Золотой век предательства. Тени заезжего балагана

На?о, личный прислужник принца, сразу же помчался за придворным лекарем. И тот не заставил себя долго ждать. Седой и полнотелый старичок с живыми и блестящими глазами внимательно выслушал все жалобы принца на странный чай, который он выпил перед завтраком.

– Принесите мне этот чай, – велел слугам лекарь, осмотрев принца. – Посмотрим, чего там намешали.

Теперь на уши подняли уже половину дворца, но ни пресловутого чая, ни человека, который доставил его, найти так и не удалось. Начальник стражи, боясь, как бы этот скандал не достиг ушей императора, самолично отправил в город небольшой отряд самых доверенных людей, чтобы разыскать того, кто пытался навредить принцу.

Однако вскоре лекарь заключил, что здоровью и жизни наследного принца ничего не угрожает, и суматоха во дворце немного улеглась. Поиски негодяя к тому времени так и не увенчались успехом, и потому стражников отозвали, дав на отряд пару кувшинов вина и мешочек, полный серебряных сэнов, – лучшего способа замять слухи о том, что произошло сегодня во дворце, и придумать было нельзя.

* * *

Дайсин был столицей империи Тейсэн со времён первого императора Да?йго – родоначальника великой династии, угасшей почти четверть века назад. За свою более чем тысячелетнюю историю Дайсин многое повидал и даже отстраивался заново, как то было после смуты клана Ме?йга, когда почти вся столица выгорела дотла. Неизменным оставалось лишь расположение города – со времён первого из Дайго Дайсин стоял у моря, в тихой гавани, которую с обеих сторон обступали две горы, Ота?цу и Цумэта?цу.

Дайсин напоминал постаревшего, потасканного жизнью, но всё ещё хорошего собой придворного, который одевался в пускай и старые, но дорогие шелка, умащивал свои холёные белые руки ароматными кремами и даже слегка подкрашивал губы, чтобы они выглядели более молодыми и свежими.

По большей части Дайсин не отличался от многих других крупных городов. Всё было предельно просто. Если у тебя в кошеле завалялась пара лишних сэнов и платье не успело сильно истрепаться в дороге, то ты всегда был желанным гостем в рёка?нах и чайных. А если в карманах у тебя было уже с неделю как пусто, и выглядел ты, как Бог Бедности в его лучшие годы, то Дайсин отвращал от тебя свой взор с брезгливым выражением на тонкокостном и бледном лице.

Словно искушённый долгой жизнью при дворе аристократ, Дайсин всегда точно знал, как правильно нужно подать себя, чтобы оказаться в наиболее выигрышном положении. Этот город был хорош в любое время суток – недаром вот уже не одно столетие многие прославленные поэты называли столицу империи Тейсэн «жемчужиной, стоящей у моря».

Что касается блеска и красоты богатых кварталов, то тут мастера художественного слова не покривили душой: чем выше над уровнем моря стояли усадьбы, тем роскошнее они выглядели. Сюда не долетали запахи с рыбных рынков: император и его приближённые наслаждались ароматами цветов и благовоний, которые курились на домашних алтарях.

Бедняцкие же кварталы являли собою зрелище поистине жалкое: лишь во время больших празднеств, будь то Новый год или Обо?н, свет от бумажных фонариков хоть немного скрадывал убожество ветхих деревянных лачуг, потемневших от времени. И люди, и стены их жилищ были насквозь пропитаны рыбной вонью – многие жители этих кварталов промышляли рыболовством, которое хоть как-то могло прокормить их семьи.

Принц никогда не бывал в городе дальше рыночных рядов, да и ни к чему это было. Жизни бедняков его не интересовали: он едва ли вообще сознавал, что они существуют. Лишь во время его восшествия на престол вся столица соберётся посмотреть на своего нового правителя. В этот славный день даже самые опустившиеся доходяги наскребут последние гроши, чтобы хватило на общественную баню. Они будут наравне с остальными жителями Дайсина приветствовать его императорское величество и желать долгих лет жизни, а потом так же радостно кутить в ближайшем кабаке-идзака?я – в дни больших праздников в столице выпивка всегда была бесплатной, так уж повелось.

И больше пути принца и нищих никогда не пересекутся. Тэцудзи вернётся в свой пятиярусный дворец, с высоты которого ему откроется блестящая гладь моря и две горы, между которыми стоит Дайсин.

А бедняки вернутся туда, откуда пришли, в свои провонявшие рыбой лачуги – где им, в чём Тэцудзи нисколько не сомневался, было самое место.

* * *

Промучившись несколько часов от расстройства желудка, только к вечеру принц Тэцудзи, наконец, почувствовал себя гораздо лучше.

Смех и радостные выкрики праздных горожан далеко разносились в напоенном вечерней прохладой воздухе – их отголоски были слышны даже на третьем ярусе дворца, где располагались покои принца. Тэцудзи с нескрываемой завистью вслушивался в ликующие голоса людей и всем сердцем проклинал так некстати навалившуюся на него слабость.

Подумать только, целый день был потерян напрасно! Ни тебе охоты, ни ужина в обществе красивых и уточнённых девушек, которые так и вились вокруг принца и его окружения, словно стайка пёстрых птичек… Будто немощный и всеми позабытый старик, Тэцудзи лежал в своих покоях и предавался сожалениям об упущенных возможностях.

Наконец, когда ему наскучило и это, принц кликнул своего прислужника:

– Эй, Нао, принеси-ка мне одежду! – От расстройства его весь день бросало то в жар, то в холод, и принцу хотелось как можно скорее переодеться во всё чистое.

Но никто не отозвался. Крикнув ещё пару раз и услышав в ответ только глубокую тишину в коридоре, принц побагровел от гнева.

