Последний отзыв
По всем вопросам обращайтесь на: info@litportal.ru
(©) 2003-2024.
✖
Бузовьязы. Люди и судьбы. Книга первая
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Бузовьязы. Люди и судьбы. Книга первая
Айрат Мударисович Сулейманов
История села Бузовьязы Кармаскалинского района Республики Башкортостан с момента основания до сегодняшних дней. В книге описывается жизнь односельчан, которые жили, живут и трудятся на своей родной земле.
Айрат Сулейманов
Бузовьязы. Люди и судьбы. Книга первая
Каждый уголок нашего Башкортостана своеобразен и красив. Один из них – мой родной Бузовьязовский край, село Бузовьязы.
В этой книге, словно в прозрачном зеркале веков, мы видим не только историю села и наших предков, но и себя, и будущих своих потомков.
Дорогой дружбы Россия и Башкортостан идут плечом к плечу 450 лет.
Посвящаю эту книгу
памяти моей незабвенной мамы
Магдании Гатаулловны Сулеймановой
Бузовьязы
Много я постранствовал по свету
Были грозы, стылый ветер дул,
По зиме, по осени и лету
Я немало горюшка хлебнул.
Жизнь – есть жизнь… Мне от судьбы-заразы
Не сбежать, не скрыться в камыше,
Но приеду снова в Бузовьязы-
Мигом потеплеет на душе.
Боль затихнет, полегчает сразу,
Встречный ветер высушит слезу.
Поклонюсь я низко Бузовьязам
И слова любви произнесу,
Вымолвлю: "Село мое, спасибо,
Здесь я рос, и запрягал коня,
Ты всегда спасало от ошибок
Всех сельчан и в том числе меня".
В давних-давних призраках тумана
В памяти всплывают у плетня
Мударис – отец мой – Сулейманов,
Рядом мама – свет – Магдания.
Все здесь близко, сызмала знакомо,
У ворот родных остановлюсь,
Низко поклонюсь родному дому,
Самому Аллаху поклонюсь.
Бузовьязы – родина моя
У каждого человека, если его душа не успела очерстветь на ветру жизненных дорог, самым дорогим, самым близким, теплым и светлым остается до скончания лет тот заветный уголок земли, который принято сейчас называть малой родиной. Для меня это Бузовьязы. Там могилы моих предков, там на тропинках еще не остыли следы благословенной мамы, а сенокосные угодья еще по-прежнему горят от обилия утренней росы. И, кажется, не роса это, а капли пота, упавшие на траву с натруженных плеч отца.
Там ивы-невестушки мочат зеленые косы в самой любимой реченьке – Муслимке. Любимой потому, что не успел тогда, в годы детства, встретиться с Агиделью, не постоял на берегу великой российской реки – Волги.
Край мой Бузовьязовский! Как же не любить тебя, если ты в моем сердце, узнавшем за жизнь многое, остаешься до сей поры родной кровинкой, светлой и чистой росинкой души. Остаешься взмахом крыла свободной птицы…
Вешние паводки прогрызли-прорезали в глинистых берегах извилистое русло. Из берегов торчали корни. Деревья, чаще развесистые ивы, стояли поодаль от реки, а корни тянули земную влагу и питали зеленую листву ив. Они вились коричневыми веревками, переплетались меж собою, сочили и переливали животворные соки реки тем ветлам, что стояли поодаль от берегов. В детстве я глядел на эти корни, мне думалось, что они похожи на древо предков.
Где они, мои дальние родичи? Как плохо, что в семейных кладовых памяти не сохранилось следов прапрадедов и прадедов наших.
Еще со школьной скамьи зародилась во мне мысль – написать историю своего села. Пока живы были старики, при любом случае я расспрашивал их о прошлом, о жизни конкретных людей, о важных событиях, пролетавших над селом.
Очень удобное местоположение села – как раз на половине пути между Уфой и Стерлитамаком – делало Бузовьязы хорошим пристанищем для путников. Здесь останавливались ямщики, все те, кто занимался извозом: возили всевозможные товары из Уфы и Стерлитамака. Село в те далекие годы стояло впритык к Оренбургскому тракту. Жизнь здесь бурлила и кипела. Сельчане торопились смазать колесные оси дёгтем. Была в силе кузня, где в горне постоянно горел огонь. У коновязи стояла сооруженная из добротных бревен специальная клеть, куда загоняли лошадей, чтобы поправить подковы на копытах. В кузне умелые кузнецы тем временем правили железные ободья колес, ремонтировали поистрепанные в дальних дорогах повозки.
О том, давнем времени напоминает сейчас старый каменный мост, построенный посредине села еще при Екатерине Второй. Хотя сама дорога – часть Оренбургского тракта – несколько лет тому назад была перенесена от Бузовьязов километров на пять ближе к деревне Ишлы. До сих пор еще среди местных жителей ходят предания и легенды старины глубокой. Сказывают, что здесь квартировали повстанцы Емельяна Пугачева, останавливался передохнуть Салават Юлаев, навещал своих земляков легендарный Канзафар Усаев, который в войске народного царя-Батши славился в те грозные годы не меньше, чем сам Салават.
