Капитуляция

Эвелин гадала, к чему это клонит Люсиль, – кузина явно собиралась подпустить какую-то шпильку.

– Сомневаюсь, что буквально все тогда были в драгоценностях.

Но, к сожалению, описание свадьбы в устах кузины выглядело более чем точным: до революции французская аристократия была не прочь продемонстрировать свое богатство. Вот и Анри потратил целое состояние на пышный прием, словно не верил, что завтра вообще наступит. Острый укол сожаления пронзил Эвелин, но ведь никто из них не мог предвидеть будущее…

– Я никогда не встречала такого множества богатых аристократов. Но теперь большинство из них, должно быть, не богаче нищих или даже мертвы! – Невинно хлопая глазками, Люсиль взглянула на кузину.

Эвелин едва могла дышать. Ну разумеется, Люсиль из кожи вон лезла, чтобы лишний раз напомнить, какой бедной стала теперь Эвелин.

– Как можно такое говорить, это просто ужасно! – вырвалось у Эвелин. Слова Люсиль вышли грубыми и жестокими.

– Ты упрекаешь меня? – не поверила своим ушам кузина.

– Я не пытаюсь кого-либо упрекнуть, – тут же отступила Эвелин. Она устала и не имела ни малейшего желания раздувать пламя старых войн.

– Люсиль, – неодобрительно вставил Роберт. – Французы – наши друзья, и они сильно пострадали, несправедливо пострадали.

– И очевидно, Эвелин – тоже, – ухмыльнулась Люсиль. – Только посмотрите на этот дом! Тут все давно обветшало! И, папа, я не возьму назад ни единого слова! Мы дали ей крышу над головой, и первое, что она сделала, – это заманила в свои сети графа, стоило ему только переступить наш порог! – И кузина воззрилась на Эвелин, не скрывая злобы.

Эвелин изо всех сил пыталась держать себя в руках, что было весьма непростой задачей теперь, когда она так нестерпимо устала. И она решила не обращать внимания на насмешливый намек, она ведь вовсе не охотилась за богатым мужем.

– То, что произошло с семьей моего мужа и его соотечественниками, – настоящая трагедия, – лаконично заметила Эвелин.

– А я и не говорила, что это не так! – раздраженно бросила Люсиль. – Мы все ненавидим республиканцев, Эвелин, ты ведь это прекрасно знаешь! Но теперь ты здесь, вдова в двадцать пять лет, настоящая графиня – и где же твоя мебель?

Люсиль ненавидела ее даже сейчас, подумала Эвелин. Она прекрасно знала, что не стоит отвечать, и все-таки не удержалась:

– Мы бежали из Франции, чтобы спасти свою жизнь. Нам пришлось многое там оставить.

Люсиль насмешливо фыркнула, и отец поспешил взять ее за локоть.

– Нам пора идти, Люсиль, а тебе ведь еще предстоит долгая дорога домой. Леди Фарадей, – решительно обратился Роберт к жене.

Кивнув Эвелин, он повел к двери Энид и Люсиль, Гарольд с Аннабелль последовали за ними.

Испытывая неимоверное облегчение, Эвелин немного расслабилась. Но тут на нее оглянулась Аннабелль, одарив робкой сочувственной улыбкой. Эвелин тут же выпрямилась, безмерно удивленная. В следующую минуту Аннабелль вместе со своей семьей скрылась в холле.

Ощущая, как с души упал тяжелый груз, Эвелин обернулась. Но чувство облегчения тут же испарилось, когда она оказалась лицом к лицу с двумя молодыми джентльменами.

Ей нерешительно улыбнулся кузен Джон:

– Привет, Эвелин.

Она не видела Джона со дня своей свадьбы. Кузен был высоким и привлекательным, он походил на своего отца и внешне, и по характеру. А еще на протяжении всех этих трудных детских лет он был для Эвелин кем-то вроде тайного союзника. Джон был ее другом, даже несмотря на то, что не решался открыто противостоять своим сестрам.

Эвелин бросилась в его объятия.

– Я так рада тебя видеть! Почему ты не заезжал? О, ты стал таким красивым!

Он отпрянул, покраснев.

– Теперь я – адвокат, Эвелин, моя контора находится в Фалмуте. И… я не был уверен, что стану желанным гостем, – только не после того, что тебе пришлось вынести от моей семейки. Мне жаль, что Люсиль все еще так ненавидит тебя.

– Но ты-то – мой друг! – совершенно искренне воскликнула Эвелин. Она перевела взгляд на стоявшего рядом с кузеном темноволосого красивого мужчину и тут же узнала его. Потрясенная, она почувствовала, как улыбка сбежала с ее лица.

Мужчина еле заметно улыбнулся Эвелин, но его темные глаза не осветились радостью.

– Люсиль просто завидует, – тихо заметил он.

– Трев? – недоверчиво произнесла Эвелин.

Эдвард Тревельян сделал шаг вперед.

– Леди д’Орсе! Польщен, что вы помните меня.

– Вы почти не изменились, – медленно произнесла Эвелин, все еще удивленная.

Тревельян проявлял к ней активный интерес до того, как в ее жизнь ворвался Анри. Наследник огромного состояния с несколькими рудниками и внушительных размеров фермой, сдаваемой в аренду, Эдвард, похоже, серьезно ухаживал за Эвелин – пока тетя не запретила ей принимать его в гостях. Эвелин не виделась с ним с тех пор, как ей было пятнадцать. Он был красивым и титулованным тогда; он был красивым и представительным теперь.

– Вы тоже. Вы остаетесь самой красивой женщиной, которую мне только доводилось видеть.

Эвелин почувствовала, что покраснела.

– Это, несомненно, сильно преувеличено; вы все такой же дамский угодник?

– Это вряд ли. Мне просто захотелось сделать комплимент своей давней и дорогой подруге, причем совершенно искренне. – Он поклонился и добавил: – Моя жена умерла в прошлом году. Я вдовец, миледи.

– Эвелин, – машинально поправила она. – Наверное, мы можем обойтись и без формальностей, не так ли? И мне очень жаль слышать это.

Эдвард улыбнулся ей, но его пристальный взгляд горел явным интересом.

В разговор вмешался Джон, сообщив:

– А я обручен. Мы собираемся пожениться в июне. Мне бы хотелось, Эвелин, чтобы ты познакомилась с Матильдой. Она тебе очень понравится.

Эвелин порывисто схватила кузена за руку:

– Я так за тебя счастлива!

И тут Эвелин осознала, что стоит сейчас одна в компании двух джентльменов, а все остальные уже ушли. Гостиная опустела, и Эвелин вдруг осознала, как утомилась. Несмотря на то что она была рада видеть Джона и Трева, ей отчаянно требовалось прилечь и отдохнуть.

– Ты выглядишь изнуренной, – заметил Джон. – Мы пойдем.

Она проводила их до парадной двери.

– Я так рада, что ты приехал! Дай мне несколько дней прийти в себя – жду не дождусь, чтобы познакомиться с твоей невестой.

Джон радостно стиснул ее в объятиях, что было не совсем уместно.