Пока мы шли до ямы той ужасной,
Где грешник, испуская вопля звук,
Метался телом всем. «О, ты, несчастный!
Кто б ни был ты, попавший в бездну зол
Вниз головой, истерзанный, безгласный,
Поверженный, как в стену вбитый кол,
Скажи, кто ты, когда сказать возможно?»
И, как монах, который вдруг пришел
На исповедь убийцы, что тревожно
Ждал смерти под засыпанной землей,
Так точно я склонился осторожно
Над грешником с поникшей головой[105 - И, как монах, который вдруг пришел / На исповедь убийцы… – В Италии зарывали убийц головою вниз. Случалось, что, желая замедлить минуту смерти, иной по несколько раз призывал исповедника будто бы для довершения исповеди.].
И грешника услышал я стенанье:
«Ты ль, Бонифаций[106 - «Ты ль, Бонифаций…» – Тень грешника, опрокинутого головою вниз, есть тень папы Николая III, из фамилии Орсини. Ту же казнь предсказывает Данте папе Бонифацию VIII, тогда правившему ключами святого Петра.], здесь передо мной?
Так обмануло, значит, предсказанье
Меня на много лет? Иль пресыщен
Так скоро златом ты, и поруганье
Твое сошло на вечную жену[107 - Вечная жена – т.?е. Церковь.]?»
Я слушал, ничего не понимая,
И словно сознавал свою вину,
Его речам, неясным мне, внимая.
Тогда Вергилий молвил в свой черед,
Всегда во мне участье принимая:
«Скажи ему скорее: я не тот,
Кого во мне ты видишь почему-то…»
И я раскрыл немедленно свой рот:
«Нет, я не тот!» И, потрясая люто
Ногами, грешник выслушал ответ
И отвечал, – была одна минута,
Что в голосе его был слышен след
Печальных слез: «Чего же надо
Тебе? Когда в подземный этот свет
Проклятого, карающего Ада
Спустился ты, чтоб от меня узнать,
Кто я такой и как в обитель смрада
Попал, то я могу тебе сказать.
Мне ничего утаивать не надо
И не хочу перед тобой скрывать,
Что я ходил под мантией великой;
Медведицы я сын[108 - Медведицы я сын… – Здесь Данте намекает на фамилию Орсини, от которой происходил папа Николай III.]; для медвежат
Сбирал я деньги с жадностию дикой,
И сам за то попал в ужасный Ад,
Которого все грешники боятся.
Сюда, испив мучений вечный яд,
Повержены со мной все святотатцы…
Чу! Слышишь, над моею головой
Они в своих конвульсиях кружатся
И поднимают дикий, страшный вой.
Я сам к ним должен скоро провалиться.
Когда ко мне в вертеп ужасный мой