Свобода

На шикарной сцене шикарного зала шикарного театра стояли в ряд столы с микрофонами, за столами красовались мягкие кресла, а перед столами была выставлена трибуна. Зал был набит до отказа. Пустовали лишь несколько лож на галерке. Зал пестрел белыми рубашками, галстуками, роскошными костюмами, модными юбочками и туфельками на шпильках, выглаженными мундирами, зал сверкал погонами, кокардами и орденами. Пресса забила все проходы. Здесь были все! Вся элита Южного федерального округа.

Полковнику Шоцкому удалось пробраться в театр еще за полтора часа до начала появления первых приглашенных. Деньги творят чудеса, а попасть в театр с черного хода оказалось совсем не сложно. Многочисленная охрана, рассыпанная по всем этажам здания, расставленная чуть ли не на каждом шагу, почтительно провожала взглядом полковника МВД, одетого с иголочки, и вышагивающего по коридору, словно чеканя шаг на плацу. Лишь когда зал начал набиваться гостями, он исчез из поля зрения, скрывшись где-то наверху. В качестве места наблюдения он выбрал закрытую на замок каморку возле помещения фронтального освещения сцены. В само помещение он не рискнул зайти, а соседний закуток, предназначение которого сложно было угадать, ему подошел. Обнаружил он его сразу же, как пробрался в театр. Именно здесь он и спрятал винтовку, завалив ее разным хламом, что нашел. Он же и повесил замок на дверь каморки. «Я человек нелюдимый, – подумал он, – мне и здесь подойдет».

Под бурные аплодисменты на сцену стали выходить один за другим губернаторы региона, их было семеро.

– Семеро смелых, – проворчал Рост, – где Акбашев? Срочно найти, черт бы его побрал. Мне пора.

– Полномочный представитель Президента Российской Федерации в Южном федеральном округе Юрий Николаевич Рост, – было объявлено.

Под неистовые аплодисменты вышел Рост, и немного постояв перед столом, улыбаясь, медленно опустился в кресло. Аплодисменты не прекращались. Юрий Николаевич поднял руку, приподнявшись. Аплодисменты поутихли. Он поднес микрофон и веселым тоном произнес:

– Прошу простить нашего коллегу, недавно назначенного на пост исполняющего обязанности главы ростовской области. Он, как погрузился в работу, так и канул, не успевая реагировать на события, происходящие в мире.

Раздался смех и аплодисменты.

– Но, – Рост продолжал, – как говорится, семеро одного не ждут! – Он выдержал паузу, внимательно следя за залом.

Присутствующие, видимо не сразу поняли, но как только некоторые из них пересчитали губернаторов, находящихся на сцене, закатились смехом.

– А у нас сейчас как раз семь глав областей, – помог Юрий Николаевич.

Весь зал разразился хохотом и аплодисментами.

– Предлагаю… – Рост запнулся, неожиданно дернувшись назад.

Кому-то показалось, что он услышал хлопок, но он не обратил на это внимания. Рост удивленно посмотрел вниз, на отворот своего пиджака, поднял руку и приложил ее к левой стороне груди. Никто ничего не заметил. Продолжался смех и аплодисменты. И вдруг раздался еще хлопок, он был слышен уже громче и казался резким и сухим. Одновременно с хлопком, люди, седевшие в амфитеатре, особенно в задних рядах, и на балконах как-то необычно всколыхнулись всей массой, оглядываясь то по сторонам, то вверх… все начало затихать с задних рядов. И стихло после того, как полномочный представитель Президента закинул голову и все, кто был рядом, или сидели в первых рядах увидели, как его левый глаз разорвался, а сзади от головы что-то отвалилось и потекло на пол. Рост запрокинулся назад и, столкнув кресло в сторону, рухнул навзничь.

Все замерло… и тут же взорвалось. Паника, крики, кто-то падал на пол, кто-то рвался к выходу. Бесчисленная охрана, сотрудники спецслужб, сбивая друг друга, носились в разные стороны и орали друг на друга, по рации и на себя самих… Врачи, вдруг откуда-то выскочившие мелькали в толпе, не понимая, что им делать и куда бежать. Два охранника Роста, сидевшие возле него, нехотя вызвали по рации врача. Их начальник лежал с простреленным, на первый взгляд, сердцем и вытекшими мозгами. Ну, куда торопиться?

Запереть все выходы из театра сумели уже после того, как значительная масса народа вывалила наружу и растеклась в разные стороны.

– Как мы выясним!.. – орал генерал полиции.

– Что? – орал на него другой генерал.

– Да пошли вы!

– Придется шерстить списки. А сейчас, по горячим следам обследовать здание и обыскать, опросить и обследовать всех, кто еще там остался!

