Второй Император

– Вот так, – Петух спрыгнул с Фенга и поправил перья. – Не бери в руки того, что не в силах понести. А тем более, не бери чужого, иначе – каюк. Я мог бы сидеть на тебе до конца твоих дней, но у меня другие цели; ты должен научиться их ясно видеть и всегда иметь свежую голову. Кстати, выражение «иметь свежую голову» означает – освободиться от того, что на ней сидело. Отчасти, разгрузка сознания происходит во сне. И это вторая духовная истина за сегодня.

– Значит, я все-таки мог от тебя избавиться, – обрадовался парень. – Я ведь тебя даже поколотил немножко.

– Глупости, – категорически заявил Петух. – Освободиться от бремени можно только путем долгой борьбы со страстями. Да и то не благодаря собственным усилиям, а промыслительно, силою свыше. Но для этого нужно сделаться монахом и иметь достаточно решительности выстоять в деле до конца. Увы, такая жизнь не для обычного человека.

– Стоп. Что значит «силою свыше»?

– Любое знание полезно ко времени, – лаконично подчеркнул Петух. – Знание раньше времени делает человеку вред, позже – приносит огорчение. Для тебя на сегодня достаточно духовных истин. Пора заняться делом. Встань и подберись ближе к воде. Сейчас туда причалит лодка.

– Да как я встану? – возразил Фенг, – Я же сплю!

– Не волнуйся, сейчас я тебя разбужу.

Петух хитро улыбнулся во весь беззубый птичий рот, повернулся вокруг на одной ноге, и вмиг перед Фенгом предстало жуткое чудовище, какое описать не хватает воображения и слов. «Ужас, летящий на крыльях ночи!» С перепугу Фенг заслонил лицо рукой, а эта гадость долбанула его прямо в кисть. Он неистово взвизгнул, подпрыгнул и проснулся.

Сердце бешено колотилось в груди; с лица отваливались куски высохшей глины. В корзине заквохтал перепуганный петух. Фенг зажал ему клюв. Рядом в камыши тихо воткнулся нос плоскодонки.

– Ты слышал, в кустах кто-то вскрикнул, – прошептал один из монахов.

– Чепуха. Ночная птица, не более. Из людей никто не сможет забраться в такие тернии. Я это место высмотрел еще днем. Там с берега абсолютно непролазные дебри.

– Вот и хорошо. Но стоило бы проверить. Мне показалось, это кричал человек, – настаивал первый монах и шуганул для верности по кустам посохом с бронзовым набалдашником в виде Будды Просветления(36). Увесистый Будда прошел прямо над Фенгом, едва не снес ему башку и не освободил сразу от всего. Фенг втянул голову в плечи: кажется, он начинал понимать духовные истины…

В корзине снова взбеленился испуганный петух. Фенг лихорадочно зажал ему клюв, чуть было не оторвав голову. В висках звонко лупили удары пульса, и казалось, их слышит вся округа.

– Ну вот, я же говорил, птица, – засмеялся второй монах.

– Это петух, – подтвердил первый. – Интересно, откуда ему тут взяться?

– Мало ли. Может с рынка сбежал. А может, этот коварный мальчишка следит за нами, – произнес второй таинственным шепотом.

– Ты серьезно… Вот ведь напасть. Ну все, пришел его конец!

– Да успокойся, пошутил я, – ответил второй и рассмеялся.

Фенг сидел в шаге от них ни живой, ни мертвый. Благо, стояла безлунная ночь. Где-то в выси падающие звезды чертили безграничную черную грядь. Пели цикады, пищали комары, шипел под руками петух и на плесе сонно вкидывалась рыба. Повсеместно ощущалось дыхание настоящей и загадочной жизни. Необъяснимой и бесконечной.

Медленно истекали минуты, часы. Монахи долго о чем-то говорили, спорили, потом опять шептались. Фенг лежал в колючих кустах, боясь даже пошевелиться. Ночью невесть откуда взялись муравьи и принялись ползать по нему, залезая везде, куда можно, и кусая, за что вдумается. Состояние Фенга было близким к помешательству, хотелось взорваться на полные ноги и чесануть напролом, лишь бы не терпеть эту пытку. Но на корме судна действительно находился связанный ребенок, он хныкал время от времени, просился и плакал, и тем помогал Фенгу забывать о своих напастях. Фенг представлял себя спасителем младенца, героем во языцех, и проклятые муравьи отходили на второй план.

Так он вытерпел несколько часов.

