Юртаджи располагались на невысоком холме неподалёку от ставки Байдара. Отсюда открывался подробный вид зачинающейся битвы, когда противник железных доспехов слегка растерян. Но самое худшее впереди, оно надвигалось…
Всматриваются, наблюдают воины тысячи за началом расписанной битвы в Добром поле. Все воины тысячи следят в ожидании нетерпения, обузданного дисциплиной, за всей рассыпной игрой в силезской долине, что вознесёт смерть и смерть. И вот под напряжёнными взорами тысячи пар глаз поднимает правую руку Жаргалтэ, тогда как рядом изготовился воин с флажком для сигнала, тогда как тысяча в ожидании напряжённом, ибо взоры и прицелены на правую руку командира тысячи, когда в воздухе и застыла правая рука. Не долго ждать. И вот взмах, резкий взмах вниз правой руки Жаргалтэ, за которым следует внезапный гром ярости раздирающего клича «Урагшаа!!!»
То есть полёт неистовости в самом ярком выражении аллюра, когда тысяча подобно заострённому ножу, рассекающему масло, врезается в горячий воздух битвы сквозь синюю завесу дыма.
И выворачивается левый бок воина тысячи в боковой изготовке в унисон данной искромётности копыт вровень сочетания приземления и прыжка. Тетива натянута у челюсти в момент аллюра, в момент карьера, Затаённое дыхание. Поймана своя устойчивость, пойман свой миг. Воин – лук – монгольский конь – единая суть единого момента! Прицельный глаз и цель – одна суть. Взошедшее искусство, идущее от сердца, как иная музыка, когда сердце и разум, стрелок и выстрел как трепетная реальность согласованного единства. Потому вершина мастерства – воин мыслит и не мыслит. Он как падающий дождь, как ветер в степи, как тихое течение Селенги, Онона, Керулена. Движение пальца. И спуск тетивы. Пение стрелы, как шелестящий свист. Харбан на полном скаку! Вот она – кровь охотника и воина со времён, когда и был с тележную ось.
О, монгольский лук!
Стрела воина очерчивает линию, концом которой оказывается прорезь в шлеме, как и прорезь в наморднике коня, облачённого в доспехи. Цели справа, слева, в раз и со всеми. И началось…
В раз нарушен первый ряд единого ль строя гордых рыцарей, воинов чести, аристократов благородного духа. И если стерпит рыцарь доблести и отваги, то коню, бедному животному во всех войнах человеческих далеко не до кодекса рыцарской чести, потому как от боли и унестись прочь, скинув ли всадника, облачённого в доспехи из железных пластин. Потому и посеяна растерянность.
«Gotmituns! Бог с нами!» – фатально обречённо ли, крик ором отчаянной ли души вскинул вверх вперёд руку Конрад Бесстрашный, что венчал прямой меч, клинком отразив блики солнечных лучей.
Нет, не блики славы смогли взыграться в бесстрашной душе отважного рыцаря, какое там, другое, другое рвануло душу, выразив другую истину, в которой отразилось самое лучшее наряду с воспитанным благородством. Какое там, уж к чёрту надежды, притязательность и лучей славы, и триумфальное возвращение под аркой победы, подобно Юлию Цезарю из похода в Галлию, и этот титул Великого магистра могущественного ордена Тевтонского. Баварские леса, стремнины альпийских рек, поля луговые, поля пшеничные, пестрота цветов полевых, травы, травы германской земли. И матери взгляд, и отца, и потому с гимном во славу смерти за это, что и предстанетв миг последний ли, ибо видит всадника от воинства дьявола, что вскинул лук наизготовку, и ещё миг, и боль, резкая боль через одно незащищённое место, что есть глазница. И кровь по материи изнутри шлёма, и прижался к гриве коня, дабы пасть на весенние травы Вальштатта, Доброго поля, вознесённым в небеса.
Жаргалтэ скакал, молча, впереди тысячи, сзади неслось могучим ором громогласности «Урагшаа!!!», также, молча, Жаргалтэ вывернулся левым боком вперёд в боковой изготовке под скачи коня с натяжением монгольского лука, тетива под самой челюстью, чтобы поймать момент краткого полёта монгольского коня в момент галопа, в момент карьера. Впереди цель – рыцарь, что издаёт голосом громовым слова на языке, что он никогда не узнает, не поймёт, не услышит более, ибо будет дан другой приказ. Затаил дыхание, прицельным глазом, пальцами на тетиве и этой целью, что и есть этот рыцарь, слиться в одну единую суть отверженного времени. И спустил тетиву, и полёт стремительности стрелы до расщелины глазницы, что быстрым мигом позднее и пронзилось в незащищённое место в шлёме. А далее и коня на разворот, как учили такой маневренности там, у родных берегов Онона, Керулена, Селенги…
Тем временем тысяча монгольской конницы буйством играющих миражей, продолжает изгибы за изгибом от спланированной тактики поражать и поражать, усугубляя растерянность, потерянность. Тогда как помимо стрел дым стелется в глаза. И по завершении кровавой игры стремительно развернулась тысяча Жаргалтэ, дабы уступить другим тысячам авансцену смертоносного театра Вальштатской битвы при Лигнице.
