и совокупить все, что он пережил…

Зиг обтер пылающее лицо друга тканевой салфеткой, смоченной в ледяной воде. Райни открыл глаза, впервые за несколько часов, и его друг поразился, увидев, как их знакомая светло-серая сталь подернулась мутной пеленой.

– Друг мой… – прошептал Райни. – Нам срочно нужно ехать отсюда. Срочно. Пока мы остаемся на Капча-Ланке, Аннерозе в опасности. Я очень боюсь опоздать.

– Ты очень болен и в таком состоянии никуда не сможешь поехать, – откликнулся Зиг. – По дороге тебе сделается только хуже.

– Куда уж хуже? – покрытые коричневой коркой губы Райни сложились в подобие улыбки. – Меня тут вернее погубят… Здесь есть люди, которые хотят моей смерти.

– Но Хердер убит, равно как и Гуггенберг. Других исполнителей нет, – озабоченно произнес Зиг.

– Ты их просто не видишь… А они приходят, – голос Райни снова сорвался. – Прямо сюда приходят.

– Кроме меня и тебя никого нет, только врач был. Но если ты про него…

– Да нет же, – выдавил из себя Райнхард, тяжело закашлявшись. Зигфрид помог ему чуть подняться в постели, чтобы дышать было полегче.

– Кого ты имеешь в виду? – спросил он.

– Оглянись, – прохрипел больной. – Прямо за спиной… В черном плаще такой…

– Тебе кажется, – участливо произнес Зиг. – Мы совершенно одни… Сейчас, укол подействует, тебе станет лучше, и он исчезнет.

– А потом вернется, – Райни обессилено смежил веки. – И ты не сможешь его выгнать, потому как не видишь… И тогда ты тоже увидел не сразу.

– Кого?

– Да Хердера, – силы у фон Мюзеля были на исходе, и он бессильно, словно кукла, упал на подушки.

– Тихо, попей вот, – Зиг дал другу воды, чуть подогретой, и тот мелкими глотками выпил ее. Видно было, что боли в горле сделались чуть слабее, но не стали менее ощутимыми.

– Спасибо, – прошептал Райни и закрыл глаза.

Кирхайс так и не понял, стоит ли принять упрек друга на свой счет или же это действие его болезненного состояния и спутанного сознания. Он и так ощущал себя несколько виноватым перед ним. Хотя сделал все, что было в его силах. «Вот бы и мне разделить его боль», – подумал он. – «Хотя бы чуть-чуть. Но тогда кто за нами обоими будет ухаживать? Нет, надо держаться. Ради госпожи Аннерозе. Чтобы враги не радовались ее горю».

…А, может быть, Райни и впрямь прав? О его болезни стало известно по всей базе. Возможно, в заговор были посвящены не только полковник и майор, но и другие офицеры, чинами пониже. И они не преминули сообщить заказчикам их с Райни гибели о тяжелой болезни «этого белобрысого ублюдка»… Можно рассуждать и далее. А вдруг у доктора есть все средства лечения, а он просто скрывает их специально? Ведь к этому времени от лекарства уже должен быть хоть какой-то эффект. И вообще, даже если у доктора дела с материальным обеспечением действительно так плохи, как описывается, мог бы организовать борт для доставки больного в центральный госпиталь, где найдется и лаборатория, и рентген, и более современные антибиотики… Мазать горло йодом – надо ж такое придумать. За эти несколько часов Зигфрид не терял времени даром, а прочел в сети о болезни друга все, что можно было, и понял, что при гнойной ангине ни в коем случае нельзя трогать воспаленные гланды, тем более, смазывать их йодом – это вызывает размножение бактерий и только усугубляет состояние. Помогает полоскание раствором соли и соды, но в высокоумных медицинских энциклопедиях не говорилось о том, как это делать больному, который не в состоянии даже попить воды без чужой помощи?

