Теперь он хотел сказать, что ей нечего бояться, он перестал ощущать себя живым, с тех пор как два года назад ушла из жизни Лариса. Хотя, может быть, он много на себя брал. Возможно, он ее вообще больше не интересовал. Она изменилась. Впрочем, как и он. Прошлое лучше оставить в прошлом.
– Принес тебе кофе, – сказал он, указывая на чашку, стоявшую на плетеном столике.
Дреа улыбнулась, явно удивленная этим жестом.
– Спасибо.
– Я не знаю, как ты это пьешь.
– Просто черный кофе.
Мейсон протянул ей чашку, их пальцы соприкоснулись, и он заглянул в ее красивые глаза. Дреа опустила веки и отвернулась. Глаза были светло-зелеными, как у Дрю, а длинные блестящие темные волосы и оливковую кожу она унаследовала от матери, Марии. Во внешности Дреа поразительным образом сочеталась ирландская и латиноамериканская кровь.
– Посидишь со мной? – Он указал на скамей ку, на которой сидел сам.
Дреа нехотя села на краешек.
– Значит, ты все еще обижаешься на Бунов? – спросил он внезапно.
Этот вопрос не давал ему покоя с тех пор, как он увидел ее вчера.
Девушка вскинула голову, и кофе немного расплескался. К счастью, она не обожглась. Мейсон никогда бы себе этого не простил.
– На кого-то больше, на кого-то меньше, – сказала она, ее глаза сузились, и она уже не казалась наивной малышкой.
– Мы пытались помочь твоему отцу, Дреа. Он отчаянно в этом нуждался…
– Я знаю эту историю, не нужно ее пересказывать.
– Может быть, и нужно. Может быть, это единственный способ выяснить отношения между нами.
– То есть я должна забыть о том, что Буны отказали ему в ссуде и он в результате потерял дом? А еще забыть, что наша земля оказалась выкупленной вами, папе пришлось проглотить свою гордость и устроиться к вам на работу, а я потеряла дом.
– Все было не так, Дреа.
– Я тоже так думаю, Мейсон. Все было гораздо хуже. Это было страшное предательство.
– Твой отец…
– Что мой отец? Он начал сильно пить после смерти мамы, и.… он никогда уже не будет прежним.
У Мейсона не хватило духу сказать Дреа правду. Если Дрю молчал все эти годы, то не его дело открывать ей глаза и объяснять, что восприятие фактов маленькой девочкой было ошибочным. Дрю взял с отца Мейсона обещание не раскрывать детали сделки. Поскольку родители Мейсона много лет назад погибли в авиакатастрофе, теперь он чувствовал свою ответственность за соблюдение договоренностей. Если Дрю не хотел ничего рассказывать дочери, то и он, Мейсон, этого делать не будет.
– У твоего отца сейчас все хорошо, – только и сказал он.
– Так мне говорят все в Бун-Спрингс.
Мейсон покачал головой:
– Разве ты не рада, что он стал лучше себя контролировать?
– Конечно, рада. Если на этот раз все по-настоящему. – Ее голос понизился до шепота. – Я раньше часто разочаровывалась.
Мейсон провел рукой по лицу.
– Знаю, тебе было нелегко, Дреа.
Она покачала головой, и ее длинные волосы шелковистой волной рассыпались по плечам.
– Ты ничего обо мне не знаешь, Мейсон.
Он встретил взгляд ее грустных зеленых глаз, и у него защемило сердце.
– Я знаю больше, чем ты думаешь.
– Как настоящий Бун, ты заявляешь, что знаешь все на свете…
Он прижал два пальца к ее губам:
– Тише, Дреа.
Она посмотрела ему в глаза.
Мейсон не мог поверить, что прикоснулся к ней. Дотронулся до ее мягких губ, засмотрелся в эти дерзкие глаза. Впервые за много лет он почувствовал себя живым. Это было пьянящее ощущение, и он хотел большего. Он хотел удержать ту внутреннюю искру, которая свидетельствовала, что он жив, он дышит.
Его пальцы скользнули по ее щеке, дотронулись до волос.
– Мейсон, ты с ума сошел? – прошептала Дреа, но взгляд ее глаз сказал ему, что она думает иначе.
– Возможно.
– Ты этого не сделаешь…
– Сделаю.
Он прижался губами к ее губам и ощутил их сладость и спелость. Ее губы были созданы для поцелуев. Давно забытое ощущение охватило его. Он помнил ее, помнил девушку-подростка, нуждавшуюся в любви, открывшую ему свою душу и предложившую свое тело.
Ему пришлось ее прогнать.
Любой порядочный мужчина поступил бы так.
Но Андреа уже не ребенок. И ему было хорошо с ней, настолько хорошо, что его охватило чувство вины. Его сердце принадлежало другой и всегда будет принадлежать.
Его внезапный порыв взволновал его. Мейсон как будто снова терял голову. На протяжении многих лет в его жизни не было ничего внезапного и импульсивного. Тем более что рядом с ним Дреа, которую ему никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя было целовать.
Глава 2
Губы Дреа задрожали, когда Мейсон поцеловал ее. Она не могла поверить в реальность происходящего и не хотела его, пусть даже его губы были такими твердыми и восхитительными, пахнущими кофе и свежестью ночного воздуха.