Свобода

Каждую ночь он видел один и тот же сон… Лес, он окутан туманом, и его окружают черные псы…

«Я схожу с ума?» – задавался он вопросом. Он вспоминал, как еще в Москве, когда он сидел у себя дома, ему почудилась тень, напоминающая женский силуэт, закутанный в черный плащ. «Я начал сходить с ума еще тогда? Или это что-то другое? Мои последние действия, связанные с ведомым мной расследованием и операцией, не имеют ничего общего с профессиональным долгом. Чем же они обусловлены? Чувством справедливости, необходимостью в принятии решений, основанных на личном отношении к ситуации, к участникам этой ситуации, потребностью, острой потребностью в выходе из-под контроля, инстинктом, чутьем, живым человеческим чутьем? Или все это в совокупности? Это, и еще много чего. Но должно быть что-то основополагающее. Что-то, являющееся доминирующим фактором, дающим импульс, толчок к выходу на поверхность прочих оснований. Выход из-под контроля? Примитивно, и в обнаженном состоянии лишено эффективности. Что-то гораздо глубже и, в то же время, проще. Что-то легкое… Кто ты, тень? Ты призрак моей независимости? Призрак моего «я», добровольно спрятанного мной под мундирами, погонами, распоряжениями, приказами, присягами, отчетами, протоколами, рапортами?.. Ты мне нужна, я хочу узнать, кто ты, понять тебя. Еще совсем немного и я навсегда покину лампу и перестану быть ее рабом».

– А еще эти псы? – прошептал Шоцкий, стоя на набережной Иртыша.

Вечер опускался на Омск, скользя лучами заходящего солнца по крышам города. Иван Владимирович дошел до центрального пляжа, развернулся и быстрым шагом направился обратно. Скоростью и стуком шагов он стремился заглушить мысли, которые начали путаться, а значит, не сулили ничего дельного. Дойдя до Комсомольского моста, он перешел на другую сторону. Побродив по району, пройдясь мимо ресторана «Колчак», он развернулся и по Юбилейному мосту вышел к Воскресенскому скверу. Там он решил передохнуть. Он остановился, опершись на перила, и сквозь листву устремил свой взор на Омь.

Стемнело. Редкие фонари зажглись, едва освещая опустевший сквер.

– Вот вы неугомонный, Иван Владимирович!

Возле Шоцкого, словно из-под земли вырос подполковник ФСБ Кравчук.

– Нисколько не удивлен вашему появлению, Анатолий Борисович, – не поворачивая головы, произнес Шоцкий.

– Ну, чему же тут удивляться, я же говорил вам о нашей скорой встрече. Но, не это является основной причиной, верно?

– С вами не поспоришь.

– Для вашего руководства, равно, как и для руководства вашего руководства, вы оказались в тупике. В этом можно не сомневаться. Вы же не сомневаетесь? От вашего соглядатая не поступает ничего дельного. Надо полагать, вы произвели с ним надлежащую беседу. Но, как вы понимаете, этого мало, и для вас, и… для нас, разумеется. Он стал балластом, обузой, он вреден, опасен, а в целом бесполезен. Во всяком случае, для нас он будет бесполезен.

– Для вас? – поинтересовался Шоцкий.

– Не может же он знать что-то больше вашего? А нам достаточно вас, – сказал Кравчук.

– Вы бы не могли пояснить, о чем вы говорите?

– Разве вы не догадываетесь?

Шоцкий, все также, не глядя на Кравчука, проговорил:

– Вы намерены подключиться официальным порядком, или же официальным порядком забираете дело?

– Второе. Но, не сразу, как вы понимаете. Чуть позже, не прямо сейчас, а, скажем, завтра, с утра. – Послышался смешок Кравчука. – Нам для начала нужно прийти к взаимопониманию. Есть моменты, которые мне бы категорически хотелось с вами обсудить и прийти к некоему, хотя бы промежуточному результату, который мог бы меня устроить. Уверен, вы и сами догадываетесь, о чем я говорю.

– Только вас?

– Что, простите?

– Результат должен устроить только вас?

– Мне этого будет достаточно. Поскольку в большинстве своем, вопросы лежат на поверхности, мы очень кратко все обсудим.