Приближался рассвет, а монахи все беседовали. Фенга начало волновать то, что еще немного и рассветет, и его обнаружат. «Правда, Петух обещал…» Но на деле все происходило далеко не так гладко. Скорее, даже наоборот. После бессонной и мучительной ночи Фенг готов был уже на все. От огненных укусов муравьев в нем что-то выгорело изнутри: возможно, это был страх. Глядя почти невидящими от боли глазами в звездное небо, Фенг в один момент ощутил величие Вечности и призрачность жизни – ничтожность человеческих желаний на фоне бесконечности Вселенной, абсурдность этих желаний, честолюбие и жалкую амбициозность, в конечном счете, просто глупость. Он понял это ясно, как никогда. И еще что-то… Очень важное! Но внезапно монахи поднялись. Они быстро простились, один вплавь удалился, а другой улегся спать и уже через минуту мирно храпел в лодке.

Пришло время действовать – легко, свободно, хладнокровно. Обогнув лодку, Фенг нырнул пару раз в омут с головой, потопляя ненавистных муравьев. Холодная вода быстро привела его в чувство, и, хотя все тело пекло и жгло от укусов, его душа ликовала в предчувствии победы, в первую очередь, над собой. Дальше все пошло по намеченному за безумную ночь плану. Монахи привязали лодку к большой коряге. Фенг отцепил конец веревки от лодки и осторожно связал спящему монаху ноги. Связал крепко, в несколько узлов. Расчет был простой: как только Фенг оттолкнул лодку от берега, монах тут же проснулся, вскочил и бухнулся за борт. С дикими воплями и связанными ногами он барахтался в прибрежном иле, пытаясь освободиться, но фантасмагорическая карча(37) цепко держала его за ноги. А лодка с Фенгом тихо растаяла в утреннем тумане, в неясном мерцании глубин оставляя за собой диффузию из галактик на покойном зеркале реки.

Проплыв с пару десятков ли по каналам и сделав несколько поворотов, Фенг нашел удобное и безопасное место в камышах возле какого-то большого сада. Сад был богатый, ухоженный, но небольшой обрыв, нависающий над плесом, создавал возле воды скрытый от посторонних глаз уголок.

Энлей, так звали пленного мальчика, оказался очень умным и смышленым не по годам. Его не пришлось долго уговаривать, что-то объяснять и тем более дурачить. Он сразу согласился сидеть в камышах, сколько нужно, пока Фенг выяснит, что происходит в городе. При этом он рассказал Фенгу удивительную историю.

Оказывается, мальчика похищали не впервой, и каждый раз Провидение чудесным образом сохраняло ему жизнь, возвращая в родительский дом. Их небольшая семья, два человека, жила в усадьбе важного чиновника, отец служил поваром и не только… Мастер Ксан, так звали отца, был личным телохранителем господина Гуожи и, конечно, мастером кун-фу, владеющим всевозможными тайными техниками и знаниями. Маленький сынок старался ни в чем не отставать от отца, особливо в области познаний, а ввиду сметливой и любознательной натуры быть в курсе дел дома Гуожи, тайной канцелярии императорского дворца заодно всех секретов империи. Так уж сложилось, чужие тайны дорого стоят; в этом плане маленький Энлей был невероятно богат. Особенно, что касалось разного рода краж… Энлей любил шастать по злачным местам большого города и подмечать такое, что взрослому даже не взбредет на ум. Самое главное – отец не запрещал ему этим заниматься, даже наоборот. Маленький шпион добывал ценные сведения, порой государственного уровня: о заговорах, крупных хищениях и прочем. Вести из притонов и разбойничьих трущоб напрямую достигали ушей главного министра империи, но для Энлея это была просто интересная и увлекательная игра. Хотя, как мы уже говорили, игра была довольно опасной: следопыт несколько раз попадал в неприятности, на которых только оттачивал свое мастерство. И это высоко ценил отец, мастер Ксан, обучая Энлея понемногу разного рода духовным премудростям.

Быстро договорившись вдвоем с пареньком распутать все заговоры и узнать все секреты, Фенг оставил его сторожить лодку (теперь у них была лодка!), а сам отправился на рынок, прихватив с собой петуха. На всякий случай, уж больно ловким оказался этот Энлей, что вызывало у Фенга определенные опасения.

На рынке, как и советовал ему во сне Петух, Фенг выбрал птицу повиднее, поноровистее. День был базарный, солнечный: люду на рынке – немыслимо; товара – не сосчитать. Но одна птица сразу бросилась Фенгу в глаз. Знатная птица. Правда, хозяин заломил за нее тройную цену. Не привыкший уступать, Фенг начал торговаться, но продавец наотрез отказался скидывать. Да и петух был просто красавец, пришлось-таки заплатить.

