– Как так?
– Именно так. Бессмертны. Это доказывают тысячелетия нашей истории.
– Вы мне не верите, ладно. А что если я прав? Что если всю вашу семью расстреляют? А ведь вы могли бы спасти и себя, и… всех. – Я хотел сказать «И Миру», но не смог назвать ее по имени. В глотке застряло имя.
– Тогда это будет наша судьба. Если нас действительно задумали истребить, они ни перед чем не остановятся. Не сегодня, так завтра это совершится. Впрочем, я верю в лучшее. Да и куда нам скрываться? Из города без пропуска не выберешься.
Скандальная тетка завопила, что нужно класть тряпку в ведро, а тряпку сперли, теперь «молоток в уши настукивает». Судя по тому, что капель стала глуше, тряпку тетка все же нашла.
– А если получится? Если я помогу? – сказал я.
Я и сам не знал, как собирался помогать. Но ведь у нас есть Генка, он наверняка придумает!
– Как?
– Разберемся. Всегда есть, где спрятаться, город большой. И потом… зачем вам кому-то говорить, что вы евреи?
– Везде найдется осведомитель. Я уверен, что даже среди наших соседей есть люди, которые донесут. Хотя зачем доносы? Достаточно посмотреть на нашу внешность.
– А что не так?
Я посмотрел на деда и не нашел в нем ничего особенного. Ну разве что он в шапке какой-то маленькой, это у них народная традиция, но можно ведь снять. И что? Узбеки тоже в шапке бывают, и татары, и казахи, и туркмены… А Марецкую любой дурак опознает по очкам-биноклям. Но она наверняка может ходить без них. Тьфу, при чем шапки? А очки? Русские их, что ли, не носят? Ерунда непонятная.
– Марецкая, на пианино играть умеешь?
– Нет. Только дедушка умеет. Он, наверное, мог бы стать знаменитым пианистом, но поступить в консерваторию было не так просто.
– Почему?
– Потому что. Это вам все просто.
Она снова надела свои бинокли. Я понял, что разговаривать с дедом – дело гиблое. Нужно прийти еще раз, вечером и попробовать убедить Мирину мать. Вот если бы удалось Генку поймать и сразу план придумать! Тогда я не просто пришел бы, а предложил дело. А то хорошо говорить «спасайся», а как спасаться, сам не знаешь. Ну и дурак. А дед такой спокойный, что трудно ему не поверить. Может, правда ничего с ними не случится? Я попрощался и вышел, Мира проводила меня до двери. Я зачем-то взял ее за руку. Нет, не потому, что боялся потеряться в лабиринте. Она ничего не сказала. Только у самой двери – «спасибо». И опять сняла аквариумы. Из глубины квартиры послышалась музыка.
– Дедушка, – сказала Марецкая. – Бах, «Хоральная прелюдия».
Я до сих пор держал ее за руку, оказывается. Она даже замки открывала одной рукой и ничего не сказала!
Анастасия Мальцева
Начало
(из романа «Пограничница»)
Когда у москвича все плохо, он садится в поезд и едет в Питер.
Сапсан. Красная стрела. Безымянный 056А.
Двести, семьдесят и шестьдесят километров в час.
Все проходят один и тот же путь. Все преодолевают расстояние в шестьсот пятьдесят километров. Все путешествуют из Москвы в Петербург.
По рельсам, дребезжащим под стальными колесами.
По мостам через зеркальные озера, усыпанные утками, пустотой и рыбаками.
По безлюдной железной магистрали, губящей в год сотню-другую человек.
– Вы сидите на моем месте.
Ася вскинула голову, глянула на номер сиденья. В телефоне вспыхнул заготовленный электронный билет.
– Это мое место.
– Вот смотрите, – женщина сунула бумажку.
Цифры размывались. Цифры, буквы, закорючки. Это же билет? Билет, да. Полоски, отметки – где номер?
Ася показала билет на экране. Почти уверенная в своей правоте.
Женщина въелась в него. Поджала губы, будто боялась выронить вставную челюсть. Тут же потянулась рукой, но Ася отстранила телефон от переманикюренной лапы.
– Нет, ну посмотрите: вот место номер пять. Видите?
Она стала тыкать своей бумажкой, как ценным артефактом, способным решить проблемы мира или развязать войну.
Как не поверить такой настойчивости? Вдруг у Аси вовсе не пятое место? Не пятое? А какое? Снова глаза в телефоне. В школе учили: это цифра пять. Пять. Пятерка выглядит именно так, не иначе. Не зря же она отмотала пятилетку в физмате. Даже четверка по алгебре была. Поставили бы ей четверку, не знай она цифру пять? Может, это и было уже в прошлом веке… и в музыкалке не такое забудешь… но…
– Девушка!
Ася отвлеклась от экрана.
– Я так и буду стоять?
Брови смяли лоб до извилистых борозд, рот согнулся дугой.
– Стойте.
– Нет, ну вы посмотрите! Расселась тут, еще и хамит. Молодой человек! Молодой человек!
Проводник подоспел на сипловатый голос.
– Здравствуйте. Чем могу помочь?
– Эта. Заняла мое место. И вставать не хочет.
Ася вжалась в спинку сиденья. Зубы сцепились, как у пса на горле дотошного алкоголика.
– Давайте посмотрим ваш билет, – сказал проводник.