Но подвинулись было вперёд рыцари, смяв кое-где строй лёгкой конницы противника, как внезапно ли атакует тяжёлая конница Байдара. В поредевших рядах рыцарей растерянность. Потому сворачивается поредевший строй гордых воинов доблести и чести, однако же, стараясь придать отступлению нисколько не характер панического бегства. Теснимые с определённых сторон и тяжёлой, и лёгкой конницей противника, воинов ли дьявола, встают на единственный путь к отступлению, по которой и следуют воины железных доспехов. Путь, заведомо ведущий к болоту, откуда вряд ли есть спасение. Последний путь.
Вставали в полукруг рыцари, тогда как кони увязали в болоте, некоторые рыцари и вовсе спешились, но сомкнув теснее ряды.
И вновь тысяча Жаргалтэ приступала к делу…
Ох, Жаргалтэ?! Ох, парень из унгират, которые ныне и есть одно из монгольских племён, родное племя Борте – первой жены Чингисхана, бабушки Байдара, бабушки Гуюка, бабушки Бато! В военной кампании против империи Поднебесной династии Цзинь у китайской Великой стены он стал сотником, этаким властителем на небольшом пространстве. Но до конца ли похоронил он в себе, столь несвойственные для той поры и для соплеменников ростки гуманности и миролюбивых начал, как когда-то его командир Джучи, старший сын Чингисхана, набрав опыта закалённого бойца по обеим сторонам Великой стены? Откуда ж знал он тогда, что этот опыт и проявился на всём скаку совсем в далёких краях другой империи, империи Хорезм. Но не знать ему, что за рядом изгибов будущего, укрытого за горизонтом непроницаемости, уже в довольно солидно возрасте он, уже командир тысячи, и остановит коня недалеко от города Вена, и повернёт обратно по случаю естественной кончины властителя огромной империи Угэдэй-хана, унаследовавшего трон отца, сотрясателя вселенной. И событие возымело значение, ибо эта случайность, или не случайность в беспристрастных жерновах времени, по свидетельству историков и самой логической сути от науки по истории, и явилась спасением для остальной Европы, а значит и для всего мира той эпохи мрачного Средневековья. Ох, Жаргалтэ!
И определена цель. Натянут с силой монгольский лук от тысячи. Посылы разумов преобразятся наконечником стрелы, что не задрожит, застынет в ореоле стен непроницаемости. Сосредоточенность взоров по линии стрел…
Стрелы поражали точно глазницы железных шлемов рыцарей Европы – аристократов благородного духа. До единого, до последнего. Редких числом не стали добивать в болоте, оставили в живых, дабы разнесли весть слухом…
Тевтонцы, тамплиеры, польские рыцари. Жить гордо, умереть достойно…
О, силезское небо!
О, рыцарство – сокровенный ветер от земли доброй многострадальной, земли Европы, Старого Света!
***
«Сы-и. Второе лето правления цзя-дин. Царства Гинь, правления Да-ань, первое лето. В шестой месяц монголы вступили в Лин-чжоу. Тангутский государь Ли-ань-цюань покорился», – Китайская всеобщая история – «Тхун-цзянь-ган-му». Составлен в XII веке под руководством Чжу Си (59 цзюаней – глав с хронологией с 403 года до нашей эры до 960 года нашей эры). Дополнен в 1476 году 27 цзюанями – главами.
«Чтобы оценить этого человека, мы должны подойти к нему в условиях обстановки его народа и современной ему эпохи, на семьсот лет предшествовавшей нашей. Мы не можем мерить его меркой нынешней цивилизации. Ни Темучин, ни преданные ему молодые храбрецы не были людьми мелкой души, в характере самого Темучина было глубоко заложено великодушие и чувство благодарности к тем, кто ему верно служил…
Он был приучен к тому, чтобы хитростью уравновешивать коварство своих врагов, но слово, данное им кому-нибудь из своих, никогда не нарушалось. «Несдержание своего слова со стороны правителя является гнусностью», – говаривал он в позднейшие годы», – американский сценарист, историк, романист, писатель Гарольд Лэмб. «Чингис-хан. Император всего человечества». Лондон. 1928 г.