С трудом протиснувшись в первый ряд и поругавшись для приличия с несколькими торговцами, Фенг выставил купленную птицу напоказ. Петух взволновано кудахтал и косил по сторонам огромным зорким глазом. Это привлекло внимание Фенга: он вгляделся в черный птичий глаз – и молниеносно припал к земле. В следующий миг над головой просвистел уже знакомый посох, и Будда Просветления, отраженный в перепуганном птичьем глазу, унесся в соседний ряд, сокрушая гору глиняных мисок на тележке гончарного мастера. Следующий удар должен был раздробить Фенгу череп прямо на земле, но Фенг, не мешкая, нырнул под телегу гончара, успев при этом запустить горшком в наседавшего на него монаха. Монах увернулся, и горшок разбился о голову верзилы-кузнеца, торговавшего тут же своим железным товаром. Тот ухватил первое, что попалось под руку, и в считанные секунды начал конкретный замес – у Фенга глаза полезли на лоб. Оказалось, на рынке все отлично владеют кун-фу, особенно в такой погожий солнечный день. Фенг отдыхал под телегой, но любоваться мастерством фехтовальщиков долго не пришлось. Внезапно кто-то пнул Фенга в бок. Это был второй монах, тот самый, которому Фенг связал ноги, – его утащил водоворот. Но в руках последнего вертелся молот-метеор(38) – веревка с приличным куском коряги, – он мастерски крушил ею всё направо и налево, расчищая себе путь и продвигаясь к Фенгу.

В воздухе летали ласточки и другие мелкие птицы, а также куры, палки, пятки и ножи. Фенг вспомнил о петухах: стремный красавец, которого он продавал, с диким ором носился по головам, а «домашний провидец» напугано квохтал в корзине. Прикинув скорость и угол вращения карчи, Фенг успел в последний момент выхватить кошелку из-под ее траектории, и сам угодил под удар. Его унесло куда-то, навстречу солнцу, но оказалось, это просто медный таз, начищенный до блеска. На нем Фенг совершил удивительный полет в загородь со свиньями; те, в свою очередь, приняли этот сверкающий диск с высшим разумом как сигнал, призыв к перерождению и очередной катарсис. Воздух наполнился истошным визгом, свиньи бросились врассыпную, штук не меньше сорока, и вмиг смешались с пестрой массой более продвинутых форм жизни, составив с ней одно законченное целое – буйное, могучее, неуправляемое.

На этом фоне только один человек отличался абсолютным спокойствием – гармонией духа и тела: в меру упитанный, начисто выбритый мужчина в чистом праздничном халате и с огромным кухонным ножом. Это был мастер Ксан. Он неспешно бороздил разбушевавшийся океан сансары, легко уклоняясь от летающих предметов и чужих кулаков, выискивая то, за чем сюда пришел. За ним по пятам следовали два стражника, но им не удавалось так владеть ситуацией, как мастеру Ксану. Порванная одежда и синяки на лицах говорили о недостаточном утверждении их сердец в недеянии, что сразу отражалось на их внешнем образе и форме.

Выбравшись через брешь в частоколе, пробитую свиньями, Фенг лицом к лицу столкнулся с хромым монахом, тот был уже без карчи и быстро закатывал рукава. Оказалось, он совсем не страдал хромотой и, видимо, собирался дать ему хорошую взбучку. Фенг принял вызов с высокой северной позиции, начался бой.

По мере протекания поединка монах менял стили, используя Тринадцать врат, что явно указывало на Шаолиньскую «семейную» школу. Фенг находился в недоумении, желая прекратить бой, уступая позиции одну за другой, ведь ученики Шаолиньской школы никогда между собой не враждовали. Но монах даже не думал останавливаться. Он наседал, удары сыпались, как град, и Фенг, при всей своей ловкости, едва успевал уворачиваться от тычков. Он начал повторять приемы и стили в надежде, что монах заметит таолу, но подражание выглядело насмешкой и привело монаха в бешенство. Фенг принялся улыбаться при каждом уходе, всеми силами пытаясь показать противнику свое расположение, но его выпачканное в навозе лицо скорее напоминало издевающегося идиота – монах был вне себя от ярости. Наконец, глядя на рассвирепевшего противника, Фенг понял, что тот хочет его убить. От такой мысли парню стало не по себе, умирать не входило в его планы. Он испуганно замахал руками, отбиваясь, как попало и чем придется. Поглазеть на этот цирк тут же собралась толпа ротозеев: одни удивлялись странному стилю «пьяной обезьяны», другие падали и качались от хохота, что только злило монаха и доливало масла в огонь.

Понимая, что ничем хорошим эта драка для него не закончится, Фенг резко перешел на нижний южный стиль и захватил горсть песка. Со следующим поставленным блоком он раскрыл кулак, запорошив противнику глаза. Монах замешкался и враз полетел через ограду в свинарник; Фенг прыгнул следом. Один точный удар в область сонной артерии окончил это бесплатное представление.