– Что значит, обследовать?

– Да пошли вы!

Шоцкий оказался на улице вместе с первыми, выскочившими из театра. Винтовка с еще теплым дулом осталась запертой в каморке.

Километрах в пяти от музыкального театра, за железнодорожными путями уже много лет пылился заброшенный кирпичный завод, имеющий достаточно обширную территорию.

Туда-то и отправился Шоцкий после того, как покинул театр. Невдалеке от бывшей проходной завода стояла служебная машина Акбашева. Иван Владимирович проехал на территорию завода и спрятал свой автомобиль в глубине кирпичных руин.

Пройдя по территории завода, он вошел в один из пустых цехов, побродил по его немногочисленным коридорам и нашел то, зачем пришел, вернее, того к кому пришел. Исполняющий обязанности губернатора Ростовской области сидел между двух кирпичных столбов, прислонившись к стене на полусгнившем стуле, найти который здесь Ивану Владимировичу было не так просто. Акбашев был связан по рукам и ногам, рот был заклеен скотчем.

Шоцкий встал перед ним в чистом мундире, застегнутом на все пуговицы, с погонами полковника, на голове его красовалась фуражка, на груди орденская планка.

Он подошел и сорвал со рта Акбашева скотч.

– Что будешь делать? – откашлявшись, спросил Акбашев. – Что ты хочешь?

Шоцкий посмотрел ему в глаза и опустил голову.

– Я вижу, чего ты хочешь, – твердым голосом проговорил Акбашев. – С родней моей ты меня развел, красавец. Ты бы и пальцем их не тронул, не посмел бы. Нет, не из страха мести, или каких других последствий для тебя, просто, тебе бы совесть не позволила. Ты не такой, полковник. Как я попался? Вот ты волшебник! И не прослушивал ты меня! Вот он, профессионализм! Как у тебя голос поставлен! Как ты меня… просто приворожил. – Акбашев попытался рассмеяться. – Что ты хочешь, ответь? Мне уже все равно, я уже никому не скажу, но хоть, любопытство утолю. И просьба у меня к тебе одна будет.

– Что за просьба, Кама? – наконец выдавил Шоцкий.

– Хочу умереть, как мужчина. Стоя, свободно, лицом к смерти. Кем угодно меня можешь считать, самыми последними словами ругай, и другие пусть ругают, но никто, ни из друзей, ни из врагов никогда не скажет, что я не мужчина.

– А тех, кого ты кончал, ты слушал?

– Жизнь непростая штука, полковник. Я о тебе ничего не знаю, кроме того, что ты как-то поспособствовал по наущению определенных ведомств избавиться от Ротора. Мне кидали твое досье зачем-то, я глянул, но не придал этому значения. Я не понимаю, зачем ты хочешь меня убить. Ответь, полковник.

– Ты много нагадил на этой земле, – спокойно ответил Шоцкий.

– Брось, полковник! Если всех, кто гадит, уничтожать, на земле никого не останется. Или у тебя своя градация есть? Как у закона, который устанавливает степень вины человека в зависимости от обстоятельств того, сего, да и самого человека. Ведь ты служитель закона и прекрасно осведомлен о том, кто эти законы, а главное, для кого, пишет, а потом меняет, расширяет, вносит поправки по мере возникновения неудобных, ну, или наоборот, угодных обстоятельств. Зачем тебе это нужно? Зачем ты это делаешь? Поделись секретом.

– Я разбиваю лампу, – улыбаясь, ответил Шоцкий.

Лицо Камы приняло удивленный вид.

– Видимо, для тебя это важно. Что ж, как знаешь. Ты исполнишь мою просьбу?

– Нет, – отрезал Шоцкий.

Шоцкий извлек из кармана смартфон и принялся, включив на нем камеру, приматывать его скотчем к кирпичному столбу так, чтобы виден был Акбашев и небольшое пространство вокруг него.

– Ты еще и кино решил снять. Да ты извращенец! – Кама рассмеялся. – Будешь лайки собирать, бабло рубить в интернете?

Иван Владимирович ничего не сказал. Он проверил, хорошо ли видно Каму, его самого, если он встанет перед Камой, после вынул из кармана скотч и нагнулся к Акбашеву. Тот воскликнул:

– Последний вопрос, вот чисто из любопытства. Ты всех сегодня в театре завалил, или только одного?

– Одного, – ухмыльнувшись, ответил Шоцкий.

– И все сделал один?

Шоцкий кивнул.

– Что ж, полковник, уважаю тебя, и рад, что именно ты отправишь меня к Аллаху.

Шоцкий замотал ему рот скотчем. Он взглянул на часы. Времени было пять. День был в самом разгаре.