«Когда я закончу большую работу, то я поделюсь с вами, люди, и сладким, и горьким, а если я нарушу слово, то позвольте мне стать, как эта вода», – слова Темучина, в будущем Чингисхана соратникам в дни после поражения в годы битв за объединение племён монгольской степи (собирание степи) на озере Балчжун. «Из китайских источников».
«Чингисхан был в хорошей компании. …
В своём анализе о том, что делает хорошие компании великими, Джим Коллинз делает следующий вывод: «когда наступает время жестокой правды, можно испытать чувство восторга при словах: мы никогда не откажемся. Мы никогда не сдадимся. Это может занять долгое время, но мы найдём способ победить».
Сам, находясь на грани выживания, Чингисхан смог поддержать моральный дух своих сподвижников, открыто посмотрев в глаза правды, но оставаясь приверженным делу, которое казалось справедливым и великим победам во имя Вечного Неба…
Он с юных лет мечтал о том, как он будет строить национальное единство», – британский историк Джон Мэн «Секреты лидерства Чингисхана».
«Монгол не должен иметь слугой или рабом монгола», – Яса (свод законов) Чингисхана.
***
Феномен Великой Греции – Эллады всегда, навсегда заставит вздыбиться дух и разум, феномен, перед которым каждый высоко образованный человек да благопристойно снимет головной убор в уважении трепетном, да склонит голову в знак почтения перед множеством гениев, собранных в одном народе одного исторического отрезка.
Сократ, Платон, Аристотель, Гомер, Софокл, Демокрит, Демосфен, Пифагор, Архимед…
Одно лишь перечисление захватывает дух, перечисление гениев той эпохи той земли, достойнейших имён античности, свершивших прыжок над велико вечной Рекой Времени, когда электрических освещений улиц ждать, да ждать более двух тысячелетий. Ну, а что же потомки гордых эллинов? Имеющие всегда под рукой телефон мобильной связи, айфоны разного рода и так далее, познавшие всего и всего из достижений техники, технологии новейшей эпохи, способны заявить о себе всему миру лишь коллективным выклянчиванием благ, громя и громя при этом всё и всё, что попадётся под руку на улицах под электрическим освещением. Какой уж там прыжок, какой полёт. Лишь вот так и засветятся они, потомки Аристотеля, Гомера, Пифагора и многих, многих великих гениев в мировых новостях глобальной цивилизации, начало которой когда-то и положил человек степей, не познавший грамоты чтения и письма.
Феномен эпохи Возрождения продолжает и продолжает удивлять, изумлять в восхищении взор того, кто знает и ценит суть творений человека, ибо он, человек, в отличие от других занят не только добыванием пищи насущной, ибо он, как венец, и есть творец собственной культуры. Потому он человек.
Леонардо да Винчи, Рафаэль, Микеланджело, Тициан, Донателло и иже с ними в Италии, Эль Греко в Испании, Альбрехт Дюрер в Германии, Ван Гог в Голландии и несть числа непревзойдённых из одной эпохи в истечении вечных вод фиксированной Истории. Но особенно в Италии…, хотя, в новейшей истории, несмотря на «итальянское экономическое чудо» во второй половине 20 века потомки гениев искусства не произвели прыжок над Рекой Времени.
Между двумя этими вершинами человеческой сущности происходило разное, но по большей части войны, как обычное проявление агрессивности натуры данного мира на данной планете от червяков до человека.
Разум проявил черту всепожирающей агрессивности по своему, предъявив такое отнюдь не творение, как замысел искусный, порой и как само искусство, в котором есть и свои мастера шедевров. Они-то и не замедлили предстать на авансцене текущих вод истории.
Ксеркс, Леонид, Александр Македонский, Ганнибал, Юлий Цезарь…
Конечно же, Чингисхан стоит в этом ряду, но историки из разных стран ставят его первым и выше, нарекая вечным победителем. Что ж, разные разумы в единой точке воззрения.
Множество дискуссий проведено и будут проводиться на тему о роли личности в истории. И это имеет место. Ибо вожак стаи волков и миллион лет назад, и в начале третьего тысячелетия, в эпоху динамичной ноосферы, выполняет одну и ту же роль координатора коллективной жизни и коллективной охоты. Так будет и через миллион лет, как и во всех других видовых скоплениях животного мира. Другое дело, когда имеем дело с носителем нус, носителем интеллекта, каковым и есть единственный вид, разделённый на расы, на множество народов и племён.
