– Простите, товарищ полковник.
– Ты был дежурным в первый день моего отдыха?
– Так точно, товарищ полковник.
– Значит, ты пустил ко мне посетителя. Его тебе как-нибудь представили?
– Какого посетителя?
Шоцкий с трудом скрыл удивление. Поднявшись за своими вещами, которые ему пришлось оставить в кабинете, он встретил генерала.
– Извини, Иван Владимирович, такая установка была, я был против, но мне не дали… Ты как, полковник?
– Все отлично, товарищ генерал, а что за Степан Алексеевич?
– Кто это?
– Меня никто не хотел навестить? – настороженно спросил Шоцкий.
– Никто… о чем ты говоришь, Иван Владимирович?
– Ну, никто, так никто! Разрешите идти, товарищ генерал.
– Приятного отпуска, полковник!
– 44 –
Добравшись из аэропорта в Ростов-на-Дону, Мария успела на последний автобус до Волгодонска. Еще четыре часа в полупустом салоне и она на автовокзале. Отказавшись от предложений таксистов, Мария пешком направилась домой, на окраину города.
Ночные блики покрывали гладь Цимлянского водохранилища. Звезды, исполненные сочувствия, с опаской смотрели вниз. Дрожь захватила тело Марии, сердце щемило. Щемило от принятой разлуки и в предчувствии предстоящей встречи с матерью.
Калитка скрипнула. Слегка звякнула цепь, и послышался слабый вой, перешедший в жалобное скуление. Дверь в дом была заперта. Мария присела на скамейку у входа в дом и подняла голову к небу.
– Прости меня, господи, – прошептала Мария.
Ночь шумела донской тишиной. Воздух медленно остывал от дневного жара. Пахло домом.
Вдруг тревожное шуршание, тяжелые, но быстрые шаги и звук отворяемой двери.
– Доченька…
Мария подскочила и, не смотря на распахнутые объятия матери, рухнула перед ней на колени.
– Мамочка, прости! Прости, мамочка! – ком, так долго стоящий в горле, вырвался наружу, и Маша разрыдалась, пряча всхлипы в полах халата матери.
– В дом, Машенька, в дом… Простила, давно простила. Прости и ты меня, что не верила тебе, не верила в тебя, корила, да причитала. Не говори ничего сейчас, чувствую больно тебе. Ложись спать, утро поможет, раздевайся, я постелю тебе… Господи, Машенька моя вернулась…
Утро ворвалось во все окна дома, заливая его своим донским солнцем. Утро вылизало все закоулки комнат, поиграло с часами, и вскоре рассталось с ними, перевалив их стрелки за полдень.
– Устала, Машенька?
– Очень, мама. Но устала я не так… я не смогла… – Мария заплакала.
– Ничего, не говори, все со временем придет. Он отпустил?
– Мне очень жаль его.
– Любишь?
– Боже, мамочка, как я его люблю, но… погубила бы, если бы осталась с ним.
– Как же так?
– Ох, мама, не спрашивай, прошу, не надо!
– Он как же?
– Ох, мамочка, как он меня любит! Как любит!.. Но, он поклялся, что сможет…
– Что, дорогая моя?
– Сможет идти дальше один…
– Ох, девочка ты моя, деточка… Коли любит так, как ты, не сможет.
– Что же делать, мама?
– Судьбе покориться.
– Но, как же, мама? Неужели мы не можем, он не сможет покорить судьбу? Почему мы должны так от нее зависеть?
– Ох, не знаю, доченька, но идти супротив судьбы, бога – грех. Поживем – увидим.
– Что же делать мне?
– Машенька, а я обратно в деревеньку решила вернуться. Этот дом заложила. Как люди добрые посоветовали, сделала. Еще неделя, и ты бы не нашла меня здесь. Уедем вместе, будем в огороде работать, кур, да прочую живность выращивать, глядишь, еще все наладиться. А тебе нельзя показываться на людях. Люди, они разные, сама знаешь. Иной и порадуется, что дочь к матери вернулась, а другой побежит, да кляузу напишет куда следует. Долго ко мне ходили из полиции, все вынюхивали, выспрашивали. Да я знать не знаю, ведать не ведаю. На том и позабыли меня.
– Мама. – Маша обняла мать и села возле ее колен.
– А там глушь, никому мы там не нужны будем, глядишь, все встанет на свои места. А, между прочим, я должна доложить о тебе куда следует, как что-то услышу. Так то. А ты сама явилась… ох, Машенька.
– Ты меня укрываешь, мама, получается, – заметила Мария.
– А что ж, я родную дочь выдать должна? Кто я? Мать? Я мать.
– Ох, мама, все равно меня найдут.
– Что ты такое говоришь? Я тебя так упрячу! Ты только вот эти несколько дней потерпи, а после мы съедем. А там видно будет, может, еще что надумаем.