Фенг поднялся, весь вымазанный в свином навозе; за частоколом стоял мастер Ксан и аплодировал редкими хлопками.

– У тебя отличное кун-фу, – сказал он, улыбаясь. – Заметь, ты свалил мастера из тайной секты «Дикий лебедь». Правда, не совсем благородным способом…

Он почесал большим пальцем ноздрю. – Но у тебя не было выбора. Вряд ли бы ты победил его в честном поединке. Ты еще совсем молод, и от тебя дурно пахнет.

Мастер Ксан брезгливо поморщил нос, указывая пальцем на Фенга, стоящего в дерьме. – Но, клянусь, мне нравится твое кун-фу! Сон в руку, ничего подобного я еще не видел.

При этом мастер Ксан точными движениями отбил несколько ударов случайного любителя кун-фу, вошедшего в раж и разметавшего стражников. Потом молниеносным тычком пальцев заставил его замереть на месте; тот постоял некоторое время и рухнул под изгородь.

– Сюда сбежалось много умельцев, – заметил повар. – Они только того и ждут, чтобы размять кости.

Фенг остолбенел, разинув рот. Он видел перед собой настоящего учителя, самого настоящего…

– Ну, и долго ты будешь там стоять? – спросил мастер Ксан. – Мне нужен твой петух. Я пришел сюда за ним. Пойди и поймай мне его.

Рыночный петух все еще носился над торжищем.

– Один момент, господин! – Фенг на секунду замер в поклоне. Подхватив ногой с земли палку, он запустил ею в петуха. Но петух оказался стреляной птицей, резко вывернулся и на лету, словно коршун, вцепился когтистыми лапами в палку, свалившись с ней в кучу дерущихся людей. Фенг не раздумывая, нырнул в эту гущу.

Над толпой то и дело взлетал Будда Просветления, мастер Ксан цокал языком, слушая вопли внезапно «просветленных», хмурился и покачивал головой, сочувствуя последним. В какой-то момент из базарного месива в небо вихрем взметнулись огненные перья; повар вздохнул, поправил пояс и полез в кучу. То тут, то там мелькал его праздничный халат и, словно подкошенные, падали дерущиеся люди.

Схватив задаром несколько хороших тумаков, Фенг поймал-таки птицу. Ползая по земле среди прыгающих и бьющихся ног и получая пинки, он вдруг заметил и свою корзину. Фенг обрадовался, вспомнив о петухе, сидящем в ней; сердце встрепенулось, стало вдруг по-домашнему тепло. Как-никак, этот петух был сейчас всей его семьей, живым напоминанием о доме. «А ведь еще недавно я хотел ему свернуть шею!» У Фенга даже выкатилась слеза, так ему стало жаль петуха. Он быстро пополз к корзине, но путь преградил монах с жезлом. Широко расставив ноги и держа посох наготове, монах стоял, вежливо улыбаясь, готов в любой момент проломить Фенгу башку.

Они уставились друг на друга; Фенг медленно поднялся, не упуская из виду ни малейшего движения противника – все решали мгновения… Понимая, что шансы невелики, юноша напрягся до предела – в руках всем телом напрягся рыночный петух. Судя по всему, последний был опытной бойцовской птицей, о чем Фенг даже не подозревал. Но теперь, чувствуя в руках, как бьется его сердце, мужественно и ровно, Фенг осознал, это не просто петух – это Провидение! оследние события вмиг промелькнули перед глазами: и как петух заметил монаха, и то, как ловко прыгал по головам, и как вцепился в палку. Петух сжался в руках, словно взведенная пружина. И, кажется, Фенг его понял… В следующий момент он бросил птицу прямо противнику в лицо, петух, подобно стервятнику, вцепился монаху в рожу. Тот дико рвал птицу, пух и перья целыми хлопьями взлетали над головой, но петух не ослаблял хватки.

Фенг поднял свою корзину. Внезапно за спиной возник мастер Ксан. Одним тычком пальцев он обездвижил монаха и осторожно снял с него петуха. Тот, на удивление, сразу отпустил когти.

– Ты-то мне как раз и нужен, – ласково произнес мастер Ксан и взял петуха под мышку. – Вот он – настоящий воин, – добавил повар, обращаясь к Фенгу, – а мы еще не освоили школу первого боевого кота(39).

Мастер Ксан поправил на петухе оставшиеся перья и направился прочь. За ним поплелись побитые стражники. Фенг стоял в недоумении, весь в навозе и синяках, внезапно нахлынувшая горечь охватила его сердце. И совершенно не потому, что ему не заплатили, о деньгах он совсем не думал. Сейчас, казалось, он теряет что-то главное, теряет навсегда. А ведь еще минуту назад он готов был отдать свою жизнь… Вдруг мастер Ксан обернулся и сделал удивленное лицо.