Вертеп тот был с таким глубоким дном,
Что со скалы лишь только было можно
Увидеть все, что делается в нем.
Мы подошли к обрыву осторожно,
Чтоб посмотреть на грешников вблизи,
И я внизу разглядывал тревожно
Несчастных, утопающих в грязи
Зловонной, отвратительной и смрадной,
С какой-то гнусной жидкостью во связи.
Вертеп обозревая безотрадный,
Я грешника заметил одного,
Мелькавшего в той бездне непроглядной.
И видел я, что голова его
Людским пометом вся была покрыта,
И пол и сан несчастного того
От глаз был скрыт. Воскликнул он сердито:
«Зачем на мне ты взор остановил,
Когда твоим глазам вполне открыто
Позорище других теней?» Спешил
Я отвечать: «О, кажется, в тебе я
Узнал того, кем некогда ты был.
Не ты ль, Алессио Интерминеи
Из Лукки? Да, ты волоса носил
Сухие прежде, вид иной имея.
Вот потому-то вдруг и обратил
Ты на себя теперь мое вниманье…»
Тогда со стоном он проговорил,
За голову схватившись: «Истязанья
Я здесь терплю за льстивый свой язык:
Я в лести находил свое призванье…»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пресыщены довольно наши взоры.
Песня девятнадцатая
Поэты подходят к вертепу, где находятся святотатцы. Они встречают папу Николая III, ожидающего Бонифация VIII и Климента V.
«О, Симон-волхв[103 - Симон-волхв – в «Деяниях апостолов» говорится о некоем муже по имени Симон, который приобрел себе славу «во граде Самарии». «Видев же Симон, яко возложением рук апостольских, дается Дух Святый, принесе им сребро, глаголя: “Дадите и мне власть сию, да, на него же яще возложу руце, приимет Духа Святаго”. Петр же рече к нему: “Сребро твое с тобою да будет в погибель, яко дар Божий непщевал еси сребром стяжати. Несть ни части ни жребия в словесе сем: ибо сердце твое несть право пред Богом. Покайся убо во злобе твоей сей…”».], и вы, ученики
Его презренно-гнусного раскола,
Умевшие до гробовой доски
Обманывать во имя произвола.
Готовые за деньги торговать
Религией и Божьей благодатью!
Теперь для вас готова прозвучать,
Подобная ужасному проклятью,
Труба негодованья моего…
Всех вас, живущих в адском третьем круге,
Щадить я не желаю никого».
Мы поднялись в волненье и испуге
Над новою могилой и пришли
К скале одной, которая склонилась
Над пропастью, откуда кверху шли
Миазмы… Правосудье! Совершилась
Казнь лютая над этим морем зла,
Так что земля и небо удивились.