Перед половодьем

Мать беспокоится, гася ночник:

– Бред продолжается…

Но внутри ее кричат голоса:

– Здоров! Здоров он, сыночек мой!..

И она уже не падает на колени перед иконою Богоматери.

7

Выздоровление идет быстрыми шагами.

Лежать надоедает, от нечего делать запеваются нестройные песни:

– Поет петух! Поет петух! Поет петух! Красный петух-тух-тух-тух!

– Идет мама в длинном платье, идет мама в длинном платье-атье-атье-атье!

И смеется, и заливается звонким хохотом – ах! как ужасно весело!

В передней дребезжит звонок, кто-то раздевается и покашливает.

Отец! – один он умеет шагать так твердо, так по хозяйственному.

– Здравствуй, клоп!

Сердце бьет тревогу, не опять ли длинные розги?..

– Здравствуй, миленький папочка!

В руке отца сверток. Маленький человек усиленно втягивает в себя струи морозного воздуха, надеясь нюхом определить содержимое таинственного пакета.

Бумага – на пол:

«Водяные краски! Целый ящичек; две белые тарелочки для обмывки миленьких кистей.

Оловянные солдатики, – трубачи, конница и лихие пехотинцы с грозно поднятыми штыками…

И что-то круглое, нежное, серенькое…

Ага! Синяя Борода хочет быть добреньким».

– Что это?

– Мяч.

Волосатая рука с размаха бросает игрушку на пол.

– Злюка!.. у-у! Какая Холерища! – негодует маленький человек, кулачки работают, утирая горькие слезы.

– Да ведь он же не разбивается! – утешает отец, но всхлипывания не прекращаются.

Пусть серый мячик и не разбился, однако, ему больно, очень больно ударяться о грубый и холодный пол.

– Нянечка! – обращается мальчик к вошедшей с половою щеткой в руках Василиде, – сшей постельку для мячика, тепленькую, из ваты, ему холодно.

Красная Нянечка сияет:

– Миленький мой, экой выдумщик!

И берет с изразцовой лежанки черные чулки:

– Дай-ка-сь ноженьки, небось, соскучились, не ходя.

Вот отлично! – значит, прощай, опостылевшая постелька… Хорошо кататься на салазках, хорошо похлопывать руками в теплых варежках, еще лучше смотреть из окна, как вздымаются в метелицу лохматые снега.

Ноги – в чулки с заштопанными пятками, к пуговкам лифчика – славненькие синие штанишки, а на плечи – серую курточку с премиленьким кармашком на груди.

В путь! В далекие странствования! – к блестящему зеркалу, висящему в промежутке окон гостиной, к старичку-роялю и к стенным сварливым часам.

Маленький человек уже готов пробежать мимо отца, как вдруг слышит его сердитый голос:

– Виктор!.. А за подарками что следует?

Виктор останавливается, тревожно осматривая мяч, ящик с красками и коробку с оловянными солдатиками, – сокровища, бережно несомые к коврам гостиной, на которых так удобно играть.

– А за подарками следует благодарность… Н-да. Не будь уличным мальчиком.

В маленьком сердце зерно досады.

Зерно всходит и дает росток – возмущение: игрушки, за исключением мяча, летят на пол.

Отец круто повертывается на каблуках и уходит из детской, раздраженно захлопывая за собою белую дверь.

– И почто только, батюшка, хозяина прогневил? – беспокоится Василидушка, но по насмешливому оттенку ее слов маленький человек заключает, что обида его понятна. Экая славная нянечка!

Мальчик подскакивает к ней и пылко обнимает, заливаясь звонким хохотом, от которого голубые стены становятся еще радостнее.

– Ха! ха! ха!

Василидушка тоже хохочет:

– Ха! ха! ха!

Уж и весело же им – того гляди, слезы из глаз брызнут и заструятся по щекам светлыми струйками.

– Милушка мой! Мальчонок хорошенький! Да и люб же ты, соколик мой беленький! То-то поревела я, как в лихоманке увалялся!