Лавровый венок для смертника

На минутку Эвард все же остановился у небольшого двухэтажного отеля «Норд-вест» и даже заглянул в полумрачный, пахнущий провинциальной несвежестью вестибюль, однако решил, что с поселением успеется. Не так уж много здесь должно быть приезжих, чтобы опасаться, что останешься на улице. Прежде всего, он намеревался нанести визит начальнику тюрьмы. Причем сделать это в его офисе, дабы не напрашиваться в гости. От капитана «Странника морей» Грюн уже знал, что следующий заход суденышка в гавань Рейдера планируется через неделю, и он не мог вернуться на его борт, а значит, оставить сей «потусторонний островной мир», не добившись цели.

Дежурный охранник, томно зевавший за пуленепробиваемой стеклянной перегородкой в приемной канцелярии тюрьмы, воспринял появление визитера без особого любопытства.

– Может, вы все же обратите на меня внимание, сержант? – вызывающе повысил голос Эвард.

– По вопросам свиданий с заключенными, а также условий их содержания принимает заместитель начальника тюрьмы мистер Коллин, – безинтонационным, механическим голосом просветил его охранник. Эту фразу он повторял уже тысячу раз, и она потеряла для него всякий смысл.

– Какая словесная расточительность!

– Если только он вообще принимает кого-либо, – добил сержант визитера все тем же ленивым равнодушием, не позволив ему и рта раскрыть. – Причем поторопитесь пользоваться его добротой, ибо в пятницу мистер Коллин уходит в отставку.

– Я не по вопросу о свиданиях, – сухо осадил его приезжий. – Доложите начальнику тюрьмы, господину Согреду, что его желает видеть писатель Грюн Эвард.

– Случается и такое, – едва заметно склонил голову охранник. – Кто только ни попадал сюда – и писатели, и артисты-комики да художники-гомики…

– Грюн Эвард, – жестко повторил пришелец. – Не забудьте назвать именно это имя.

– Мистер Эвард писатель?.. – уточнил сержант, и вдруг поморщился так, что даже огромная, отливающая желтизной лысина его зашлась рябью морщин и стала похожей на неожиданно оголившееся полушарие мозга.

– Мистера Согреда моя профессия удивит намного меньше, нежели вас, – сдержанно втемяшивал в это «полушарие» Эвард, намекая, что давно знаком с его шефом.

– Это я к тому, что один писатель у нас уже есть. Не тюрьма, а камерный пен-клуб!

– Так вы доложите или нет?! – не стал вникать в смысл его слов Эвард. Однако отметил про себя: «Этот, по крайней мере, догадывается о существовании пен-клуба. Неслыханная в полицейских кругах начитанность».

– Само собой, сэр, – вновь с демонстративной вежливостью склонил голову дежурный, берясь за телефонную трубку. – Сюда, в общем-то, и журналисты уже давно не суются, поскольку мистер Согред отвадил их.

Доложив начальнику о пилигриме, он с минуту сидел, прижав трубку к уху, и озадачено глядел на Эварда.

«Неужели Согред постарается „не вспомнить“? – занервничал тот. Собственно, ему безразлично, до какой степени начальственных амбиций созреет сам начальник тюрьмы, лишь бы помог осуществить задуманное. – Вдруг сработает профессиональная зависть, это проклятие всего творческого люда? Но у Согреда нет причин… Впрочем, причины всегда отыщутся».

* * *

Невнятные размышления Грюна были прерваны появлением самого Роя Согреда. На лестнице, ведущей со второго этажа, возник приземистый, непомерно широкоплечий господин лет сорока пяти, в довольно заношенном сером костюме, и с безбожно растрепанной копной рыжевато-седых волос, часть из которых закрывала его на удивление узкий лоб и спадала на глаза.

«Похож на давно нестриженого фюрера, перенесшего истерический шок после Сталинградской битвы», – ударился в спасительную образность Эвард, чтобы как-то излить неожиданно нахлынувшую на него неприязнь к Согреду. Хотя… почему неожиданно? Эту желчную неприязнь он ощущал постоянно, еще со студенческих лет. Она стала частью его памяти, его существования в литературном мире.

– Неужели это ты, Грюн?! – ошарашено признал в нем друга юности начальник «Рейдер-Форта». Причем умудрился сделать это еще со средины пролета. – Черт бы тебя побрал! Ты в качестве кого сюда: инспектора, журналиста, нет, узника? Обычно моих старых знакомых доставляют сюда в наручниках.

