Политическая преступность и революция

Вообще, если у жителей жарких стран нет недостатка в инициативе, то у них не хватает выдержки, настойчивости. Когда человек ест плохо, а переваривает еще хуже, то он поневоле бывает предрасположен к инерции, к вошедшему в пословицу far niente, к йоге индусов, фиваидскому аскетизму; чувствительность его обострена, организм созревает преждевременно, идеи и страсти не уравновешенны – детское тело с мозгом и страстями взрослого человека. Инерция – необходимый результат действия чрезмерного жара, обусловливающего постоянную слабость, делает организм склонным к судорогам, к внезапным взрывам, способствует наклонности как к ленивому созерцанию, так и к преувеличенным увлечениям, а следовательно, к религиозному фанатизму и деспотизму. Вот почему мистические, суеверные идеи зарождались в Египте, Индии, Месопотамии и оттуда расходились по всему миру. Вот почему в жарких странах безудержный разврат чередуется с аскетизмом, а наиболее деспотический абсолютизм с полнейшей анархией. Вот откуда взялись великие цивилизации, громадные империи, сложные религиозные системы, растущие под раскаленными лучами тропического солнца, как гигантские грибы, и как грибы же лопающиеся для того, чтобы дать место менее скороспелым, медленнее растущим, но более сильным и прочным концепциям народов умеренного климата и жителей гор – норманнов, германцев, македонцев, персов, яванцев, а у нас в Италии – пьемонтцев.

То же самое замечается и в Новом Свете: деспотические империи – Мексика, Перу – группируются около экватора, тогда как более свободные народы живут в странах умеренных: в Канаде, Аргентине и проч.

3) Холод. – В странах очень холодных, напротив того, где борьба за существование ожесточеннее ввиду трудности добывать себе пищу, одежду и топливо, там все гораздо устойчивее. Чрезмерный холод успокаивает воображение, замедляет мышление и делает его менее изменчивым, а вместе с тем жители холодных стран, поглощая огромные количества углеводородов для того, чтобы уравновесить потерю тепла, принуждены тратить жизненную энергию на переваривание пищи в ущерб той ее доле, которая должна идти на жизнь индивидуальную и общественную. Так, эскимосы потребляют до десяти килограммов жира в день, и все-таки чрезмерный холод задерживает развитие их тела и духа.

Во всяком случае, жар, даже чрезмерный, менее неблаготворно действует на ум, чем чрезмерный холод. Юг Китая, Индия, Камбоджа, Перу, Сицилия, Великая Греция, Египет были древнейшими колыбелями цивилизации, потому ли, что жар прямо обусловливает быстрейшее развитие духа и тела, или потому, что он влияет на них косвенно, обусловливая большее плодородие почвы. В самом деле, благодаря обилию пищи и меньшей потребности в одежде и топливе, борьба за существование в жарких странах сводится к minimum’у, так что человек тем может легче и скорее достигать высших форм социальной жизни и приходить к высшим религиозным абстракциям. Между тем в странах холодных великие религиозные и эстетические идеи находят немногих последователей и еще меньше инициаторов. В Гренландии не было никакой религии, а у эскимосов никогда не было эпоса. Ливингстон нашел, что религиозные идеи у африканских дикарей развиваются по мере приближения от мыса Доброй Надежды к экватору.

Д-р Prink[73 - Rev. Britanique. 1876.] говорит, что некоторые племена эскимосов отличаются величайшим спокойствием и миролюбием; у них нет слов для обозначения спора или ссоры – самая сильная реакция против обиды состоит в молчании.

Ларрей заметил, что под влиянием русских морозов, те самые солдаты Великой Армии, которых до того не могли поколебать ни голод, ни раны, ни опасности, становились трусами.

Bove рассказывает, что у чукчей при 40° мороза никогда не бывает слез, ни насилий, ни преступлений; вполне апатичные, они живут в постоянном ладу друг с другом.

Смелый путешественник по полярным странам Прейер, заметил, что при 40° воля его была парализована, речь затруднена и чувства отупели[74 - Petermann. Mitth. 1876.].

4) Умеренное тепло. – Все это относится, однако же, к странам чрезмерного жара или холода, так как климат умеренный, особенно, если он в то же время и сухой, оказывается благоприятным для социального и политического развития по причинам весьма понятным, то есть потому, что он содействует большему развитию энергии и мускулов, а вместе с тем облегчает общение и борьбу за существование.