– Я так понимаю, наша беседа неформальна и ни к чему не обязывает, – проговорил Шоцкий.

– Как и любая наша с вами беседа, – согласился Кравчук. – Выводы делать вам, так же, как и задумываться о последствиях. Поверьте, если мы с вами договоримся, все будет выложено ровно и гладко, – я о вашей дальнейшей карьере. А последние два месяца вы будете считать просто небольшим недоразумением. У нас уже есть сценарий, согласно которому выйдет так, что вам поручили задание, выходящее далеко за рамки вашей компетенции и возможностей. Не спрашивайте, что я имею в виду, это не должно вас тревожить.

– А что меня должно тревожить?

– Иван Владимирович, к этому мы еще подойдем. Итак, начнем с самого начала?

– Как пожелаете.

– Вы не кажетесь покладистым, чтобы говорить так. Ваш скептицизм может сыграть против вас. Простите, это всего лишь наблюдение. – Кравчук остановился. – Еще будучи в Москве, вы внимательно изучили дела всех преступников, на которых была объявлена охота. Изучили досконально, не поленившись лично обойти все точки и проведя детальный анализ каждого обстоятельства, предшествующего образованию банды, так это назовем. Зная вашу репутацию, руководство было уверено в том, что не пройдет и нескольких дней, как дело будет закрыто, но… но, вы не пришли к руководству с конкретными предложениями, вы задумались. Вы задумались! Вы задумались не над тем, как закрыть дело, то есть изловить и наказать преступников, нет, предметом ваших размышлений стала причина действий, совершенных людьми, которые в результате этих самых действий стали преступниками. Вы свернули с привычного для всех пути, пути, по которому вы следовали всегда и благодаря которому и заслужили, по праву заслужили безупречную репутацию. Вы не придали этому значения, а вот те, кто вами руководили все эти годы, сразу же обратили на это внимание.

– Вы как это все выяснили, следили за мной? – Шоцкий наконец развернулся к Кравчуку. – Зачем вам это?

– Что вы? – Анатолий Борисович рассмеялся. – Это все мне удалось выяснить гораздо позже. Бывает порой довольно таки легко вызвать человека на откровение, не зависимо от количества звезд на его погонах. Не будем вникать в тонкости нашей с вами работы. Итак, вы ведь действительно могли закрыть дело, может и не в считанные дни, а в течение пары недель, но вы этого не сделали. Вопрос: почему?

Шоцкий невозмутимо смотрел в лицо Кравчуку.

– Есть, на мой взгляд, единственное объяснение, – продолжал Крачук. – Вы этого не сделали намеренно. А почему? Все предельно просто, ваши подопечные, грабители и убийцы, одним словом, преступники, вам симпатичны. Элементарно, нелепо, преступно до безобразия, и, в конце концов, безнравственно! Что тут можно сказать? Человеческая душа – загадка. – Кравчук внимательно посмотрел в глаза Шоцкого и добавил: – Даже ваша. Не бойтесь, об этом я никому не говорил. – Кравчук рассмеялся. – Поверьте, этой информацией владею только я. Не хочу я ей делиться со своим руководством, которое в качестве подтверждения потребует от меня доказательств, если поверит, конечно, и, задействовав нагромождение бюрократических инструментов, что наших, что ваших, инициирует проведение соответствующего расследования. Ни к чему. Нам интересно другое, и я не стал никого отвлекать на такие глупости. Вы можете от меня избавиться, конечно. – Кравчук снова рассмеялся. – Я заговариваюсь, хоть и обещал изложить все кратко. Знаете ли, у меня склонность к произведению эффектов! Такая тяга к театрализации чего бы то ни было! Иначе, скучно бывает. Например, представляете, вы стоите здесь, на набережной, задумались о чем-то. А тут я прямо перед вами на парашюте спускаюсь… Как думаете?

Шоцкий не изменил выражения лица.