– В чем проблема? Прикажи своему сержанту. Стоит ли нарушать традицию?

– Писатель Грюн Эвард! – не слушая его, предавался изумлению Согред. И в былые годы их знакомства никаких диалогов Рой не признавал. Мирился только с одной формой общения – монологом, демонстрируя полное безразличие к тому, что пытается поведать ему собеседник. – Сколько раз еще там, в литературном «Клубе бессмертных», мы мечтали о дне, когда нас станут представлять столь скромно и лаконично: «Известный писатель, лауреат Нобелевской премии…» – проговорил начальник тюрьмы, жестом приглашая посетителя подняться вместе с ним наверх.

– С определением «известный» я бы и сейчас не торопился.

– Молчи и внемли. Из всех двадцати двух литературных «выкормышей» старого маньяка, профессора Краузе, призрачные рубежи этого признания преодолел только ты.

– Однако до Нобелевской дело пока не дошло, – вяло огрызнулся Эвард, шествуя впереди Согреда. – Но рад, что ты заговорил о клубе, Краузе и всяком прочем былом. Только что в стране объявлен конкурс на лучший детективный рассказ. Слыхал об этом?

– Пока что подобной информацией не обладаю.

– Странно. О конкурсе сообщали чуть ли не все газеты нашего благословенного государства Фриленда.

– Стало быть, читаю только те, где о подобных «утешительных заездах» не сообщается. Тем не менее я принял к сведению: объявлен конкурс… Но как он связан с твоим визитом на остров, да к тому же – в тюрьму? Если станешь утверждать, что прибыл, чтобы взять меня в соавторы, – не поверю.

– Тебя? Нет. Мы оба слишком самолюбивы, чтобы делить с кем бы то ни было лавры победителя. Даже если делить приходится между собой. Тем более что награда предельно заманчива и неожиданна.

– Какая же? – спросил Согред, открывая дверь своего кабинета, и Грюн ощутил, что его сообщение уже по-настоящему заинтриговало бывшего одноклубника.

– Полтора миллиона долларов.

Согред удивленно взглянул на пришельца, как бы выверяя его слова на правдивость, затем слегка поморщился и задумчиво покачал головой.

– На первый случай неплохо.

– Но это еще не все. Существует приз федерации творческих союзов Фриленда. И приз этот – вилла в городке Голд Парнас, на берегу океана, где обычно селится столичная творческая элита. Шикарная вилла в виде творческой мастерской. Плюс издание сборника детективов лауреата за рубежом. Как минимум в трех странах.

Пораженный услышанным, Согред поневоле вздрогнул, встревожено как-то взглянул на Эварда, но… загадочно промолчал. Они так и стояли у двери, словно опасались, что, войдя в кабинет, развеют магию творческого состязания.

– Считаешь, что это реально? – наконец-то обрел дар речи начальник тюрьмы, нервно потирая вспотевшими ладонями накладные карманы пиджака.

– Что у тебя вызывает сомнения?

– Слишком уж щедро. Особенно это касается виллы.

– Мне тоже так показалось, но таковы условия.

Согред пропустил собрата по бессмертию впереди себя в столь же большой, сколь и безвкусно обставленный кабинет, одно зарешеченное окно которого выходило на тюремный двор, другое – на кладбище.

– Но в принципе, в принципе, это… реально?

– О сумме и вилле в качестве приза, как ты понимаешь, забочусь не я. Это проблемы учредителей.

– Я не о призах, – поморщился Согред. – Существует ли возможность пробиться к ним? Слишком уж плотной стеной восстает перед всяким жюри старая литературная гвардия.

– Спроси о реальности чего-то более близкого нам, например, удастся ли создать нечто достойное внимания столь достойного жюри?

– Но условия предусматривают вторую и третью премии? Какие-то утешительные призы?

– Десять лучших рассказов составят своеобразную антологию фрилендского детектива.

– То есть победитель получает все, остальные же конкурсанты оспаривают места в табели о рангах и бокал вина – из рук вновь коронованного, – мрачно согласился с таким подходом Согред. – Справедливость профессионалов. Если только в искусстве правомочно такое понятие, как «справедливость».

– Разве нет?

– Лично я разуверился в этом.

– Прости, Рой, но профессионал – истинный профессионал – не должен разуверяться. Иначе, какой же он, к дьяволу, профессионал?