«Первенство, – пишет Сенека, – всегда принадлежит народам, живущим в мягком климате»[75 - De la cоl. II.].

Влияние умеренной температуры подтверждается наблюдениями над психологией южных народов, наклонных ко лжи, непостоянству и преобладанию индивидуума над обществом и государством. Это зависит частью от того, что тепло содействует развитию великих индивидуальностей и уменьшает житейские нужды, но, главным образом, от того, что оно раздражает нервные центры, наподобие алкоголя и наркотических веществ, но с той разницей, что никогда не вызывает полной инерции, как эти последние.

А. Доде написал целый роман для того, чтобы выставить влияние южного климата на нравственные наклонности[76 - Нума Руместан.]. «Южанин, – говорит он, – не нуждается в вине, потому что пьян от рождения: солнце и ветер льет в него крепкий напиток, влияние которого сказывается на всех рожденных на юге. Одни из них хмельны лишь слегка, в той же степени, которая развязывает язык и жесты, делает смелыми, заставляет лгать, а другие доходят до буйного бреда. И какой же южанин не испытывал по временам той прострации, которая свойственна пьяному человеку, того расслабления, которое неизменно следует за припадками гнева или энтузиазма?».

Туриелло пишет[77 - Governo e governati. Болонья, 1888.]: «На Юге страсти быстрее сменяют друг друга, чем на Севере. Там большая часть преступлений совершается экспромтом из-за любви, по страху, из-за гнева, а, стало быть, против личностей; между тем как на Севере преступления почти всегда бывают обдуманными. Отсутствие узды причиняет на Юге бедствия острые (разбойничество), а на Севере длительные (секты, заговоры).

Другая особенность южанина состоит в том, что он крайне индивидуален и не способен входить в состав корпорации, посему последние быстро распадаются; будучи обусловлено крупными индивидуальными достоинствами, все это приводит, однако же, к полному общественному бессилию».

Фучини[78 - Napoli a colpo d’occhio. 1875.] считает непостоянство характерной чертою южан: «Они ленивы и трудолюбивы, воздержаны и пьяницы; их наука граничит с суеверием. Солнце снабжает их платьем, лекарствами, дезинфицирующими средствами».

Глава III

Влияние климата и атмосферных явлений на бунты и восстания

Раз мы психологически определили характер южан, то без труда поймем, что бунты у них должны случаться часто и по ничтожным поводам.

1) Времена года. – Для того, чтобы доказать могучее влияние тепла на народные восстания, я мог бы сослаться на выведенные уже мною отношения между бунтами и временами года[79 - Influenza della temperatura sulle rivoluzioni. 1887; Pensiero e meteore. Riv. Internaz. Милан, 1878; Klinische Beitrage zur Psychiatvie. Лейпциг, 1869.], которые показывают, что, в общем, теплые и жаркие месяцы дают высшие цифры как для восстаний, так и для политических преступлений. Но так как старые мои работы (благодаря трудности самостоятельного собирания однородного материала) дали повод к справедливой критике, то теперь я обращусь уже к материалам вполне достоверным, официальным, то есть для нашего времени – к «Готскому альманаху» за 1791–1880 гг., а для древних и средних веков – к источникам, известным своею точностью[80 - Курций. История Греции; Моммзен. История Рима; Перренс. История Флоренции; Гиббон. Падение Римской Империи.].

Суммированные результаты наших изысканий представлены для удобнейшего обозрения в графиках.

В древние времена, как это можно видеть на графиках, максимум бунтов падает на июль (19 из 115), а минимум (2) на ноябрь. Но данные для Древней Греции не сходятся с теми, которые мы имеем для Рима и Византии. В самом деле, для первой максимум падает на июль (9 из 27), причем в октябре и ноябре не было ни одного бунта, а для последних двух, на 88 бунтов 11 было в апреле и по 10 в марте, июне, июле и августе.