– Да, – процедил Кравчук, – душой компании вас не назовешь. Ну, да ладно. Итак, мне глубоко плевать на ваши эмоциональные всплески, волны, воронки, и прочие, дестабилизирующие душевное равновесие, явления. Если помните, вышел я на вас совсем по другой причине. Благодаря удачному стечению обстоятельств, а также вашему непосредственному участию, мы избавились ото всех ненужных элементов в пользу многоуважаемого товарища Камы. Под корень истребили всех его конкурентов, внутренних и внешних. Сейчас бы аплодисменты не помешали. – Кравчук остановился.

– Теперь у него монополия на все виды деятельности, включая незаконную, на юге страны. И, разумеется, через него и у вас, – заметил Шоцкий.

Кравчук широко улыбнулся.

– Судя по вашей интонации, вы осуждаете совсем не наигранно. У вас просто душа разрывается от такой вопиющей несправедливости. Вы что, впервые с этим столкнулись? Не смешите меня. Ах да, я забыл, что вас что-то ударило по голове, когда вам поручили поимку ваших подопечных. Я к этому, кстати, еще вернусь. Да, нам легче контролировать этот регион. Но, это скоро перестанет быть моей заботой – дело сделано. Кама станет депутатом, мэром, губернатором, будет общаться с конторой на другом уровне. Что ж, несправедливо? Зато удобно и практично. Но, есть одно «но». Это вы и иже с вами. Вы знаете обо всем этом, то есть, вы свидетель. Кто заварил кашу в горах, это нам решать. Вы поняли? Это были не ваши любимцы. Вы…

– Я понял.

– Простите. В Тюмени произошли бандитские разборки… это уже не важно. Это не ваша забота. Вас там…

– Меня там не было.

– Чудесно! – воскликнул Кравчук. – Вернее, вы там были, – и этот факт уже не скроешь, – но по совершенно иным причинам, которые вы замечательнейшим образом нарисуете своему руководству, или уже нарисовали. Помните, я интересовался вашим рапортом?

– Я уже его направил, – сказал Шоцкий.

– И в нем?..

– Я нарисовал.

– Слушайте, вы мне так нравитесь! – выкрикнул подполковник. – Я буду ходатайствовать о том, чтобы вас в будущем использовали в наших интересах.

Шоцкий сверкнул глазами, что не осталось для Кравчука незамеченным.

– Вам не нравится слово «использовать»? – ехидно спросил он. – Что я могу поделать? Все мы друг друга используем. Даже так: всех нас используют. Мы не принадлежим себе. Мы все пешки, винтики, пыль, зависимые от… Что-то я ухожу в философию. Это вы так на меня влияете. Продолжим. – Кравчук взглянул на часы. – Давайте, пройдемся.

Они медленно направились в сторону Юбилейного моста.

– Вам нет дела до моих подопечных, – вдруг сказал Шоцкий, – в чем настоящая причина того, что дело вы хотите забрать себе? Кавказский вопрос вы замяли, или замнете. В чем дело?

– Я немного слукавил, говоря, что нет дела, – улыбнувшись, произнес Кравчук. – На верху, на нашем верху, и, разумеется, в узком кругу, информация подана таким образом, что дело мы забираем у вас в результате соприкосновения с тем самым кавказским вопросом. На вашем верху, я вам уже сказал, что будет сказано, без ухода в подробности, но, простите, дело получено, нужно его делать, то есть, изловить злодеев. И это лишь формальная сторона вопроса. Я хотел бы оставить все мои недомолвки на финал нашей с вами беседы. Вернемся к поверхности. Сначала… Что-то вы меня сбили. Я уже говорил, что хотел бы и в дальнейшем иметь с вами дело. Так вот, вы человек довольно таки тяжелый, к тому же, как я уже заметил, в данный момент, находящийся под воздействием какого-то необъяснимого эмоционального срыва, но, тем не менее, обладающий определенным талантом, исполнительный, опытный, одним словом, полностью соответствующий своей нашумевшей репутацией. Вы полезны, но, к моему сожалению, небезопасны. Причина опять же в вашем срыве. Простите, снова напомню о том, что вернусь к этому в конце. Чтобы купировать этот ваш недочет, неизвестно, сколько еще намеревающийся продлиться, необходимо использовать сдерживающую функцию, основным элементом которой, как я вам уже как-то говорил, является ваша дочь.