Причем все положительные стороны безмерной стойкости и мужества, они были, как правило, только лишь вопреки всему тому истерическому, героически трусливому (безо всяких кавычек) общему настрою…
Везде, где царствовала воинственная сила бездушно серой партократии, попросту не было места ни малейшему здравому смыслу.
И это именно она и была сколь неизменно всецело взбешена буквально так любым беспричинно временным промедлением со всяческим, как правило, дьявольски же безумным выступлением строго вперед и только вперед.
Попытки чего-либо вдумчиво делово обсуждать, а также еще и изыскивать время, дабы здраво все взвесить и обдумать, для всех тех безропотно подчиненных большевистским стратегам прямых (не политических) военачальников было и впрямь-таки чем-либо навроде заигрывания с разъяренным быком при помощи всем небезызвестного куска красной ткани.
А между тем былинная смелость подобных бравых наскоков на врага довольно строго же объяснялась именно той самой имперской тупостью, как и полным до чего осоловелым безразличием к судьбам простых, ровно ведь ничего не значащих для данной власти людей.
В кулуарах панически соглашательских партийных советов беспрестанно денно и нощно велась лютая борьба, причем не с вероломным врагом, что был там, за линией фронта, а с врагом внутренним, своенравно умничающим, а потому и нуждающимся в девяти граммах свинца, как в самом наилучшем своем от всего сразу излечивающем лекарстве.
Один сущий вред неся, административно-командная система родину грудью нисколько не защищала, а разве что пуще же прежнего оберегала свое место в ней ото всех тех, хоть сколько-то еще возможных посягательств со стороны всяческого действительно вполне до конца разумно проявленного здравого смысла.
Однако для кое-кого именно ее «бравые усилия» и были наиболее решающими и во всем безукоризненно только вот и способствующими до чего принципиально яростному отстаиванию буквально каждой пяди советской земли.
Точно так же и тот беззаветно ратный труд всего «советского» народа в тылу тоже совершенно беззаконно приписывается до чего беспримерно доблестным усилиям всем нам от века беспроглядно родной коммунистической партии.
А между тем вовсе не в суровых репрессиях тут все было дело, а в той наивысшей сознательности, нисколько не доступной досужему пониманию со стороны тех людей, что были попросту никак не способны оторвать свой обвислый зад от стула без самой прямой угрозы незамедлительного увольнения со столь нежно любимой ими бюрократической должности.
А впрочем, продолжим далее по заданной теме.
8
Конечно, и на Урале тоже тогда непременно имелись кое-какие производства военного типа, но в основной своей массе цеха эвакуированных заводов возводили под осенним дождем и в самую лютую стужу…
Однако для тех неистово поднаторевших во всем своем осатанелом горлопанстве чинуш любого героизма всегда было мало, да только лишь явно еще неизменно истинно мало, им-то было потребно абсолютно уж все пусть даже и самое вообще попросту и никак невозможное!!!
Они воинственно отдавали бездумной рачительности устные суровые приказы, а их невыполнение было чревато неминуемой смертью для всех их и без того безмерно ретивых подчиненных…
И главное, до чего только расторопно, они сколь неизменно старались буквально-таки вприпрыжку, как можно быстрее на самый верх доложить о более чем безукоризненном, безупречном, безропотном выполнении всех тех исключительно безапелляционных требований и всевластных командных распоряжений…
Для них в том было одно лишь самое простое и прилежное старание под их верховным и до конца во всем досконально продуманном, наимудрейшем руководстве.
И опять же, сущее очернение всего минувшего сурового прошлого совершенно ни в какие планы автора вовсе не входит, ему лишь хочется показать саму суть той войны, как и все недостойные средства, при помощи которых была вырвана с мясом, а не стоящим того здравым умом завоевана – вся эта наша апофеозно-официальная победа.
9
Говоря про то грубо и на самую прямоту, весь тот официально признанный подход к войне – это кроваво красная, беззаветно лживая самореклама членов военных советов, всегда неизменно добропорядочно державшихся от линии фронта на некотором явном отдалении (не ближе 5 километров), по свидетельству Виктора Некрасова в его повести «По обе стороны стены».
Вот его слова.
«У тов. Брежнева очень убедительно об этом сказано. И о том, что они, политработники, всегда на два шага впереди нас были, рядовых офицеров. А я, дурак, думал, что километров за пять от передовой… Виноват. Каюсь. Было бы время, переписал бы „В окопах Сталинграда“. А может, еще и успею».
10
И ведь никак не было в речах «борзописцев дорогого и всеми нами бесконечно любимого генсека» ничего такого, собственно, нового.