Как бы то ни было тот факт, что бунты чаще бывают в теплые месяцы, чем в холодные, и в весенние, чем в осенние, не может подлежать сомнению. Если считать по сезонам, то этот факт выступит ярче. Так, для древних времен мы имеем:

Преобладание лета не может быть объяснено в данном случае никакими другими обстоятельствами, даже тем, что выборы падали иногда на последние дни июля, потому что выборы эти в Риме назначались только для избрания незначительных общественных деятелей, а большая часть крупных избиралась одновременно с консулами в «Dies solemnis». Этот день сначала назначался разновременно, но в 154 г. до Р. Х. он был установлен на 1-е января, так что «imperium» – вступление в должность консулов, преторов, совершалось лишь 1-го марта для того, чтобы кончиться к 1-му марту следующего года. «1-го января, – пишет Willems[81 - Le droit publique romain depuis l’origine de Rome. 1872.], – было днем выборов всех должностных лиц, за исключением квесторов, которые избирались 5-го декабря, и народных трибунов, избиравшихся 10-го декабря». С тех пор электоральные комиции собирались обыкновенно в августе.

Этим мы могли бы объяснить до некоторой степени увеличение количества бунтов в июле, в январе и марте, но уж, конечно, не в августе, июне или апреле. С другой стороны, как справедливо замечает Willems, электоральные комиции, хотя и были установлены на определенное время года («comitiorum tempus»), но они могли быть отменены Сенатом и даже по религиозным причинам Коллегией авгуров. Поэтому они часто собирались в разное время.

Если мы теперь сравним количество бунтов по временам года в древнем мире с тем же количеством их в Средние века и в наше время, то будем поражены полной параллельностью распределения. Повсюду мы найдем, во-первых, постоянное понижение кривой от января к февралю и повышение – от февраля к марту; во-вторых, – постоянное повышение от июня к июлю и понижение от июля к августу; наконец, в октябре и ноябре повсюду будем иметь максимальное понижение. За исключением 1550–1790 гг. в декабре число бунтов всегда было меньше, чем в январе.

В Средние века наибольшее количество бунтов падает тоже на лето, но тогда, как для Тосканы максимум имеет место в июле (6 из 46), для других местностей он падает на июнь (6 из 30). Кроме того, в Тоскане в противность общему правилу, на осень падает больше бунтов, чем на весну. Поэтому-то, в общем, Средние века дают большее число бунтов осенью, чем в другие времена года, за исключением лета, как это видно из следующих цифр:

На исключение, представляемое Тосканой, влияли, конечно, политические и социальные причины, среди которых надо в известной степени иметь в виду выборы на различные общественные должности. К 1–му декабря (1328 г.) выбирали 12 «bons-hommes»; в ноябре (1334–1335–1336 гг.) назначали «капитанов свободы»[82 - Villani. XI, 39.]. В 1446–1447 гг. приоры вступали в должность в январе, когда, по словам Ciocuti[83 - Le corporazioni delle Arti nel communo di Vitorbo (Arch. D. R. Soc. Romana di Storia Patria).], было в обычае выбирать всех должностных лиц общины.

Из 31 бунта в Европе (1500–1791 гг.), большая часть падает на первые месяцы: максимум (6) – на май и на июль. По отношению к временам года они распределяются так: весна – 10, лето – 14, осень – 3, зима – 4.

Но так как на это нам могли бы возразить, что по отношению к Средним Векам наши сведения слишком недостаточны и отрывочны, потому что бунтов тогда было очень много – Феррари считает их 7224, в среднем по 45 на каждый город, – то мы обратимся к официальному источнику: «Готскому альманаху», по крайней мере, за сравнительно короткий период 1791–1880 гг. В течение этого периода было 836 бунтов, которые распределились так:

Европа………………495

Америка……………283

Азия……………………33

Африка………………20

Океания………………5

Что касается Азии и Африки, то мы ограничимся замечанием, что большая часть тамошних бунтов произошла в июле (13 из 53).

В Европе и Америке максимум количества бунтов неоспоримо падает на жаркие месяцы: в Европе – на июль, а в Южной Америке – на январь, который там по температуре соответствует нашему июлю. Минимум в Европе падает на ноябрь и декабрь, а в Америке на май и июнь.

Надо отметить, однако же, особенный подъем кривой для Америки – на июль и для Европы – на март.

