Самая холодная зима

– Надо было его вытереть, – пробормотал я, безразличный… ко всему.

Он изогнул густую бровь:

– Что?

Я указал на пятно:

– Его теперь не оттереть. Ковёр испорчен.

Директор Галло напрягся. Я был профессионалом в том, чтобы заставить его нервничать.

– Мы поменяем ковры через две недели. Майло, ты…

– Тут паркетный пол?

– Майло…

– Хороший дуб будет отлично выглядеть. Может быть, ещё немного краски на стенах и…

– Майло! – крикнул он, ударив рукой по столу. – Сосредоточься.

«Зачем?»

В любом случае я был в безвыходной ситуации. Какая разница, сосредоточен я или нет?

– У нас есть для тебя отличная репетитор. Ты будешь встречаться с ней каждый день в библиотеке после школы. Она занимается репетиторством с тех пор, как сама училась здесь, и все, кому она помогла, преуспели. Она занята в колледже, но я замолвил за тебя словечко.

– Нет, – сказал я, поднимаясь со стула. – Но, так или иначе, спасибо.

– Майло, – рявкнул он. – Сядь обратно.

Я готов был послать его, но мама, вероятно, прочитала бы мне лекцию о неуважении.

Почему меня волновало, что думает мама? Она была мертва. Её мнение больше не имело значения. Тем не менее я уважал его.

Директор Галло сложил руки на столе:

– Ты встретишься с учительницей.

– Или?

– Или вылетишь отсюда.

– Возьму категорию «на вылет» за двести, – поиздевался я, как будто жизнь была раундом в «Рискуй!».

Любимым маминым шоу было «Рискуй!».

Я смотрел его с ней каждый день после школы.

И вот я снова думал о мёртвых.

Директор Галло вздохнул и потёр переносицу:

– Майло, твоя мама…

– Не надо, – перебил я, слегка покачав головой. – Не говори о моей матери.

– Я понимаю, что потерять Ану было тяжело для тебя. Поверь мне, я знаю.

– Ты понятия не имеешь.

– Она была моей сестрой, Майло. Я тоже потерял её.

Я посмотрел на дядю, и будто дыра появилась в моём животе. Конечно, я знал, что он тоже её потерял. Именно поэтому я каждую неделю приходил к нему в офис, чтобы поговорить о том, как я испортил свою жизнь. Вот почему я сел в его неудобное кресло. Именно поэтому я уставился на его богом забытый ковёр.

Потому что у него были её глаза.

У него была её улыбка.

Он тоже искренне скорбел по ней.

Из-за этого я ненавидел и любил его одновременно.

Он снял очки и потёр переносицу. Благодаря ним я всегда знал, когда буду разговаривать с дядей, а не с директором. Снимая очки, директор Галло становился Уэстоном.

– Я беспокоюсь за тебя, Майло, – сказал он.

– Я в порядке.

– Неправда. Твои оценки ухудшаются, ты проваливаешь три предмета, почти четыре. Ана не хотела бы этого для тебя. Я не хочу этого для тебя. Тебе нужно позаниматься с учительницей.

– Что, если я провалюсь? Будет ли это худшей вещью на свете?

Я устал переживать. У меня не осталось сил переживать.

– Ты не провалишься. Я не позволю этому случиться.

– К сожалению для тебя. – Я положил руки на подлокотники кресла и поднялся с него. – Ты не можешь сделать этот выбор за меня.

Я пошёл к двери, беседа закончена. Он окликнул меня, но я его проигнорировал. Он окликнул меня ещё раз. Я продолжал игнорировать.

– Она оставила тебе письмо, – сказал Уэстон.

Волосы на шее встали дыбом. Я повернулся к дяде:

– Что?

– Твоя мама… она оставила тебе письмо.