Странно. Сейчас, во время болезни, Райни очень походил на свою сестру, такой, как ее помнил Зиг. Вся та же прозрачная бледность, печально сведенные брови…

Обычно черты фамильного сходства были не столь заметны. Особенно когда они все выросли, и Райнхард совсем возмужал, став на голову выше своей старшей сестры, которая раньше казалась очень взрослой…

Мысли об Аннерозе всегда воодушевляли Кирхайса. И нынче он подумал, что ей наверняка доложили о тяжелой болезни брата. Если врагам стала известна эта информация, то они не преминули рассказать ее графине фон Грюнвальд, еще и преувеличив все во сто крат… Впрочем, куда уж тут преувеличивать?

Зигфрид живо представил себе эту сцену. Аннерозе, как всегда, занимается чем-то милым и уютным – поливает цветы на клумбе, сервирует стол, выставляя блюдо со своей знаменитой выпечкой, листает журнал мод, сидя на скамье. И тут некто – наверное, какая-нибудь горничная или еще кто – сообщает: «Слыхали, ваш брат тяжело заболел на Капча-Ланке. О его состоянии сообщают самые неутешительные сведения…», и ее мир и покой рушатся в одно мгновение. Естественно, она начнет расспросы… Лицо ее, такое безмятежное, исказится гримасой тревоги.

Кирхайс очнулся от своих мыслей, как от навязчивой дремы. «Надо с госпожой Аннерозе связаться», – подумал он. – «И сказать…»

Но что сказать? Уверить, что болезнь ее брата – банальная простуда, которая скоро пройдет? Но это будет ложью. Явной ложью. Сказать все, как есть? Но чем он тогда будет отличаться от вражеского засланца? Дождаться улучшения состояния Райни? Это виделось самым разумным на сегодняшний день. Но когда оно наступит?

Чтобы отвлечься от мыслей, он прилег на соседнюю кровать и принялся проигрывать в памяти самые дорогие и нежно хранимые воспоминания о их детстве, о заботе, которую высказывала эта девушка, о том, когда он впервые понял, что любит ее…

Он никогда не ждал, что на его чувства ответят, как никогда бы не посмел убрать обязательное обращение «госпожа» перед ее титулом и сменить «Вы» на «ты», говоря с ней. Но отчего-то он подумал: ведь, если бы они оба пали «смертью храбрых» во время прошлого боя, то Аннерозе плакала бы исключительно по брату, даже забыв о его друге. А если бы на месте Райни нынче лежал бы он, то всем было бы все равно… Это и разозлило Зига. Ухаживал бы за ним Райни так заботливо – каждые три часа таблетки и уколы? Вряд ли… «Он бы первым делом организовал доставку меня в хорошую больницу, под присмотр лучших докторов», – осенило Кирхайса. – «Он бы нашел людей…»

Зиг понял – в этом и крылось их различие. Райнхард фон Мюзель решал проблемы всегда наиболее четким способом. Не мирился с обстоятельствами, а ломал их под себя. Не боялся принимать на себя ответственность… Кирхайс таким не мог стать при всем желании. А хотел ли?.. Нет. Его устраивало и то, что такой прирожденный лидер слушается его. Зависит от него каким-то образом. Особенно нынче… Ведь Зиг не обязан все это делать. Заполучить признательность и привязанность такого человека, каков был его давний друг, дорогого стоит. Равно как и иметь определенную власть над его жизнью и смертью. Да, оказывается, спасать жизнь сладостно именно из-за ощущения этой власти.

Райни выздоровеет. Потому, что он не может просто так уйти. Особенно от пустячной хворобы. И, лишь только он придет в себя, как сразу поймет, кто все эти дни не отходил от его постели. Да и сестра обо всем узнает. «Спасибо» из ее уст дороже золота… Или же она разорится на более весомую благодарность. Заметит его, остановит на нем свой взгляд и забудет своего мерзкого старикашку кайзера…

При этой мысли Зиг заснул, забыв о своем обещании бдить у постели больного друга.

