Капитуляция

Она не могла ни дышать, ни двигаться. Она не вспоминала о контрабандисте, который помог ей и ее семье бежать из Франции несколько лет назад.

И Эвелин вдруг явственно услышала его слова: «Мои услуги стоят недешево… Поблагодарите, когда мы доберемся до Великобритании».

Ошеломленная, она подняла взгляд на Лорана.

– Кому вы могли бы доверить свою жизнь? – в отчаянии добавил он.

Эвелин облизнула пересохшие губы и ответила:

– Джеку Грейстоуну.

Глава 2

Эвелин задумчиво смотрела в окно спальни, стоя в ночной рубашке, с заплетенными в косу волосами, крепко обхватив себя за плечи.

Она только что проснулась, спала беспокойно, урывками, и столь желанный отдых то и дело прерывался ужасными видениями. Странно, но Эвелин снилось ее детство. То, как она ложилась спать без ужина и была такой одинокой, что плакала, пока не проваливалась в сон. А еще ей грезились Люсиль и Энид, обе насмехались над ее манерами и заявляли, что она получила именно то, что заслужила.

А потом сны Эвелин изменились, и она явственно увидела, как мчалась сквозь ночь, преследуемая воплощенным злом. Эвелин вдруг осознала, что не бежит, – она несется в экипаже, и Эме плачет у нее на руках. Но их действительно преследовали. Жандармы гнались за ними, и было совершенно ясно: если они не убегут, Анри наверняка арестуют и казнят. Эвелин была вне себя от ужаса. Рука зла потянулась прямо за ними, готовая в любой момент схватить их и вернуть назад…

Эвелин проснулась вся в поту, дрожа от страха, чувствуя, как все внутри будто скрутило узлом, а по щекам текут слезы. Она не сразу вернулась к реальности и осознала, что есть кое-что пострашнее: Анри похоронили вчера, близ местной приходской церкви. А сама Эвелин находится не во Франции – она в Розелинде.

Грудь Эвелин вдруг томительно сжалась.

Образ Джека Грейстоуна, стоящего у штурвала своего черного корабля, бегущего по волнам на всех парусах, этого бравого капитана, словно вросшего ногами в качающуюся палубу, с золотистыми, развевающимися на ветру волосами, заворожил Эвелин. Это зрелище было воплощением силы и властности.

И тут Эвелин почувствовала, что ей трудно дышать.

Она не вспоминала о Грейстоуне все эти годы – до вчерашнего вечера.

Неужели она действительно собиралась обратиться к нему и снова попросить его об услуге?

А был ли у Эвелин другой выбор? Анри умер, и она должна была забрать золото, которое он оставил ей и Эме.

Эвелин задрожала, смерть Анри все еще казалась ей нереальной, словно была частью ее кошмарного сна. Горе нахлынуло на нее, заставив задохнуться. Эвелин объял страх, она почувствовала себя покинутой и всеми забытой. Боже, она так одинока, так обескуражена и так испугана…

Если бы только Анри забрал золото перед смертью! Но он оставил эту трудную задачу ей, Эвелин. И теперь она молилась, чтобы ей было по силам с этим справиться.

Эвелин поклялась, что Эме никогда не окажется в таком бедственном финансовом положении, в каком ее саму бросили в детстве. Отец любил Эвелин – или ей просто хотелось верить в это, – но совершенно не справлялся со своими родительскими обязанностями. Он был прав, оставив дочь с Робертом, потому что был слишком безрассудным и легкомысленным, чтобы заботиться о ней. Но он поступил безответственно, не оставив ей ни гроша. И она, Эвелин, ни за что не должна подобным образом подвести свою дочь.

– Мама, ты плачешь?

Слабый, испуганный голос Эме вторгся в ее мысли. Эвелин вдруг осознала, что борется с подступающими слезами, готовыми вот-вот хлынуть из глаз от мощного нервного напряжения, во власти которого она находилась. Эвелин обернулась к дочери, успев быстро смахнуть слезы кончиками пальцев.

– Милая! Я проспала?

Эвелин притянула дочь к себе, крепко стиснув в объятиях.

– Ты никогда не встаешь позже обычного, – прошептала Эме. – Неужели ты не устала?

– Я очень устала, милая, но теперь снова пришла в себя. – Эвелин поцеловала Эме и тихо произнесла: – Мне всегда будет не хватать твоего отца. Он был хорошим человеком, хорошим мужем, хорошим отцом.

