Идиллия

Но ласковый человек вынимает из кармана носовой платок и собирается заплакать.

– Какая злая! Какая злая… ай-ай-ай, какая злая.

Белые зубки разжимаются, на плече остается лишь ярко-красный венчик.

Целуются и хохочут. Толстый кот стремительно выскакивает из-под одеяла, где он спал, – веселая хозяйка дернула его за хвост.

– Вставай, негодник! Вставай, вороватый кот!

Кот спускается на пол, вскакивает на стул около стола – и начинает приводить в порядок свой туалет. Лижется-умывается, чистит дымно-серую шубку и белые туфельки, такие округленные, бархатные, но с целой коллекцией острых когтей.

– А я уже на этого плута подумал, – говорит Валерий про носки, – а потом хотел отплатить тебе, когда увидел.

– Я тебе отплачу! – смеется маленькая гражданка и кладет голову на грудь Валерия:

– Рассказывай сказки!

– Помилуй, родная, пора вставать.

– Чепуха! Прошу не противоречить. Рассказывай сказки.

И зажмуривает глаза.

Что с ней поделаешь?! – Валерий гладит шелковую голову подруги и рассказывает ей сказки.

– Лес… И в лесу темно, и в лесу дикая воля. Глухой-глухой лес. Стучит-гудит, говорит стародавние былины. О кладах, зарытых в древние времена, о серой птице, потерявшей своего птенчика.

– …У тебя растут золотые усики, – шепчет маленькая гражданка, приподняв голову и всматриваясь в лицо своего покорного друга, – ну, дальше.

– Шумит-гудит вещий лес: «внуки мои, слушайте древнего меня!» – Из нор выползают серые волки, а граф-медведь сидит у своей берлоги и почесывает правого лапой брюхо: «слушаем, слушаем, дедушка-Бор!»

– Кунигунда ждет своего Оскара…

– Кунигунда ждет своего Оскара, – задумчиво качают головами волки, а граф-медведь почесывает лапою брюхо и, шумно отрыгнув, важно повторяет: «ждет своего Оскара».

– Оскара, – шепчет маленькая гражданка, проводя пальчиком по верхней губе любимого.

– Но Оскар не приходит, Оскар позабыл. Не гремит железный меч, задевая о сучья, не стучат стрелы в его медном колчане, не стонет хворост под его ногами… «Внуки мои, слушайте древнего меня!» – Плачет Кунигунда, и вянут цветы от ее горя, и осыпается листва с кряжистых дубов. Оскар позабыл, Оскар не приходит. – Бедная Кунигунда!.. «Бедная Кунигунда!» – качают головами серые волки, граф-медведь чешет правою лапой брюхо, а левою утирает горькую слезу.

– Бедная! Б-б-бе-едная К-к-уни-ггунда! – всхлипывает он.

– …Под раскидистым дубом, на ясной поляне, лежит Оскар со стрелою в широкой груди, и вороны клюют его светлые очи.

– Внуки мои, слушайте древнего меня – это было давно…

– Все! – смеется Валерий, а его шаловливая союзница задумчиво смотрит в его глаза и шепчет: «Я твоя Кунигунда. Зови меня Кунигундой».

– Пора вставать, дорогая.

– Сейчас.

Тут они замечают грабителя-кота, сидящего на столе, около ремингтона, и поедающего оставленное без покрышки масло.

– Черт возьми, он, кажется, хочет все слопать.

– Мерзкий кот! – соглашается маленькая гражданка и с горечью сообщает, что это масло предназначалось для манной каши.

– Прогнать? – спрашивает Валерий, но она укоризненно замечает ему, что пусть себе, бедный кот, вероятно, голоден.

– Каждому по потребностям.

– О, да, – каждому по потребностям! – одобряет Валерий, и они добродушно наблюдают за обжорой в дымно-серой шубке.

– Придется есть кашу без масла.

– Дорогая! Вторую неделю манная каша… Это скверно.

– Очень скверно! – хохочет Маруся. – Как маленькие дети… Их тоже ею откармливают…

– Надо что-нибудь придумать.

– За переписку еще не скоро, – грустно вздыхает маленькая гражданка. – Нет сахару…

– И табаку.

– И булок…

– Безобразие!

– Да.

– Надо что-нибудь придумать.

– Надо, родной, обязательно надо.

Маруся с озабоченным видом перегибается через Валерия, берет со стула его брюки и смотрит на свет.

– Знаешь, совсем протерлись…

– Это худо! – со стоическим спокойствием отвечает Валерий, и они задумываются.

Кажется, попали в тупик: есть руки, – работы нет. Месяца три тому назад Валерия прогнали с места, – он был конторщиком.

Приходится круто.

Вдруг, – богатая мысль.

Валерий вскакивает с кровати и подходит к столу. Прожорливый кот подозрительно взглядывает на него и думает: – не убежать ли? – но, в конце концов, решает, что не стоит, и хладнокровно продолжает вылизывать масло. Эге! Вероятно, этот кот – коммунист, не только по натуре, но и по убеждениям.