Словно смиряясь с условиями ультиматума, Омар Лалие на секунду закрыл глаза.
– Феризат, Феризат, успокойся. Ты не должна следовать этим правилам, во всяком случае, не всегда. Я понимаю прекрасно, в какой стране ты выросла и насколько ты отличаешься от восточных женщин. Это знают и жёны господина. Ты будешь совершенно другой женой, первой и единственной. Я дал им понять это, но они до конца не поверили в серьёзность моих намерений, а в отместку наполнили твою замечательную головку, – он нежно поцеловал Лиз в затылок, – разной чепухой. Конечно, хорошо будет, если, например, при Хусейне ты станешь вести себя традиционно. Но мой отец – человек гораздо более широких взглядов, чем полагают его уважаемые супруги Голе-Мохтар, Низель и Феда. А главное, он желает мне счастья.
– Но не мне, – сердито буркнула девушка. Мальчишеская усмешка озарила лицо Омара.
– Вот тут-то в дело и вступают привычные образы: разве женщина может мыслить такими философскими категориями, как счастье?
– О! Пошёл к чёрту, – Лиз оттолкнула его. – Не хочу никаких гостей и никакой немой роли хорошо воспитанной жены. В подобных условиях я даже не смогу поквитаться, как следует, с Аде Стронберг. А знаешь, как сильно я её ненавижу? Она мерзкая, скользкая, высокомерная и надменная дрянь, всегда унижала мою семью. А её муж? Сопляк и рохля. Моя сестра Линета любит его, он спит с ней, награждает её детьми, которые не способны жить, и после этого даже не может за неё заступиться, чтобы эта змея подколодная, его Адела, держала при себе свой язык.
– А его мать? – Омар Лалие слушал её очень внимательно.
– Лаймен? – Лиз пожала плечами. – Она сильная и холодная. Ей ни до чего нет дела. Она не занимается воспитанием своих детей, но имеет на них огромнейшее влияние. Это с её подачи мне удалось уехать от Мариса, и за такое я должна благодарить её, а не вынашивать планы мести. Да и с Аде я не собиралась всерьёз связываться, она и без того наказана, потому что она злая, завистливая, её никто не любит. Что изменится от того, что я потопчусь немного на её чувствах? Разреши мне не появляться им на глаза, мой господин.
– Ты слишком застенчива, Феризат, – араб оторвал от себя её руки, – и напрасно попортила свой наряд. Отправляйся в «Покои жемчужины», пусть служанка поможет тебе привести одежду в порядок. Я жду тебя через десять минут в гостиной. Если после этого срока часы успеют начать новый круг, я приду, чтобы забрать твою благоуханную свежесть, и даже присутствие гостей в доме не остановит меня.
Он собирался уйти, но Лиз Линтрем в ужасе вцепилась в его одежду:
– Проще говоря, ты меня изнасилуешь?
– Никогда ещё я не поступал так с женщиной и в этот раз не придётся. Период ухаживания слишком уж затянулся, пора нам узнать, способна ли ты родить мне сына.
– Нет! Я бесплодна, словно высохшая пустыня, не хочу и не смогу иметь никаких детей…
Омар ласково ей улыбался:
– Мы всё же попробуем. Говорят, семя мужчины порой творит чудеса даже с пустынями.
Девушка только застонала, закрыв уши руками, и, весело ухмыляясь, темноволосый красавец отправился развлекать своих гостей.
Эти люди были скучны. Едва сдерживая себя, чтоб не начать зевать посреди стоящего в воздухе жужжащего гула – разговор вёлся одновременно на трёх языках для удобства присутствующих, Омар Лалие всё чаще поглядывал на часы, мысленно поторапливая стрелки. Не прошло и десяти минут, как они расстались, а он уже истосковался по прекрасной Лизе. Гости – рослые, как на подбор, светловолосые шведы – тактично обходили его стороной, понимая тревожное ожидание в глазах Омара как неизбежный синдром медового месяца; экзотический хозяин в традиционной восточной одежде, шемахе и кибре, вскоре после приезда гостей объявил им, что последний представитель семьи – его молодая жена – присоединится к ним вскоре. Кое-кто заметил мгновенную вспышку недоумения и гнева в тёмных глазах старшего араба, Хусейна Лалие, но не выдержал светского тона только Раймонд, поинтересовавшийся громким шёпотом:
– Что, вам не нравится ваша невестка, мсье?
Ответ Хусейна мало что прояснил для него, тем более что высокий худой и бесконечно величественный старик вновь натянул на лицо равнодушную маску и только пожал плечами, хрипло прокаркав:
– Insh'allah.
– Всё в руках Господа, – вежливо перевёл для гостей его сын, изгибая уголки рта в безучастной улыбке, которая не коснулась его глаз. – И мой отец не имеет в виду, что моя жена ему неприятна. Просто мы женаты всего четыре дня, и он не успел познакомиться с Феризат как следует.
Визитёры одновременно понимающе закивали, похожие друг на друга, как две капли воды. Аделаида Стронберг бесстыдно начала флиртовать с присутствующими мужчинами, игнорируя лишь своего мужа да свёкра после того, как Эмиль довольно грубо ткнул её в бок, велев утихомириться на единственном известном ему языке, которого, к счастью, хозяева дома не понимали. А младший из них, Омар Лалие, и вовсе выглядел так рассеянно, что наверняка даже не слышал слов Эмиля, не отводя ожидающего взгляда от дверей, и попыткам Аде как бы случайно прижаться к нему не уделял внимания.
