Хромоногая правда. Страшная история для взрослых детей

На миг застыла перед глазами тёмнозелёноволнистая плёнка с размытым отражением падающего свободно на фоне перистых облаков человечьего тельца.

В воду!

Плёнка лопнула, шарахнув по лицу, вскипел пузырьками холодный и тесный мрак, принял разогретого солнцем мальчишку, как принимал несчётные тысячи до него и после него примет, обнимет, не разбирая родства, сколько надо столько и возьмёт, хоть с разбегу, хоть без; сглотнёт и охладит, если сможет.

Выгребая из сумрака к солнцу, он думал: ил, донная муть, не то что на море. Там каждый камушек на дне видно, а здесь открывай или не открывай глаза – ничего интересного и звуки не те, никакого тебе прибоя и шороха гальки, как будто вата в ушах, и вода не такая, потому что прес… Фрс-с! Кха! Ха! Пресная.

Вынырнул, отплевался. Далеко ли? Чепуха. Берег, мостки с девчонками, ива – всё струится, глаза мокрые.

Он лёг на спину.

Так себе вода держит. Это тебе не море. Зато на море не увидишь того берега с тростниками и кувшинками, и стрекоз над водой не увидишь, и что-то я не помню, чтоб там мне было так свободно, как здесь и сейчас, но это не свобода, только кажется. Есть ведь течение. Несёт, рано или поздно вынесет в море. Если очень долго лежать. Но зачем долго, никто не заставляет. И на берег никто не зовёт. Что хочу, то и делаю. Так и становятся взрослыми? Выходит, одиночество не такая и плохая штука. Музон кто-то врубил. Клёво. Спасатель лодку отвязывает для парочки. Сплавать на другой берег? Лень. Вылезу, обсохну. А музон у него что надо, это тебе не «мы на лодочке катались».

«By the rivers of Babylon. There we sat down», – лениво бренчал магнитофон в каморке спасателя. Мальчишка, не понимая слов, мычал под дискотечный хит. Плыть под такое – одно удовольствие. Обратно к мосткам.

Девчонки-то, что на мостках, оказались совсем взрослые. Одна по крайней мере, та, что смотрит сверху вниз. Пока искал, где лучше ухватиться, чтоб одним махом из воды вылезти, она стащила через голову платье, осталась в купальнике. Казалась высокою, волосы чёрные до плеч, а купальник у неё – это да. Было на что посмотреть. И она, поправляя волосы, прекрасно знала, что на неё смотрят. Всё вокруг замерло, пока она окручивала волосы, однако глазеть с открытым ртом тоже не дело, надо из воды выбраться. Махом выскочить он не смог, всё-таки прилёг на живот, а когда отдувшись встал на одно колено, увидел перед собой пару загорелых девчачьих ног. Босиком она. Не та, другая. Эту и теперь принял бы за девчонку, должно быть потому, что раздеться до купальника не успела, да и не собиралась, похоже, а просто так стояла, опершись на поручень, разглядывала с усмешечкой. Та, первая, сказала:

– А ты ничего… ныряешь, я уже думала, не утоп ли.

«Это мне? Смеётся. Ну и пусть. Красотка».

Ответа не нашёл, смолчал. Мальчишка. Текло с него на доски мостков, как с мокрой собаки, и это не имело значения. Пусть. Ты ничего – это она мне. А сама не то что ничего, полный отпад. В кино только и бывают такие. Вторая обыкновенная, но и ей было смешно, когда из воды лез. «Не раздеваешься, потому что показать нечего?» – мстительно подумал мальчишка. Красотка тем временем потеряла к нему интерес, что-то высматривала на другом берегу. «С воды выглядела высокой. На полголовы ниже. Если стать с нею рядом…» Не решился. С её подружкой рядом – это сколько угодно. Потому что обыкновенная и ростом по плечо.

– Просто так нырял или искал что-то? – спросила красоткина подружка.

– Что тут искать, ничего не видно, ил.

– Здесь искать нечего, вот выше по течению, за мостом – там интересно.

– Лилька, про что ты? – надменно перебила Красотка, смотря вдаль. – Не слушай её, не знает чего говорит. Плавать вообще не умеет, а туда же: «выше по течению, за мостом». Там и кто умеет – нырнёт и обратно не вынырнет: коряги, омуты.

– Я знаю что говорю, – упрямо возразила Лилька. – На пляже ничего интересного, а выше по течению и на озёрах…

– Эй, Вовчик-братик! – окликнули с отчалившей лодки.

Удивительно. Оказывается из той парочки девушка вовсе никакая не доярочка, а Юлька. Как меняют человека широкополая шляпа и огромные стрекозиные очки! Ничего себе у сестрички видик, когда в купальнике, а казалась тощей. Понятно, что у неё за дела. Экий кабан на вёслах.

– Вовчик-братик, если спросят, ты меня не видел! – крикнула Юлька.

– Хорошо, – буркнул мальчишка, думая: «Вот дура. Орёт на весь пляж. Очень надо мне её видеть».

– Слышал? – едва ли не с угрозой осведомился юлькин гребец.

– Тебя Володей зовут? – спросила, глядя на мальчишку искоса, Лилька.

Он скривился, имя своё не любил. Ответил:

– Зовут, как видишь.

– Не очень-то тебе это имя подходит. А Вовчик – да. Вполне.

– Можешь звать Вовчиком.

– Она тебе сестра? Кричала «Вовчик-братик».

– Нет, – сказал названный Вовчик, удивляясь, почему так легко получается общаться с Лилькой. – Это она просто так. Но может пролезть в сёстры.

– Как так? – спросивши, Лилька ответа не дождалась, тут же обратилась к подруге – Оль, ты Игоря высматирваешь? Вон он плывёт с того берега.

– Где?

– Да вон же, за лодкой. Тебе оттуда не видно.

– Мне и отсюда не видно, – подойдя ближе, возразила Ольга.

Дыхание перехватило у Вовчика, когда, очутившись рядом, она коснулась бедром. Он посторонился, уступил место.

– Не видно, потому что нырнул.

– Эй! Эй! – заорал вдруг юлькин гребец. – Сдурел?!

Лодку раскачивало, Юлия вела себя как полагается, визжала.

– А, это ты, – сказал гребец тоном ниже высунувшейся из-за кормы голове. – Доиграешься. Слышь, Корж? Веслом бы перецепить тя по башке за фулюганство.

– Сидор, где такую очкастенькую подцепил? – осведомилась голова. – На острова везёшь? Я с вами. Бери на буксир.

– Это Игорь. Шутит он так, – нервно пояснила Ольга.

– Я тя щас возьму. Корж ты моржовый. За чо достану, – пообещал Юлькин гребец.

– Ладно, греби давай! – крикнул Игорь. – Угрёбуй отседова!

Лодка получила толчок, Юлькин ухажёр расхохотался, стал грести.

– Вёсла не зануривай, деревня! – крикнул вслед Игорь. Он повернул к берегу, плыл ровным кролем, завидно было смотреть, как плыл.

– Не понимаю таких шуток, – сказала вдруг Лилька.

– Тебе и не надо, не для тебя старается.

Для кого старался Игорь, стало видно, только лишь выбрался на мостки. Как дрессированный тюлень выскочил. Дрессировщица – Ольга. Вместо рыбки тоже она. «Ростом он ниже её, и ничего, пофиг, – думал Вовчик. – Зато руки как у обезьяны. И вообще на Челентано похож». Смутить похожего на Челентано Игоря, судя по выходкам, было сложно; со всеми, в том числе и с Вовчиком, которого видел впервые в жизни, он был запанибрата. Узнавши имя, тут же окрестил Вовкой-морковкой, вывалил пару затёртых анекдотов про Вовочку – бесцеремонно, однако почему-то необидно. Лилька, кажется, тоже не обижалась за то, что постоянно обзывал хромоножкой. «Почему? Вдруг она действительно… Может, поэтому и не умеет плавать? На перила всё время опирается».

Игорь запросто болтал со всеми сразу, Ольгу тискал, и ей это вроде нравилось. А он – как так и надо. Вовчику смотреть на всё это было тяжко. Дурацкое положение, давно сбежал бы, если б Ольга изредка не поглядывала из-под ресниц и:

– Вовчик, а ты санаторский, да?

Спрашивая, к локтю притрагивалась. От прикосновений сердце пропускало удар, зато после колотилось как ненормальное.