Но почему за прошедшие пять лет он так и не забрал золото? Почему оставил эту сложнейшую задачу ей? Почему он так поступил, ведь при жизни никогда не взваливал на нее иные обязанности, кроме как быть матерью и женой? Если бы ей в свое время предоставлялось больше самостоятельности, она не чувствовала бы себя сейчас столь потерянной.

Эвелин отстранилась от Эме, понимая, что должна собраться с духом и найти в себе столько сил, сколько прежде у нее никогда не было.

– Папа наблюдает за нами с небес? – спросила Эме.

Эвелин облизнула пересохшие губы и через силу улыбнулась:

– Разумеется, папа по-прежнему с нами, он всегда будет с нами. Даже уйдя на небеса, он останется в наших сердцах и наших воспоминаниях.

Эвелин продолжала недоумевать, почему Анри хотя бы не попытался предпринять необходимые меры, чтобы привезти им из Франции золото. Ведь он был в здравом рассудке до самого конца.

Что же, теперь она злится на Анри? Эвелин не могла в это поверить. Муж только что умер, и она не должна сердиться на него! Он был сильно болен, он любил ее и Эме, и, если бы у него была возможность забрать золото и привезти богатство им, он обязательно сделал бы это!

Но раз Анри оказался не в состоянии вернуть золото, не сошла ли она с ума, считая, что может справиться с этим сама? Собираясь сделать это, будучи лишь слабой женщиной, да вдобавок изнеженной аристократкой?

Но она ни за что не отправилась бы во Францию в одиночку. Эвелин надеялась поехать туда с Джеком Грейстоуном, который, несомненно, способен достичь любой цели, на которой бы ни сосредоточился.

Образ бравого капитана вновь предстал перед ее мысленным взором. Эвелин явственно видела, как Грейстоун стоит у штурвала своего судна, как ветер треплет его рубашку и развевает волосы, пока корабль несется по волнам.

Эме мрачно взглянула на нее:

– Я хочу, чтобы теперь папа был счастлив.

Эвелин обняла дочь. Эме видела, каким ожесточенным и угрюмым стал ее отец за последние годы. Обмануть ребенка нельзя… Девочка тонко чувствовала его тоску, боль и гнев.

– Твой папа, несомненно, уже покоится с миром, Эме, потому что он на небесах, с ангелами, – ласково сказала Эвелин.

Эме грустно кивнула:

– Он может видеть нас, мама? С небес?

– Думаю, может, – улыбнулась Эвелин. – И именно так он всегда будет охранять нас. Ну а теперь ты не могла бы оставить меня ненадолго, чтобы я оделась? А потом мы можем вместе позавтракать.

Эме кивнула, улыбаясь, и Эвелин проводила ее взглядом. Как только дочь ушла, Эвелин вновь погрузилась в раздумья о Джеке Грейстоуне. В груди снова что-то предательски сжалось. И Эвелин, вне всякого сомнения, знала почему, но совершенно не ожидала от себя такой глупой реакции на всего лишь мысль о нем. Только не после всех этих лет…

И все же Эвелин тщательно перебирала в памяти подробности давнего побега.

Во время пересечения Ла-Манша Анри проспал большую часть времени, а Бетт читала Эме, пока море не убаюкало девочку и она снова не заснула. Сама Эвелин стояла у иллюминатора, наблюдая за восходом, отмечая, как пробуждающееся солнце делает море розово-золотистым, и восхищаясь этим невероятным приключением – пересечением Ла-Манша на стремительном судне с черными парусами. Но Эвелин не могла спокойно ждать. Ей не хотелось оставаться в каюте Грейстоуна, пока он был на палубе. И как только Эме уснула, в тот самый момент, когда солнце едва показалось на небе, Эвелин поднялась на палубу.

Образ Джека Грейстоуна, стоящего у штурвала, был из тех, что никогда не забываются. Какое-то мгновение Эвелин наблюдала за капитаном, твердо стоящим на ветру, отмечая его широко расставленные ноги, крепкое, мощное телосложение. Его разметавшиеся, не убранные в косу волосы трепал ветер. А потом Грейстоун обернулся и увидел Эвелин.

Она прекрасно помнила, как обжигал его пристальный взгляд, даже через внушительное расстояние палубы. Впрочем, Эвелин это, должно быть, почудилось. Похоже, Грейстоун лишь отметил для себя ее присутствие и тут же опять повернулся к носу корабля, а она еще долго стояла у каюты, наблюдая, как капитан управляет судном.

В конце концов Грейстоун оставил штурвал и через всю палубу направился к Эвелин.

– Какой-то корабль на горизонте. Мы всего в часе пути от Дувра – вам следует пойти вниз.