А он был так колоритен, так хорош! Высок, точно Раймонд, но крупнее мужа Аде и с широкими плечами, целиком скрытый своими королевскими ниспадающими одеждами песочного цвета. Пальцы, такие тёмные, словно их выкрасили соком дикого ореха, все в драгоценностях на миллионы крон – в этом Аде знала толк. Из-под головного убора – покрывала, прижатого к голове кольцом (будто древний монарх!), видны впалые смуглые щёки и горящие глаза. Аде чувствовала, как одна только близость такого мужчины заставляет её истекать внутренними соками. А она ведь красива! И соблазнительна. Только этому всё равно. Он смотрит на дверь.
Красноволосая шведка в ярости вцепилась в неизвестные ей цветы, украшающие огромную, словно поле, гостиную, и начала обрывать яркие лепестки. Вскоре мягчайший ковер под ней из приятного глазу нежно-кремового переменил тон на разноцветный; со злобной улыбкой Аде любовалась новым узором, когда удивлённый возглас Раймонда заставил её поднять голову. У входа стояла очень прямо молодая женщина, может быть, девочка – определить её возраст было непросто из-за десятков метров самой разнообразной ткани, в которую она была упакована от кончиков пальцев ног до самого верхнего волоска на голове так, что сквозь плотный материал виднелись лишь огромные испуганные глаза. Маленькие ладошки сошлись в восточном приветствии.
– Masa'u Al-Khair! – прошептал срывающийся от волнения голос.
– Феризат, наши гости не говорят по-арабски, – строго произнес Омар Лалие, хотя губы его непроизвольно подёргивались, а в тёмных глазах скакали смешинки. Надо же, какая неподражаемая актриса пряталась в малышке до сих пор!
Девушка вздрогнула, словно её ударили по лицу.
– Да, мой господин, – склонилась она ещё ниже. – Простите меня. Надо было сказать bonsoir. Comment ?a va?
Лаймен взяла инициативу в свои руки, пожалев юную новобрачную от всей души:
– Благодарю вас, милая, вы очень любезны, – отозвалась она по-французски. – Мсье Лалие, вы представите нам вашу жену?
– Безусловно, мадам, – Омар заторопился. – Заранее попрошу извинения, если неточно произнесу имена. Пожалуйста, поправляйте меня в этом случае. Феризат, наши гости: господин Эмил Стонберэ, госпожа Лайма, его супруга, его сын с женой – Раймон и Ада.
– Вашу фамилию мы тоже невольно произносим на свой манер, так что в акценте нет ничего страшного, – утешила гостеприимного хозяина Лаймен Стронберг. – Но ваша жена молчит, мсье Лалие. Она неразговорчива?
– Она воспитана правильно и никогда не решится заговорить без моего разрешения. Ты можешь сесть, Феризат, – махнул он рукой в сторону юной супруги. Та торопливо поклонилась ещё раз и опустилась очень изящно на крохотную банкетку, стоящую у его ног, так что голова девушки оказалась на уровне колен её господина.
– Вы, наверное, очень молоды? – участливо склонилась к ней Лаймен.
Восточная пери вздрогнула, испуганно посмотрела на своего повелителя. Омар Лалие погладил её ладонью по закутанной голове, словно лаская собаку:
– Нет, скорее можно сказать, что моя жена засиделась. Но я путешествовал, а она ждала. Нити судьбы предназначили её для меня, – рука его ощутила, как дрогнула и напряглась женская плоть. – Ах да, ваш вопрос! Феризат – восемнадцать.
– Восемнадцать? – удивилась рыжеволосая Аделаида. – И вы это называете «засиделась»?
– Я говорю про обычаи моей страны, мадам, – вежливо осадил её Лалие.
Лаймен едва подавила в себе желание зааплодировать. Она хотела добавить пару-другую фраз специально для «обожаемой» невестки, но в этот момент внимание гостей было отвлечено появлением в широких дверях гостиной двух слуг, катящих перед собой сервированные для чая столики с обилием закусок.
Воспользовавшись суматохой, вызванной их прибытием, Омар Лалие стиснул стальными пальцами плечо своей наречённой, прошипел по-французски, склонившись к её ушку:
– Ты что, больше не хочешь мстить этой маленькой задаваке, которая так довольна собой и занимается только тем, что расправляет да чистит свои пёрышки? Она уже совершенно недвусмысленно предложила мне стать её любовником.
Полные ужаса глаза снова взглянули в его лицо, и внезапно Лалие понял, что её страх не был наигранным. Девушку, похоже, парализовало воспоминаниями.
– Она всегда выигрывает. Я так боюсь… – сдавленно прохрипела она. – Можно, я… уйду?
– Ну уж нет, милая моя, ты этого хотела. Ты же мечтала ткнуть её мордой в грязь, не так ли?
– Не хочу… больше…
– Трусиха! Ладно, я сделаю всё за тебя, – он приподнялся, вновь превращаясь в изысканного и чуть утомлённого светского хозяина. – Я вижу, мои слуги достаточно расторопны. Пусть не оскорбит вас моя жалкая еда, дорогие гости. Возвращаясь к нашему разговору, мадам Ада, хочу сказать, что в возрасте Феризат большинство наших девушек давно уже являются матерями больших семей и лишь этому их учат в зенане.
– Это какая-то школа? – заинтересовалась Аде.
Омар Лалие позволил себе слегка улыбнуться:
– Нет, chere madame, зенан – это женская половина дома, куда нет хода мужчинам и где восточные женщины проводят всю свою жизнь. Там воспитывают детей до определённого возраста, затем их разделяют – мальчиков отправляют к отцу, а девочки остаются с матерью. Они выходят замуж в тринадцать-четырнадцать лет и создают свои семьи.
– Значит, вы говорите, юная Феризат – залежавшийся товар? – зло усмехнулась Аделаида.
Даже Раймонд едва не поперхнулся от грубости своей жены, но Омар Лалие встретил её слова невозмутимо: