Кракен

Тевтекс вел службу, его слова сменяли языки с английского на латынь, с латыни на псевдолатынь, на что-то вроде греческого, на странные скользкие слоги – возможно, сны о затонувших языках или вымышленный лепет стай спрутов, Атлантиды, Гипербореи, мнимый язык Р’Льеха. Билли ожидал экстазов, отчаянной глоссолалии, фанатичного шлепанья языками как щупальцами, но этот пыл – а это был именно он, Билли видел по слезам и заломленным рукам верующих, – оказался сдержанным. Секта воспринималась скорее проповеднической, не харизматической – англокатолицизм от моллюскопоклонства.

Такая маленькая группка. Где же остальные? Сам зал, сами скамьи могли вместить трижды больше людей. Это пространство всегда задумывалось на вырост – или религия в упадке?

– Дотянитесь, чтобы объять нас, – сказал Мур, и паства сказала: «Объять нас», – и изобразила жест пальцами.

– Мы знаем, – начал тевтекс проповедь. – Мы знаем: се есть странные времена. Кто-то скажет, что это конец. – Он пренебрежительно повел рукой. – Я прошу вас иметь веру. Не страшиться. «Как он мог сгинуть? – вопрошали у меня люди. – Почему боги не вмешались?» Помните о двух вещах. Боги нам ничего не должны. Не потому мы им молимся. Мы молимся потому, что они боги. Се их вселенная – не наша. Им угодно поступать, как им угодно, и не нам знать почему.

«Господи, – подумал Билли, – ну и мрачная же теология». Удивительно, что хоть кто-то сюда приходит, раз здесь нет эмоционального quid pro quo[19 - Услуга за услугу (лат.).] в плане надежды. Так Билли думал – но видел он в зале отнюдь не нигилизм. Он видел надежду, что бы там ни говорил тевтекс; и он, тевтекс, думал Билли, тоже по-своему надеется. Доктрина не такая уж и доктрина.

– И второе, – сказал Мур. – Помните о движении, не похожем на движение.

Здесь среди прихожан прошел маленький фриссон.

Ни причастия, ни какого-нибудь преломления – чего, священных кальмаров? Только нестройный и неуклюжий бессловесный гимн, немая молитва, – и верующие разошлись. На выходе они бросали на Билли странные и просящие взгляды. Молодые люди казались чуть ли не голодными и в глаза смотрели нервно.

Подошли Дейн и Мур.

– Итак, – сказал тевтекс. – Это твоя первая служба.

– Что это была за белка? – спросил Билли.

– Фрилансер, – ответил Дейн.

– Что? И что она делает на фрилансе?

– Она фамильяр.

Фамильяр.

– Не смотри так. Фамильяр. Не делай вид, будто впервые слышишь.

Билли подумал о черных кошках.

– Где она теперь?

– Не знаю и знать не хочу. Она свое отработала. – Дейн на него не смотрел. – Дело сделано. И она ушла.

– Чем ты платил?

– Орехами, Билли. А чем я еще, по-твоему, должен платить белке? – Лицо Дейна было таким непрошибаемым, что Билли не мог понять, правду он слышит или насмешку. Добро пожаловать на новый рабочий рынок. Волшебным животным чем-нибудь платят – вон, орехами какими-нибудь. Билли пригляделся к картинам и книгам в темно-серых личных покоях Мура.

– Бэрон… – начал Билли.

– О, Бэрона мы знаем, – сказал Дейн. – И его дружков.

– Он рассказал о краже некоторых книг.

– Они в библиотеке, – сказал тевтекс. Он наливал чай. – Нельзя убедить мир ксерокопией.

Билли кивнул, будто услышал что-то разумное. Повернулся к Муру:

– Что происходит? – спросил он. – Чего хотел этот… человек? И почему вы держите меня в плену?

Мур ответил озадаченным взглядом:

– В плену? А куда ты хочешь отправиться?

Повисла тишина.

– Я ухожу, – сказал Билли, а потом очень быстро добавил: – Что этот… Госс… сделал с Леоном?

– Ты не очень оскорбишься, если я скажу, что не верю? – спросил Мур. – Что ты хочешь уйти? Я в этом не уверен. – Он встретил взгляд Билли. – Что ты видел? – Билли чуть не отшатнулся от рвения в его голосе. – Вчера ночью? Что тебе снилось? Ты даже не знаешь, почему ты в опасности, Билли. И если ты отправишься к Бэрону и Варди, лучше не станет.

– Я знаю, что они о нас говорили, – здесь Мур только что не подмигнул – этакий добродушный викарий. – Но, знаешь ли, эта маленькая банда охотников на верующих под названием «полиция» тебе не поможет. Теперь ты в поле зрения Тату.

– Подумай о Тату, – сказал Дейн. – О том лице. Лице того человека на чужой спине. Что будешь делать с этим, Билли? – После паузы Дейн добавил: – Что будет с этим делать твоя полиция?

– И дело даже не только в этом, – сказал Мур. – Будто этого мало. Я знаю, что это все немного… Что ж. Но дело даже не в Тату. Внезапно впервые с каких-то давних времен все согласились, что конец света не за горами. Ну и ничего необычного, скажешь ты, и будешь прав – не считая того, что согласились действительно все. Для тебя здесь есть… следствия. Тебе нужна сила. Позволь сказать. Мы – паства Бога-Кракена. И это наш час.

Они объяснили.

Лондон полон богов-раскольников.

Почему? Ну, где-то им жить надо. Городская жизнь после смерти. Почему нет?

Конечно, они везде, эти боги. Теургическая зараза – те, кому поклонялись когда-то или поклоняются втайне и в наши дни; те, кому поклоняются понемногу; те, кого боятся и ненавидят – мелочные божки: они повсюду кишат гребаным кишмя. Не сосчитать небожительских экосистем – ведь нет ни единого места, где не порождается трепет, коим они кормятся. Но только потому, что тараканы везде, еще не значит, что тараканов нет, скажем, конкретно на нью-йоркской кухне. И только потому, что ангелы берегут свои древние уголки, а у каждого камня, сигаретной пачки, тора и города есть собственные боги, это еще не значит, что в Лондоне нет ничего особенного.

Улицы Лондона – каменные синапсы, настроенные на поклонение. Пройди по Тутинг-Бек в правильную или неправильную сторону – и кого-нибудь да призовешь. Может, тебе и неинтересны боги Лондона, но ты интересен им.

А где боги, там и фишки, и деньги, и рэкет. Праведные убийцы из «домов на полпути», оружейные фермеры и самонареченные разбойники. Город ученых, мошенников, ведьм, Пап и злодеев. Криминархов вроде Тату – преступных королей. Тату ходил с Крэями[20 - Братья Крэй, Рональд (1933–1995) и Реджинальд (1933–2000) – легендарные близнецы, контролировавшие большую часть лондонской преступности в 50–60-х.] – еще до того, как стал Тату, но и тогда никто не оставлял двери незапертыми. Никто не помнил, как его звали; это побочный эффект того, что с ним случилось. Какое бы скверное чудо ни заточило его в кожу, оно избавилось как от тела, так и от имени. Все знали, что раньше знали, как его зовут, – включая его самого, – но имени никто не помнил.

– Тот, кто его так приложил, был хорош, – сказал Дейн. – Вот когда он был здесь, старый Гриз, жилось намного лучше. Я был накоротке с некоторыми его ребятами.

Существовала многомерная сеть географии, экономики, обязанностей и наказаний. Преступность перехлестывалась с верой («Нисденом заправляют Ублюдки Дхармы», – сказал Дейн), хотя многие из партизанских авантюристов были мирянами, агностиками, атеистами или экуменическими филистимлянами. Но в целом ландшафт определяла вера.

– Кто такие Госс и Сабби? – спросил Билли. Он настороженно сидел между собеседниками, переводя взгляд с одного на другого. Дейн опустил глаза на свои большие кулаки. Мур вздохнул.

– Госс и Сабби, – сказал он.

– Что у них за?.. – спросил Билли.

– Все, что только приходит в голову.

– Зло, – сказал Дейн. – Госс торгует своим злом.

– Почему он убил того парня? В подвале? – спросил Билли.

– Консервированный человек? – сказал тевтекс. – Если только это их рук дело.