Райнхард снова очнулся от забытья. Тягостная полудрема, вызванная слабостью от лихорадки, приглушала боли во всем теле. Ныне же они охватили его со всей мощью, и он невольно простонал. Неверные лучи прикроватной лампы развеивали стерильную тьму спальни. Юноша обнаружил, что его друг дремлет на соседней кровати, не раздевшись, поджав под себя длинные ноги. «Ну что ж, Зиг у нас всегда готов поспать», – Райни вспомнил, как во время последней разведывательной миссии, когда отключилась батарея питания танка, Зиг тоже задремал, как ни в чем не бывало. Такому спокойному отношению к жизни фон Мюзель, бывало, даже и завидовал. «К тому же, я знаю, что ему снится», – подумал юноша, слегка усмехнувшись. – «Не буду ему мешать».

Несмотря на тягостную слабость и остатки жара в теле, голова была на редкость ясная. Кажется, лекарство наконец-то начинает действовать, уничтожая бактерии в его крови… Только горло по-прежнему болело, в груди еще не развеялся душный холодок, колотье под ребрами стало лишь на самую каплю меньше, а из-за опухших желез было больно поворачивать шею. «Что там этот педиатр говорил про йод? Попробую-ка я сам там все себе помазать, вдруг и впрямь полегчает…», – сказал себе Райни. – «Вот еще, нечего Зигу лезть мне в рот».

Он попытался сесть в постели. Густая мокрота, наполнившая его больную грудь, стекла вниз, дышать стало несколько легче. Он откашлялся. Зиг вздохнул и только перевернулся на другой бок. «Вот так сиделка», – подумал Райни. – «Впрочем, он, верно, жутко устал… Сколько я уже болен? Сутки, двое? Нет, надо срочно выздоравливать, а ради этого я потерплю и самую тщательную обработку гланд, и уколы какие угодно – кстати, рука-то у Зига оказалась тяжелая, до сих пор побаливает то место, куда он воткнул иглу… А потом сбежать отсюда, пока они снова не пришли».

Райнхард и сам был рад списать появление черных теней, шепчущих ему на ухо разнообразные мерзости, на высокую температуру и расстроенное сознание. Если бы каким-то чутьем не понимал: они реальны. И ничего, что Кирхайс их не видит – тот просто не хочет их видеть. От этого они не становятся менее осязаемыми. А предводитель их всех – худой господин в черном плаще с костлявыми длинными пальцами, который способен оборачиваться и женщиной со злыми глазами – ничего не говорит, а только кладет свою руку на шею молодого человека, пережимая подушечками пальцев в сонную артерию, отчего сердце колотится, как бешеное, воздух кончается, и спазм сжимает гортань, и кажется, что приходит конец…

Его приходу всегда предшествовал озноб – словно кто-то проводил кубиком льда по позвоночнику. Райни не знал, как с ним бороться. Никакие удары, пинки, угрозы не отгоняли этого мрачного убийцу, обязавшегося закончить дело незадачливых наемников. Потому как он был не человек, а Райнхард с такими бороться не привык.

Райни и сейчас почувствовал, что незваный гость близко. Почти рядом. Пару часов назад, когда Кирхайс поил его, тот стоял за спиной друга, но подойти не осмелился, решив по какой-то своей прихоти оставить больного в покое. Нынче тот снова объявился рядом.

В голове у Райни всплыли латинские слова молитвы, когда-то прочитанной в одной из земных священных книг. Его влекло к этим книгам, а описываемые в них истории, верования и притчи, которые некоторые историки, особенно альянсовские, называли «сказками и мифами», казались неоспоримой истиной. Недавно в библиотеке Академии ему попалась увесистая книга в синей обложке, с серебристым тиснением. «Катехизис» – так она называлась. Автор не был указан – вместо него на обложке был изображен крест с причудливо переплетенным вензелем ICH. Книга показалась Райнхарду исчерпывающей и точной, как служебный устав – состояла из вопросов и ответов, достаточно исчерпывающих и понятных. И в ней приводились необходимые каждому христианину молитвы. Некоторые состояли из четырех строк, другие же были длиннее. Та, которую он собрался произносить, отложилась у него в памяти сразу, хотя и не была самой краткой.