Мудрец предложил ему пройти в его хижину, а когда они остались вдвоём, с интересом выслушал рассказ своего гостя.
– Что же мне теперь делать? – спросил человек, когда закончил историю с Зеркалом.
Мудрец улыбнулся и сказал:
– Ты хотел, чтобы книги сделали тебя духовным! Ты думаешь, что духовность – это лёгкий путь, заключающийся в йоговских упражнениях и чтении какой-нибудь мантры с утра до вечера! Тогда ответь мне, что такое «духовное»?
Человек думал, что вопрос мудреца очень лёгкий, ибо раньше он отвечал на множество вопросов, которые задавали ему люди. Однако он только пожал плечами, ведь этот человек не мог чётко дать определение духовному.
– Как же ты тогда учил бы своих будущих учеников! – воскликнул мудрец.
Человеку вдруг стало стыдно за свою гордыню, потому что он понял, что на самом деле он ничего не знает.
– Ты думаешь, – продолжал мудрец, – что духовное и материальное – два разделённых друг от друга понятия. Ты думаешь, что материальный человек плохой, а духовный – хороший? Однако эти два понятия неразделимы друг от друга. Это и есть жизнь, где всё растворено, где – пестрота красок и нет чётких разделительных полос и граней. Это – Жизнь, и она такова, как на Земле, так и на Небе.
После разговора с мудрецом человек вернулся в город Зеркал, обучился ткачеству и стал ткачом. Его ткани особо ценились, так как он своими руками создавал удивительные узоры, доставлявшие людям радость. Каждый день он выходил на реку и восхищался рассветом или закатом Солнца. Если к нему обращался бедняк за помощью, он никогда не отказывал, он просто любил этот мир и был нежен и чуток с ним, и каждый мог обогреться только от одного его присутствия, ибо одних он ободрял, а других успокаивал.
Так прошло некоторое время. Человек даже забыл о существовании Зеркала, и у него исчезло желание заглянуть в него, чтобы увидеть в нём своё отражение. Он просто Жил.
Проходя мимо того Зеркала, человек вдруг увидел там некое красивое ангельское создание. Он был очень удивлён, потому что ему никогда не доводилось созерцать таких великолепных существ. Человек остановился напротив Зеркала и понял, что увидел собственное отражение. Это был он, и никто иной.
И радость потоком хлынула в его сердце.
.
…Мне было стыдно за свой побег. Я не знала, куда себя деть, когда старая служанка Дурга, пышущая гневом, распекала нас перед настоятельницей ашрама.
Я хотела провалиться сквозь землю, стать невидимкой и раствориться в воздухе, чтобы никто даже не подозревал о моём присутствии.
О, нет! Только не это! Что же подумает рани о манерах в нашей семье! Какой позор! Великий Хануман, спаси мою репутацию! Отныне я стану хорошей девочкой и буду всегда слушаться старших.
В комнате было очень темно из-за того, что окна были занавешены фиолетовыми шторами. Они опускались почти до самих полов, по углам стояли курильницы, наполненные благовонными маслами. Курильницы были сделаны из чистого золота в виде четырёх богинь Индии: Сарасвати, Лакшми, Парвати и Радхарани. От них исходил тусклый свет. Пахло сандалом, и от этого запаха немного кружилась голова.
Загадочность во всю эту обстановку добавляла затенённая фигура женщины, которая сидела в самом дальнем углу комнаты. Из-за отсутствия света я не видела лица женщины. Я украдкой посмотрела на Анджану, которая стояла, понурившись, периодически вытирая появляющиеся на глазах слёзы.
– Посудите сами, уважаемая рани, этим наглым девчонкам совсем неведома дисциплина. Если бы я не обнаружила их на развалинах священного храма Ханумана, они бы так и не удосужились придти обратно, чтобы возжечь лампады и вознести славу великим богам. Я осмелюсь предположить, что они бы предпочли провести эту ночь в компании ужасных демонов.
Ужасная Дурга ещё больше пыхтела от гнева, и мне стало по-настоящему страшно.
– Ну, что молчите! Может, что-нибудь скажете в своё оправдание нашей уважаемой рани!
На мгновение мне вдруг показалось, что из затенённой части комнаты исходило удивительное тепло, будто там было понимание и защита.
– Ну, же, отвечайте! Что особенного привело вас в храм Ханумана!
Я не могла вымолвить ни слова, мне казалось, будто мой язык прирос к нёбу. Если я сейчас расскажу о боге обезьян, то я выдам тайну, доверенную мне Анджаной. Как жаль, что я не успела загадать желание, ведь Хануман обязательно бы его исполнил. Увы.