Ни Тогорил-хан, ни Таргутай-Кирилтух, ни Тохта-Беки, ни Кучулук, ни Джамуха, ни мудрец Елюй-Чуцай, ни философ учения дао Чан Чунь, никто из перечисленных, и не перечисленных не смог бы, не вышел бы на арену всемирной истории. И вошли они в разные энциклопедии, в исторические трактаты и литературу, фильмы документального и художественного содержания, благодаря одному человеку, врагами ли, друзьями ли которого и явились они, ибо они и оказались лишь персонажами вокруг него. Так и продолжались бы бесконечные бои местного значения на широких просторах степей Центральной Азии, ничем не возмущая остальной спокойный, беспокойный мир. И не случилась бы тогда реконкиста в совсем другой части громадно огромного материка Евразии, на её самой западной оконечности, которая обозначена Пиренейским полуостровом, обусловленная именно в виду явного ослабления внешних оккупационных сил от сотрясающего фактора копыт монгольских коней, от которых и содрогнулось мироздание на том бурливом отрезке истечения мировой истории. Ибо плод реконкисты – новоиспечённые империи Испания и Португалия, росчерком пера на бумаге разделяющие между собой открытые, не открытые моря и океаны в придачу к ним открытые, не открытые континенты и страны, совершили истинно прорыв Великих географических открытий, предъявив миру и южную оконечность Африки, и Новый Свет, и круглый шар.
Никто из перечисленных, и не перечисленных и мысли не допускал о революции, под которой, прежде всего, и подразумевается коренное изменение всего и вся. Но родился один в неприметном урочище Делюн-Болдок на берегу Онона…
Конечно же, не стоит проводить аналогию с Элладой, но выявилось тогда скопление талантливых полководцев в одной новой нации, созданной волей одного человека в одном отрезке времени. И не будь этого человека, то завоеватель Китая Мухали так и остался бы на всю жизнь батраком, домашним слугой. А Джиргоадай, этот азартно энергичный Джэбе «наконечник копья Чингисхана», побывавший с военным походом в Европе, так и оставался бы простолюдином, «утэгу-богол». А Субудай-багатур в пожилом возрасте, применив хитрую тактику, не форсировал бы Дунай по льду, оставшись на всю жизнь кузнецом по наследству. Боорчу, Джэлмэ, Чилаун, Наян, Шихи-Хутугу… простой люд, люди из народа, так и не вошли бы никогда ни в какие энциклопедии, исторические трактаты и литературу, фильмы документального и художественного содержания, в том числе во всемирно известные фильмы производства ВВС, если бы, не он. И это в тринадцатом веке…
Такое провидение истории? Как знать…
А на следующем курултае после того, где трагическим образом разрешилась участь шамана Кокчу, не отвлекаясь на какое-либо другое, и решились дела, что в последующем и сотрясут вселенную.
Его манила затаённая цель, которую взглядом охватил ещё тогда, когда был жив отец Есуге-багатур в тот самый день при свете предзакатного багрово красного, нависшего над горизонтом степей. То был взгляд на юго-восток, на империю, что раз в три года насылала в степи регулярные войска, дабы с целью санитарии уменьшать число людей племён степи, прореживать их, да брать в рабство детей и мальчиков, и девочек, вот такой утончённый геноцид.
Понимая, что первым делом ему нужно обезопасить своё молодое государство от какого-либо вероломства, удара в спину, Чингисхан предложил союз на равных Тангутскому государство Си-Ся, но получив дерзкий ответ от правителя оного государства, мол какие такие мелкие кочевники вознамерились заключать с ним союз, первый хан новой монгольской нации вынужден был направить свой первый удар на государство тангутов – народа тибетской группы, что никак не входило в пределы его цели. Эх, глупость, недальновидность правителей в те времена жестокой эпохи всегда оборачивалась бедой против подданных, да и самого государства в целом.
Монголы впервые оказались за пределами родной ойкумены, ареала обитания, кочевания от лесов Баргуджин-Тукум на севере до пустынь Гоби на юге, от Селенги на западе до Онона, Керулена на востоке. Для воинов-кочевников новой нации именно этой ойкумены и именно на данном истечении реки-времени, и именно на данном отрезке истории, пока совсем не замеченных, ничем не приметных в Мировой истории это время было ново, революционно. И конечно же всё это вызывало у новой нации огромный интерес, распирало такое любопытство громадного размера.
Чингисхан, волею обстоятельств жизни в детстве, в юности, волею судьбы хорошо усвоил одно очень важное качество – способность учиться, извлекать из всего уроки. Из этой победоносной кампании, когда легко была разгромлена армия тангутского государства Си-Ся, когда правитель в спешном порядке признал своё поражение, он усвоил, а затем и развил до высокой степени брать крепостные стены городов. Да, города он впервые увидел в своей жизни. Взяв много в багаж опыта он повернул своё победоносное войско назад в родные степи.