Империя. Роман-утопия

– Думаю, да, – отозвался восхитительный любовник.

– И какая же мне корысть? – она внимательно посмотрела на князя.

– Кто тебя знает, – хмыкнул тот. – Приятно мне сделать хочешь, наверное.

– Хочу, тут и возражать не буду. Но почему же льщу при этом?

– Хорошо, я восхитительный, непревзойдённый любовник. Merci bien.

– Фу, зануда! – фыркнула Злацкая-Турин. – О, анекдот-то! Идёт пролетарий по улице, а за ним крокодильчик ползёт: «Мужик, пузико натёр, лапки отдавили, пойдём домой…» Садятся в автобус. «Мужик, пузико натёр, лапки отдавили, пойдём домой…» Мужик не выдержал: «Слушай, я сейчас опохмелюсь, и ты вообще исчезнешь!» – Она забавно изобразила улыбающегося и глядящего снизу-вверх крокодильчика: – «Мужик, а ты зануда!»

– Смешно, – сказал князь.

Она шутливо-обиженно шлёпнула любовника по бугристой груди:

– Смеяться надо, когда смешно!

– Ха-ха, – сказал он.

– Мужик, а ты зануда! – Нагая Ада Николаевна поднялась на ноги. – Что-то клубники со сливками захотелось. Не желаешь, князь?

– Изволь.

Злацкая вызвала горничную.

– Mari, принеси в гостиную клубнику со взбитыми сливками, – please, – сказала она. Подошла к трактиру, ловко откупорила одну из принесённых гостем бутылок, налила вино в два объёмистых хрустальных фужера на высокой ножке.

Гостомысл Алексеевич сел на диван; она протянула ему бокал.

– To us, – молвила Ада Николаевна своим бархатно-томным голосом.

– Pour nous.[10 - За нас (англ., фр.)]

Они легко чокнулись.

– Ты действительно потрясающий любовник, – сказала графиня, с бокалом фланируя по гостиной. – И pеnis у тебя что надо. Well, может быть чуть-чуть длинноват. И эрекция, как у отрока.

– Ох, сударыня, сейчас я растаю от ваших дифирамбов, – отозвался князь несколько иронически и серьёзно добавил: – Ты тоже весьма хороша, душа моя.

Раздался стук в дверь. Вошла юная горничная с серебряным подносом, на котором стояла глубокая фарфоровая тарелка с крупной клубникой и блюдце со взбитыми сливками. Вид голых господ отнюдь не смутил её: она неоднократно принимала самое деятельное участие в divertissement de groupe[11 - групповых развлечениях (фр.)] хозяйки. Маша лишь заинтересованно, но деликатно покосилась на выдающийся безволосый 6вершковый барский уд, маленьким сытым удавом солидно возлежащий на малиновой ткани дивана. Поставив поднос на круглый столик рядом с диваном, смазливая горничная безмолвно ретировалась.

Ада Николаевна макнула клубничку в сливки и положила в рот князю.

– Вкусно, – сказал тот, прожевав.

Из сигаретницы, инкрустированной полудрагоценными камнями, Злацкая достала тонкую вишнёвую сигарету и прикурила от массивной настольной зажигалки.

Гостомыслу Алексеевичу тоже захотелось курить. Возиться с трубкой было лень, и он тоже взял вишнёвую сигарету. Повертел её в длинных могучих пальцах; в его лопатообразной ладони тонкая сигаретка выглядела спичкой.

– А покрепче нет у тебя? – осведомился он.

Графиня открыла одну из дверок трактирного шкафа и подала ему непочатую пачку «Петра» без фильтра.

Князь прикурил. Его взгляд остановился на фотографии четы Злацких-Турин по бокам чёрной задницы с огурцом.

– Зачем вы держите эту мерзость в доме? – в который раз покривился он. – Да ещё на таком видном месте!

– Память о медовом месяце, – хмыкнула Ада Николаевна. – Незабвенный voyage!

– Это даже не mauvais ton! Это верх пошлости и безвкусицы!

– Брось, князь, это просто шутка. Прикол, как говорят в народе.

– Ну и шутки у вас, Злацкие-Турин, просто обхохочешься!

– Забей, прикольно же, – графиня школярски показала ему язык.

– Тьфу! – Понуров отвернулся от фотографии.

– У меня ещё фото есть, я не показывала тебе? Убойные фоты, закачаешься!.. Полный отпад!

– Ада Николаевна, прекрати, s’il vous pla?t! Ты же прекрасно знаешь, как меня коробит от жаргонизмов!

– Плющит и колбасит?.. – вкрадчиво проговорила Злацкая и заливисто расхохоталась. – Молчу, молчу!

И оба надолго замолчали.

– Знаешь, князь, – наконец раздумчиво промолвила Ада Николаевна. – Мастера любви – истинные мастера любви – во все времена являлись редкостью, ты не находишь? – Злацкая-Турин затянулась; у неё была оригинальная манера держать сигарету – между средним и безымянным пальцами, что придавало ей какой-то донельзя рафинированный вид. – И ты, князь, как раз такой… искусник любви. Ты – лучший любовник из всех, что у меня были.

– Уж теперь точно врёшь, mon plaisir, – заметил Понуров.

– Отнюдь не вру! Отнюдь!

– У вас сегодня какое-то… особенное настроение, Ада Николаевна? – как-то очень устало молвил он. – К чему, собственно, вы всё это говорите?

– Вам что же, это неприятно, Гостомысл Алексеевич? – спросила графиня с интересом.

Князь сильно затянулся крепкой сигаретой:

– Вряд ли подобное может быть кому-либо неприятно…

– Но?..

– Но мне кажется, женщине не подобает говорить такие вещи своему мужчине. И по-моему ты… несколько лукавишь, назовём это так. Уж не знаю, по какой причине.

– Мужик, а ты и впрямь зануда! – тонко усмехнулась Злацкая и отпила из бокала. – Любой на твоём месте млел бы от удовольствия, а ты уличаешь меня во лжи! Потрясающе! Сколько лет тебя знаю и не устаю удивляться. А что касается того, что может говорить женщина своему мужику, а что нет – это вопрос весьма спорный. Я барышня взглядов широких и свободных – что хочу, то и говорю. И кому хочу. Могу себе позволить.

Понуров молча курил сигарету.