Мне показалось, что женщина в темноте улыбнулась.
– Не сердитесь на мою верную Дургу. На самом деле она добрая и всегда печётся о благе моих воспитанниц.
Смущённая Дурга-деви опустила голову.
– Госпожа, не хвалите меня перед этими недостойными. Я делаю это исключительно в Ваших интересах, чтобы у Вас было больше времени для отдыха. Вы и так сильно устаёте.
– Нет, нет! Разве можно устать, занимаясь любимым делом? Иди, Дурга, поторопи всех на ужин.
– А Вам бы следовало лишить этих двоих вообще ужина. Пусть посидят и подумают, да ещё пусть выльют на себя по ведру воды, чтобы одумались.
Женщина вновь улыбнулась.
– Хорошо, Дурга, я обязательно приму решение. Иди теперь. Мне хотелось бы поговорить с этими новенькими.
Старая женщина вышла, вовсе не желая оставлять нас наедине со своей доброй госпожой.
Слава Великому Хануману! Нам удалось избежать наказания, хотя в следующий раз нужно быть особенно осторожной, если имеешь дело с богами.
Я облегчённо вздохнула. На некоторое время вокруг воцарилось молчание.
– Подойдите ко мне, – вдруг раздалось в темноте.
Мы тихонько подошли. Я видела, что Анджана перестала плакать. Рани Шанти сидела в освещении двух лампад, и теперь я могла ясно разглядеть её лицо.
О, Боже! В области левой щеки там, где должна быть гладкая нежная кожа, уродливым пятном выделялась сплошная корка с морщинистой, напоминающей печёное яблоко кожей. Так обычно бывает при ожогах, как случилось однажды с нашей служанкой Шери.
Её рука обгорела от внезапно вылившегося на её кисть кипящего масла. Я помнила, как сильно кричала в тот день бедная Шери, будто раненое дикое животное.
После этого происшествия Шери постоянно прятала свою кисть, стесняясь своего уродства, и мы её очень жалели.
Я только на один миг представила себе, как же сильно, должно быть, стеснялась этой ужасной корки, обезображивающей её лицо, настоятельница ашрама рани Шанти, что мне стало не по себе. Бедная рани Шанти! Должно быть, она очень сильно страдала, уединившись где-нибудь в тени цветов своего большого сада, чтобы никто не видел её в этот момент. Бедная, бедная Шанти!
Наверное, слёзы проступили на моих глазах, потому что рани обратилась ко мне:
– Тебе страшно? Не бойся, я стараюсь никому не показывать своего лица, ибо люди привыкли отождествлять красоту тела и души. Поверь мне, это не так. Бывает, что тело совершенно, а душа черна, или наоборот, душа красива, а тело….Не мне судить обо всём, что касается меня. Но я стараюсь соответствовать своим представлениям о прекрасном. Вы хотите знать, что привело меня сюда на лоно природы? Садитесь, я расскажу вам свою историю.
Анджана и я присели возле рани. Через несколько минут после молчания я услышала завораживающий голос рани Шанти. Она говорила спокойно, как-то отстранёно, словно речь шла совсем о другом человеке, наблюдаемом со стороны. Но она говорила о себе.
– Это произошло пятнадцать лет назад, когда я была совсем юной, и меня хотели выдать замуж за одного человека. Мы жили большой семьёй в родовом поместье. Мой отец раджа Дхармендра был очень влиятельным человеком в правительстве Индии. Наш замок был сожжён англичанами или, возможно, людьми, симпатизирующими им. Я до сих пор не знаю, кто были эти люди. Быть может сейчас, много лет спустя, они живут в Дели или Бомбее и выглядят вполне приличными гражданами моей страны. Кто знает. Но в ту ночь моя семья погибла, а мне чудом удалось спастись, потому что я выпрыгнула из окна. Я поняла, что одной мне не справиться и убежала в город, чтобы позвать за помощью.
Рани Шанти вновь замолчала и продолжала уже сдавленным голосом.
– Когда я вернулась с несколькими людьми, которые несли воду, было уже поздно. Слишком поздно! В ту ночь мне хотелось умереть, быть похороненной заживо. Я убежала в джунгли и долгое время скрывалась от мира.
– И Вы так и не вышли замуж? – спросила Анджана, всё это время с интересом слушавшая рассказ рани.
– Мой жених и его семья хотели приютить меня, дать приют бездомной сироте, но… – рани Шанти задула один из светильников, и в комнате стало совершенно темно.
Возможно, она сделала это для того, чтобы скрыть обезображивающий шрам на своём лице.