Июльский подъем в Америке (по крайней мере, для испанских республик) за последние пятнадцать лет, то есть за время господства пара и телеграфа, можно объяснить распространением современных испанских и португальских волнений. Июльскому восстанию в Лиме, например, в 1838 г. предшествовало португальское восстание в июне, июльским восстаниям на Кубе и в Боготе в 1857 г. – майское восстание в Португалии, июльскому восстанию в Мексике в 1840 г., – испанское восстание в том же месяце, точно как и уругвайскому восстанию в июле 1869 г.

Что касается марта месяца, то мы впоследствии укажем атмосферные причины, обусловливающие подъем, который на него падает в Европе.

В конце концов, каждая нация и каждая эпоха имеют свою специальную хронологию бунтов с подъемом кривой в иные из жарких месяцев преимущественно перед другими. В самом деле, разделив бунты в Америке и в Европе на два разных периода: 1791–1835 гг. и 1835–1880 гг., мы увидим разное распределение их по месяцам. Во втором периоде в Америке учащаются бунты в январе, мае, июле и ноябре, а в Европе – в июне и октябре. Декабрь, напротив того, дает сильное понижение для Америки, так же как март, апрель, ноябрь и декабрь для Европы. Вот почему в Америке инсуррекционные движения, во втором периоде, чаще бывали в жаркие месяцы, а в Европе реже в начале (ноябрь, декабрь) и конце (март, апрель) холодов.

Что касается времен года, то, памятуя, что в Америке январь соответствует нашему июлю, февраль – августу и т. д., мы будем иметь:

Из чего видно, что лето в обоих полушариях занимает первое место, (затем – весна) – по отношению к бунтам и политическим преступлениям всегда берет верх над осенью и зимой, отчасти в виде наступления жары, а отчасти, может быть, благодаря недостатку жизненных припасов. Осень и зима мало отличаются друг от друга.

Если мы перейдем к отдельным нациям, населяющим Европу, то увидим, что на жаркие месяцы (за немногими исключениями) падает еще большее сравнительное количество бунтов. Но преобладание июля не так уж и сильно выражено, именно благодаря отдельной для каждого народа хронологии, о которой мы упомянули выше. Июль преобладает в Италии, Испании, Португалии и Франции; август – в Германии, Турции, Англии и Шотландии; март – в Греции, Ирландии, Швеции, Норвегии и Дании; январь – в Швейцарии; сентябрь – в Бельгии и Голландии; апрель – в России и Польше; наконец – май – в Боснии, Герцеговине, Сербии и Болгарии. Следовательно, влияние теплых месяцев сильнее выражено в теплых странах, чем северных.

Группируя данные по временам года, мы найдем, что для 9 народов, в том числе для всех южных, большинство бунтов падает на лето; для пяти, преимущественно северных, – на весну; для одного (Австро-Венгрия) – на осень; и для одного (Швейцария) – на зиму. Затем мы видим, что у пяти наций (преимущественно южных) зима богаче осени бунтами, у восьми, наоборот, а в трех случаях получились равные числа.

Точно так же из 47 знаменитых покушений на жизнь монархов и глав государств, совершившихся в XIX в., большинство падает на жаркие месяцы:

А группируя их по временам года, получим: зимой – 14, весной – 15, летом – 14, осенью – 5.

2) Времена года, социальные причины и проч. – Распределив 142 бунта, имевших место в Европе в течение XIX столетия[84 - Archivio di psichiatria. B. IX. T. 1.], по их производящим причинам, по районам распространения и временам года, мы увидели до какой степени влияния термические и географические преобладают над прочими, то есть социальными и экономическими, которые, однако же, растут с каждым годом, как это доказал Lorio.

Восстания по политическим причинам дают максимум зимой на юге Европы; военные бунты – летом и тоже на юге; рабочие, так же как экономические, – весною в центре; религиозные – летом и тоже в центре; и все это с сохранением почти только параллелизма между временем и местом. Можно заметить так же, что восстания рабочих из-за голода чаще случаются летом, несмотря на то, что в это время и нужды не так велики и пропитание становится дешевле.

Во всем этом ясно видно преобладание термических причин, хотя не исключительное. Для массовых политических преступлений это еще можно бы было объяснить при помощи предположения Спенсера, что хорошая погода благоприятствует народным собраниям на чистом воздухе, тогда как плохая поневоле заставляет сидеть дома, в семье.

3) География политических преступлений. В географическом распределении бунтов и восстаний по Европе в течение 1791–1880 гг. мы имеем новое доказательство термического влияния.