Иезекииль

И даже когда Иезекииль наконец-то ступил в длинный, залитый зеленоватым свечением коридор, который вскоре приведёт его прямо к последнему обитателю Безымянного города, страх в его сознании не растворился до конца, а только усилился, что ещё не раз поможет демону в его начатом пути.

***

Медленно идя по длинному, абсолютно пустому коридору, что одиноко протянулся внутри безжизненной Чёрной пирамиды, Иезекииль неспешно собирался со своими мыслями и пытался привести себя в норму.

Однако сейчас лишь эхо его собственных шагов да усиливающийся с каждой минутой страх могли ужиться в его сознании, из-за чего Иезекииль вскоре бросил все эти попытки успокоиться и вместо этого начал думать лишь о своём пути сквозь коридор, который, по ощущениям демона, должен был вскоре закончиться.

Но в итоге увлечённый нахлынувшими на него мыслями Иезекииль даже не сразу заметил произошедшие вокруг него изменения, и лишь усилившееся в несколько раз эхо его собственных шагов помогло

Иезекиилю снова восстановить связь с реальностью, которая вдруг развернулась перед ним в виде огромного, восьмиугольного зала, стены, пол и потолок которого были полностью покрыты сияющими рунами, вырезанными из огромных кусков малахита.

Впрочем, несмотря на всю представшую перед демоном красоту, нечто неправильное и в то же время очень знакомое было в ней. Нечто, что взывало к Иезекиилю с такой силой, что смогло в итоге побороть даже укоренившийся в его сознании страх.

– А ведь я помню это место, – спустя несколько минут раздумий, впервые за весь свою путь произнёс он, а затем быстро направился к одной из восьми стен. – И понимаю суть его работы… ровно как и его истинное предназначение.

И одновременно с произнесением этих слов Иезекииль вдруг вырвал одну из зелёных рун, а затем с силой разбил её об пол, восстановив тем самым хрупчайший световой баланс, после чего, во вновь наступившей тишине, он отчётливо услышал, как позади него возник слабый шелестящий звук, который Иезекииль слышал не раз и который всегда появлялся, лишь при открытии очередных врат…

***

Иезекииль молча стоял и смотрел, как одна из восьми покрытых рунами стен медленно втягивается в пол, попутно открывая его взору огромный, залитый ослепительным белым светом зал, посреди которого, в окружении нескольких десятков вытянутых серых кувшинов, покоился обсидиановый саркофаг.

– Ну что ж, вот я и добрался сюда, брат мой, – еле слышно произнёс Иезекииль, когда последние врата окончательно исчезли из виду. – Я знаю, ты ждал слишком долго, но поверь, мне тоже пришлось нелегко.

И, сказав это, Иезекииль тут же сорвался с места и быстрым шагом направился прямиком к одинокому саркофагу, однако добраться до него оказалось неожиданно трудной задачей, ибо зал, в котором он стоял, оказался не просто огромным, а почти бесконечным.

Впрочем, несмотря на всё это, Иезекииль отчётливо помнил, что подобная бесконечность была лишь иллюзией, достигнутой в ходе магического ритуала. Но на осознание и принятие этого факта у него всё равно ушло слишком много времени.

– Должен признать, защитился ты отлично, – тяжело дыша, сказал Иезекииль, преодолев наконец иллюзию зала. – Хотя в самом конце фантазия твоя немного иссякла.

И, словно в ответ на эти язвительные слова демона, белый свет, до этого мирно освещавший зал, вдруг на считанное мгновение исказился, став ярко-алым, а Иезекииль, заметив это изменение, слегка улыбнулся, а затем, вплотную приблизившись к чёрному и идеально гладкому саркофагу, произнёс:

– А ты нетерпелив, – одновременно со своей речью, Иезекииль начал медленно и очень осторожно приподнимать огромную, ничем не украшенную крышку саркофага. – Впрочем… такое качество, как терпеливость никогда не было у тебя в почёте. Верно, брат мой?

Белый свет вновь изменился, однако теперь, вместо ярко-алого он вдруг стал бледно-голубым.

