Владимир Мономах

– Подумай об этом, князь Мономах.

– Прими мою благодарность, князь Судислав. Очень ты мне помог.

На том они и расстались.

2

Владимир легко уговорил отца поменять Ростов Великий на Смоленск, не вдаваясь ни в какие подробности.

– Смоленск так Смоленск. Три дня на сборы. Ступай, занят я.

– Благодарю, батюшка.

Мономаху собраться было, что нищему подпоясаться. А потому он тут же вспомнил о сестрах и их веселых подружках. И сразу же прошел на женскую половину великокняжеского дворца.

Постучал в заветную дверь.

– Дозволишь, матушка моя?

– Входи, сын.

Вошел, преклонил колено, почтительно поцеловал материнскую руку.

– С чем пожаловал?

– Отец повелел в Смоленске княжить. Пора, говорит, тебе управлять учиться.

– Знаю. Говорил он мне об этом.

– А как учиться управлять, матушка?

– Как? – Великая княгиня усмехнулась. – А так, что коль в посконном платье не узнают в тебе князя, то какой же ты князь?

– Понял, матушка моя светлая! – радостно крикнул и засиял облегченно. Будто гора с плеч скатилась.

Византийская принцесса засмеялась, притянула его голову к себе и поцеловала в лоб.

– Правь, князь Смоленский!

Владимир вышел от нее сияющим. Даже постоял немного за дверью, чтобы в себя прийти.

А потом заглянул к сестренкам и их подружкам.

– Сестренки, поехали кататься. Я вам цветущую долину покажу.

Завизжали девчонки, запрыгали, засмеялись, в ладошки захлопали…

А сестренки Владимира мало интересовали. Его интересовали подружки сестренок. Особенно подружка младшей сестры. Ольга.

Выехали с заднего двора в коляске. Тайком. Добрынька правил лошадью, Мономах ехал на своем любимом жеребце впереди, а Ратибор гулко топал сзади с дубиной на плече. Добрынька весело болтал, девочки смеялись, но негромко и как-то скованно, настороженно поглядывая на Ратибора.

Спустились в низину, поднялись на вершину холма и остановились. Перед ними лежала цветущая долина, и девочки от восторга замерли. И долго молчали, не решаясь нарушить тишину.

Владимир поглядел на них, усмехнулся и начал неторопливо рассказывать о том, на что восхищенно смотрели сейчас широко распахнутые девичьи глаза. От шуйцы к деснице. Как учил его великий князь Всеволод.

– Это – полынь. Трава с сединой и горечью. Трава старости. А рядом с горечью – сладость для скотины. Копытник. Он не боится морозов и зимует под снегом. И лани, олени, косули, – Владимир почему-то вздохнул, – лошади дикие, которые торпанами называются, и другие травоядные копытами разгребают снег – копытят его – и переживают зимы. А если левее взять, то увидите множество степенных птиц, которых у нас называют дрофами…

Пока он рассказывал, Добрынька, ловко цепляясь за скалы, спустился вниз, нарвал добрый букет цветов и, поднявшись наверх, преподнес его сестре Мономаха княжне Елене.

– Это тебе, княжна…

Через три дня новый Смоленский князь отправился в Смоленск с княжеской стражей и личными телохранителями – спины и левой руки. Плыли неспешно на распашном княжеском струге под княжеским стягом: черный барс на алом полотнище. Добрынька вместе с гребцами безмятежно распевал песни, которые Ратибор изредка приправлял густым басистым рыком:

– Весело на нашей Руси живется! Ай, весело и звонко!..

Добрались, наконец, до древнего города, столицы кривичей. Он стоял на крутом берегу Днепра, был невелик, но от врагов обнесен земляным валом, укрепленным стоймя, с наклоном врытыми в землю дубовыми бревнами.

3

То были голодные, мутные, тяжкие, сиротливые и вязкие от крови времена. Бог был забыт, а с ним отринуты и забыты и все Божьи заповеди. Вместо них на бедных, обделенных спасительными благами землях сами собой возникали заповеди иные: грабеж соседей, убийства, разбой и бессмысленная жестокая беспощадность. Мужчин и старух, и всех беспомощных вырезали поголовно, женщин и детей продавали в рабство, города сжигали дотла. В европейских странах особенно свирепствовали норманны и даны, которых там называли викингами.

Когда-то и на Великую Киевскую Русь вторглись шведские варяги, но конунг русов Олег Вещий перехватил их воинственные ватаги. Разгромил в решающей битве возле Ильмень-озера, изгнал из Киева и рассеял в византийских землях. И Киев стал Матерью городов Русских.

Об этом рассказали Владимиру Мономаху люди именитые, которых он собрал сразу же по приезде в древний Смоленск, живописно раскинувшийся на крутых холмах правого берега Днепра.

– У Олега Вещего конница была!

– Из кочевых племен. Торков, берендеев…

– Так, может, и нам пора конницу возродить? – спросил Смоленский князь.

Чуть ли не хором закричали в ответ:

– Нет!

– Нет!..

– И не думай!..

– Ни одного коня!

Орали громко и яростно, не слыша и перебивая друг друга:

– Ишь чего захотел!

– Коня выходить надо!

– Да выкормить!