– Да чтоб вас всех! – от души выругался он.

Встать Тэцудзи удалось не сразу. Слабость ещё не до конца отпустила его, и он побрёл к комоду, едва переставляя ноги. По дороге он то и дело искал дополнительную точку опоры: ею с успехом послужила сначала ширма, с трудом устоявшая, когда принц всем весом навалился на неё, а потом и стена, в которую Тэцудзи уткнулся лбом, пытаясь побороть охватившую его дурноту.

После всех мытарств принцу наконец удалось добраться до комода. Стоило ему перевести дух, как он тут же разразился ругательствами: где же демоны носят этого Нао, когда он так нужен? Не иначе как опять улизнул к этой девчонке-прачке, которая в прошлом месяце начала работать во дворце. У принца на подобные дела был нюх, и ещё какой! Неспроста Нао вдруг весь как-то приосанивался, когда эта девчонка со своими вечно хихикающими подружками проходила мимо.

Но любовь любовью, а пренебрежение к собственной особе принц не прощал никому. Скривившись от досады, Тэцудзи твёрдо решил, что прикажет всыпать Нао с десяток ударов палкой, когда тот посмеет приползти обратно. Пусть раз и навсегда запомнит, кому он служит.

На то, чтобы добраться до комода, у принца ушли все силы. Он опустился на пол и раскинул руки в стороны. Ставни были по-прежнему раздвинуты, и ветерок, задувавший в комнату, приятно холодил разгорячённое болезнью тело принца. Он прикрыл глаза.

Зашелестели бумаги на столе. Что-то едва слышно звякнуло в дальнем углу комнаты, и Тэцудзи вдруг отчётливо ощутил на себе чей-то взгляд.

«Ну погоди, Нао, вот я тебе устрою!» – со злорадством подумал принц и открыл глаза.

Над ним склонился какой-то высокий и худощавый человек, одетый во всё чёрное – лишь на широком поясе тускло блеснула серебром какая-то мудрёная вышивка. Лицо незнакомца было почти полностью скрыто под конусообразной соломенной шляпой с длинной кривой трещиной. Из неё на принца уставился немигающий чёрный глаз с едва заметным красным отливом.

Этот странный пришелец был ни капли не похож ни на кого из обитателей дворца, и принц вздрогнул.

– К-кто вы такой? Что вам здесь нужно? – принц постарался придать своей интонации строгость рассерженного будущего императора, но голос его предательски задрожал.

Человек молчал, продолжая буравить принца взглядом из-под старой соломенной шляпы. Откуда он здесь взялся? Тэцудзи готов был поклясться, что не слышал ни шороха отворяемых дверей, ни шуршания шагов по татами.

Не из воздуха же он появился, в конце-то концов?

– Где Фусе?цу? – наконец просипел пришелец, ещё ниже склонившись над принцем.

Фусецу, или «Рассекающий ветер», – так назывался старинный клинок, который был одной из трёх наиважнейших императорских регалий. Говорят, он принадлежал самому императору Дайго – родоначальнику великой династии, которая правила Тейсэном больше тысячи лет.

От неожиданного вопроса принц совершенно растерялся. Имя клинка знали лишь особо приближённые ко двору особы. Откуда этому оборванцу было известно о мече?

– Понятия не имею, как ты узнал о нём, – покачал головой Тэцудзи, – но ты же не думал, что я держу его у себя под подушкой, правда же?

Дерзкий ответ принца незнакомцу явно не понравился: Тэцудзи услышал, как тот заскрипел зубами от едва сдерживаемого гнева. Он схватил принца за грудки.

– Говори, где меч, – на сей раз в голосе вора слышалась неприкрытая угроза, и принц невольно задрожал.

Кем бы ни был этот человек, он явился сюда не ради того, чтобы засвидетельствовать принцу своё почтение. Стараясь не выдавать накатившего на него испуга, Тэцудзи проговорил:

– Отец мне не говорит, где его держит. Но даже если бы я знал, где Фусецу, то тебе сообщил бы об этом в самую последнюю очередь, уж не обессудь.

Издав гневный рык, незнакомец отшвырнул принца в сторону и бросился к комоду. Он выдвигал ящик за ящиком, даже не стараясь вести себя потише. Тэцудзи ждал, что вот-вот в его покои ворвётся стража, но время шло, а никто не спешил ему на выручку.

Пользуясь тем, что грабитель отвлёкся, Тэцудзи потихоньку начал отползать назад, к выходу из покоев. Его тревожила тишина, воцарившаяся во дворце. Даже глубокой ночью в коридоре можно было расслышать осторожные шаги стражников и их тихую беседу во время пересменки.

Теперь же дворец словно вымер. Вдруг у этого ненормального были сообщники, которые незаметно разобрались со стражей? Если так, то надежды выбраться из этой передряги целым и невредимым у Тэцудзи оставалось всё меньше.

Но это не означало, что он не попытается.

Стоило принцу коснуться раздвижных дверей, как грабитель, обшаривавший нижний ящик комода, резко замер. Тэцудзи задержал дыхание, боясь пошевелиться. Однако не успел он порадоваться, что опасность миновала, как в свете недавно взошедшей луны блеснуло лезвие кинжала-та?нто, и человек в соломенной шляпе набросился на принца, как голодный хищник на застигнутую врасплох жертву.

Тэцудзи завопил и откатился в сторону. Но нападавший оказался проворнее. Он успел полоснуть принца по левой руке, и тот сдавленно вскрикнул от боли. По руке, неприятно щекоча кожу, потекла горячая кровь.

Опасность придала принцу новые силы. Он сумел вскочить с пола и бросился к выходу из комнаты.

– Стража! Стража! – завопил Тэцудзи.

Уж эти-то крики и шум назревающей потасовки услышал бы и глухой.