И, одновременно с этим изменением, крышка чёрного саркофага вдруг выскользнула из рук Иезекииля, а затем с ужасающим грохотом разбилась об пол, одновременно с этим явив миру худое, облачённое в истлевшие одежды тело некогда невероятно красивого существа, увидев которое, Иезекииль почему-то тут же вспомнил о тех странных видениях прошлого, что попытались остановить его ещё во тьме первого тоннеля. И если прежде демон считал их всего лишь иллюзорной ловушкой, то сейчас он был готов слепо в них поверить.

Но, несмотря на все эти странные предчувствия, что активно пробуждались в Иезекииле, он всё же решил во что бы то ни стало закончить начатое и наконец-то провести давно обдуманный ритуал.

И вот, окончательно собравшись с мыслями и развеяв все ненужные эмоции, Иезекииль взял в руки один из многих серых кувшинов, что в обилие стояли вокруг саркофага, а затем одним быстрым движением сорвал с него восковую пробку.

– Возможно, в какой-то момент я пожалею о том, что сделаю сегодня… – прошептал вдруг

Иезекииль, чья рука с кувшином уже медленно вытянулась и зависла прямо над раскрытым в немом крике ртом лежащего в саркофаге демона, – но сейчас в моём сознании лишь пустота, которую можешь заполнить только ты.

И как только эхо последних слов перестало гулять по залу, Иезекииль наконец-то перевернул руку с кувшином и позволил алой жидкости, что всё это время покоилась в нём, упасть вниз, одновременно с этим принеся новую жизнь тому, кто должен был умереть ещё давным-давно.

***

Ужасающий и всепроникающий крик, исторгнутый лежащим в саркофаге демоном сразу после того, как алая жидкость коснулась его плоти, с немыслимой силой обрушился на Иезекииля и без труда отбросил его на несколько метров в сторону.

Вскоре этот крик повторился снова, однако теперь он стал настолько мощным, что на этот раз сознание демона уже не смогло его выдержать и мгновенно отключилось, погрузив Иезекииля в такую привычную для него тьму, в которой тем не менее, подобно молнии, возник вдруг слабый и пока с трудом воспроизводящий некоторые звуки голос.

– Тридцать лет сна… Тридцать лет, полные размеренного, наполненного яркими образами отдыха… Так, по-моему, ты представлял себе моё пребывание в этом месте, а, Иезекииль? – с каждым новым словом странный голос начинал звучать всё громче и чётче, тем самым медленно заполняя всё сознание демона.

– Извини, но я не мог прийти раньше, ибо… – всё ещё находясь в лёгком оцепенении от резкой смены способа общения, с трудом начал Иезекииль.

– Ибо тебе так же пришлось нелегко. Знаю, знаю, – мгновенно перебил его голос, который уже полностью восстановился и принял то неповторимое звучание, которое ещё было живо в памяти Иезекииля. —Только пойми, что от осознания этого мне не становится легче.

– Я понимаю, – спустя пару мгновений тишины, согласился Иезекииль, всё ещё с трудом овладевая навыками давно позабытого им способа общения, —но всё же…

– Подожди немного, – снова прервал Иезекииля голос, а затем вдруг замолчал, оставив своего собеседника наедине с собственным сознанием.

Однако единение это вышло недолгим, ибо вскоре тьма, что застилала глаза Иезекииля, ни с того ни с сего развеялась, вновь уступив место яркому белому свету, что заливал огромный каменный зал.

– Так-то лучше, – прозвучал вдруг откуда-то справа от всё ещё лежащего на каменном полу демона такой знакомый и привычный его слуху голос. – Ну а теперь, может, ты всё-таки расскажешь мне, отчего твои навыки ментальной речи стали такими убогими? Или почему на месте твоих рогов теперь ютятся лишь два убогих обломка? Ах да, не забудь ещё упомянуть о том, почему из тебя так стремительно уходит жизнь, вкупе с твоей силой.

Выслушав речь всё ещё сокрытого от его глаз демона, Иезекииль медленно, намеренно растягивая время, поднялся на ноги и впервые за долгое время не нашёл, что ответить на такие простые для него вопросы.

– Я не могу, – спустя долгие минуты тишины, прошептал наконец Иезекииль. – Я просто не знаю, как ответить на эти вопросы. Извини меня, Мортем.

– Мортем… – растягивая каждый слог ранее произнесённого слова, повторил голос, а затем, во вновь наступившей тишине зала, послышались первые, неуверенные шаги. – Я так давно не слышал своего имени… Так давно его не произносил…