Французские историки проявили максимум смекалки, как и здравого околонаучного смысла, дабы задолго до всех этих «златоглавых академиков Анфиловых» буквально в той же благочинной манере безупречно восторженно обелить однобоко великий военный гений огненосца стратега Наполеона.
Современным услужливым переиначивателям всемогуще светлого прошлого было с кого себе брать весьма вот достойный пример для самого так заискивающе бравого подражания, раз их сознание и впрямь было ослеплено чьим-либо исключительно неземным величием.
Вот как доподлинно здраво описывает всемирно известный писатель граф Лев Николаевич Толстой все эти их потуги натянуть «парчу исторической правды» на сколь, несомненно, злой гений Наполеона в его романе «Война и мир»:
«И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам, историками, как что-то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание. Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик».
11
Важные стоически верно подкованные мужи во все времена премудро бряцали восторженными словесами, тем лишь сколь вот запальчиво оправдывая свой спецпаек, а также и все прочие крайне необходимые для написания всех их «шедевров мысли» благие удобства…
Им ли не громыхать чужою алой кровью добытою славой, пыжась пышными лаврами, полученными ими в дар из рук иногда сколь гостеприимной и щедрой политической власти.
А уж она безо всякой в том тени сомнения всех их прилюдно одаривала именно в качестве платы за их усердный и весьма ведь незаурядный эпистолярный труд…
Причем именно подобным образом оно буквально-то всегда, собственно, и было, обласканные властью деятели гусиного пера с незапамятных времен переписывали историю во вполне подходящих для нынешних правителей рамках, поскольку те в ответ их одаривали всеми возможными земными благами, а еще и окружали их неземным почетом.
12
И то, кстати, и близко вовсе ведь нисколько не ново во всей той исключительно незамысловато грязной политической истории, в которой еще изначально именно подобным образом и было принято обделывать все дела.
Уж кого только надо, значит, совсем не утруждаясь никакими объективными реалиями века, сколь благочинно возвышать, ну а кого не надо немедля стирать в порошок, раз теперича у нас этакая общая линия.
ВОТ, НАПРИМЕР, тот словно гром среди ясного неба незамедлительно грянувший развал на кровоточащие куски всей той блистательно великой империи Александра Македонского (незамедлительно последовавшей сразу после его кончины)…
Сколь немалым числом древних подхалимов-историков он исторически беспардонно лживо тогда до чего милостиво к диадохам, да и восторженно празднично попросту так именовался самым что ни на есть преднамеренным разделом своего царства великим вождем в предчувствии неизбежно скорого своего конца.
Современников, быть может, подобная трактовка более чем безупречно во всем полноценно устраивала, да только нынешняя история – наука предельно точная, и она всегда еще постепенно сумеет докопаться до святой и кем-либо некогда исключительно воинственно во всем безыскусно преднамеренно затаенной истины.
Вот в точности эдак совсем уж недавно был полностью обелен Ричард III, оболганный современниками и впрямь же, как есть, вознесенный великим Шекспиром на жертвенник вековой исторической кривды…
Горба у него точно никакого не было.
Конечно, в поисках затерянной или тем паче кем-либо злонамеренно утаенной правды надо бы проявлять довольно-таки большую щепетильность, поскольку никому уж вовсе нельзя бросать даже и самую малую тень на всех тех зачастую безымянных защитников нашей не столь давно бескрайне широкой, единой родины.
Раз именно их светлой памяти мы все как один и обязаны – своим простым физическим существованием.
13
Однако попросту никак уж невозможно будет того не признать, что намного лучше окажется узнать горькую истину, нежели чем всю свою жизнь без конца и края пережевывать, да пережевывать басни старой вовсе-то совсем не в меру подслащенной советской лжи.
На тех же немцев в Европе никто искоса не глядит и никто в них пальцем не тычет, как на диких заклятых вандалов, лишь потому что они некогда жестоко развязали кровавую бойню – зверски изничтожив миллионы и миллионы гражданских людей.
В свое время всем представителям той исключительно незамысловато преступно саму уж себя столь делово провозгласившей именно таковой высшей расы был преподан истинно славный урок, как и куда им соваться, вовсе-то никак нисколько не следовало.
Ну а всего того с них вроде бы и навеки, без тени сомнения, более чем ясное дело вполне ведь отныне довольно.
Ну а если наших предков попросту бесстыдно обманули, наобещали им сладкую жизнь, добро и свет…
Разве оно непонятно, что дело – это и близко нисколько не схоже с тем исключительно беззастенчивым возвеличиванием своего собственного, наилучшего же из всех существующих на этом свете народов…