И мы, бузовьязовцы, довольно ревностно относимся к тому, что ныне слава Канзафара Усаева не столь велика, как следовало бы, если судить по тем успешным боевым операциям и сражениям, какие он выигрывал у царских генералов. Приходилось нашим землякам скрещивать сабли с солдатами самого генералиссимуса Суворова. Жаль, мало чего сохранило время. Архивная пыль истории, может быть, прячет до сих пор неизвестные страницы далекого прошлого. И молодым историкам есть над чем поразмыслить. Я же, осуществляя прежнюю свою мечту написать книгу о родном селе, в силу своих возможностей хочу воссоздать некоторые картины старины и описать те события, какие происходили в более близкие к нам времена, пока еще живы старожилы, и имена их не затянуло туманом бурных столетий.
Само расположение села непосредственно у большой дороги, с одной стороны, положительно влияло на его развитие, с другой стороны – было много и отрицательного. В тяжелые годы народных трагедий несусветные беды не проходили мимо Бузовьязов. Были здесь и пугачевские пожарища, а трагедии гражданской войны после революционных событий неоднократно захлестывали обезлюдевшие улицы, когда в селе было больше пришлого народа, чем своих сельчан. Старые люди вспоминают, что тут орудовали белые, то приходили красные. То проносились теснимые красноармейцами казаки атамана Дутова, то советская власть скликала под свои знамена сельскую молодежь.
Поэтому, наверное, не случайно даже такое, казалось бы, божеское, мирное строение, как мечеть, было подвергнуто пожарам. В селе с момента его зарождения сгорело несколько мечетей. И каждый раз боголюбивые прихожане собирали, как говорят, с миру по нитке и заново строили молельные дома с величественными минаретами. Деревенские кузнецы выковывали священные полумесяцы, чтобы увенчать ими купол мечети. Народ, в основном, занимался хлебопашеством, коневодством, пчеловодством. После сплошных вырубок леса и обмеления речек охота и рыбалка отошли на самые последние позиции. Но и пахотных земель было не так много, чтобы обеспечить каждого. Периодически на башкирские земли накатывали волны переселенцев из центральной России, с Украины и Белоруссии.
В 1929 году в бузовьязовских краях началась коллективизация. Сегодня эту кампанию называют по-разному. Одни политологи и историки считают коллективизацию пагубным явлением в жизни страны, другие – благом. Деревенская беднота, которой нечего было терять, охотно пошла в колхозы. Но коса уравниловки жестоко прошла и по середнякам. Нажитое потом и непосильным трудом было в одночасье потеряно или даже разорено. Более-менее обеспеченных хозяев в колхозы загоняли, можно сказать, насильно. Не подчинившихся объявляли кулаками, выдворяли из села, а весь скарб, постройки, скотину забирали колхозу. Разгул коллективизации скоро да свои плоды. Вместо урожаев – недород, вместо тучных стад скота и отар овец – их многоголовый падеж. Даже самому родоначальнику коллективизации Иосифу Сталину пришлось вступиться. Он осудил преступную торопливость местных руководителей, стремящихся насильно загнать крестьян в обезличенные так называемые коллективные хозяйства. "Дело это не только чрезвычайно важное, но и сугубо добровольное", – заключил Вождь.
И вот местная мелкая бюрократия запустила колесо поголовной коллективизации в обратную сторону. Колхозы распустили, людей разогнали. Но скот, инвентарь, всякая обобществленная домашняя утварь, отобранная у более-менее зажиточных крестьян, – все осталось без присмотра, без хозяйского глаза. Начался падеж скота, а остатки пожитков растащили по домам те же сельские активисты.
Через недолгое время, уже в начале тридцатых годов, распущенные колхозы стали сколачивать заново, но уже в согласии со сталинским указанием, то есть на добровольных началах. И здесь без курьезов не обошлось. Обнаружилось, что в селе полным-полно неграмотных людей: заявление за них писали другие, а безграмотные сельчане только ставили подписи наподобие каких-то каракуль из арабского алфавита.
Айрат Мударисович Сулейманов
История села Бузовьязы Кармаскалинского района Республики Башкортостан с момента основания до сегодняшних дней. В книге описывается жизнь односельчан, которые жили, живут и трудятся на своей родной земле.
Айрат Сулейманов
Бузовьязы. Люди и судьбы. Книга первая
Каждый уголок нашего Башкортостана своеобразен и красив. Один из них – мой родной Бузовьязовский край, село Бузовьязы.
В этой книге, словно в прозрачном зеркале веков, мы видим не только историю села и наших предков, но и себя, и будущих своих потомков.
Дорогой дружбы Россия и Башкортостан идут плечом к плечу 450 лет.
Посвящаю эту книгу
памяти моей незабвенной мамы
Магдании Гатаулловны Сулеймановой
Бузовьязы
Много я постранствовал по свету
Были грозы, стылый ветер дул,
По зиме, по осени и лету
Я немало горюшка хлебнул.
Жизнь – есть жизнь… Мне от судьбы-заразы
Не сбежать, не скрыться в камыше,
Но приеду снова в Бузовьязы-
Мигом потеплеет на душе.
Боль затихнет, полегчает сразу,
Встречный ветер высушит слезу.
Поклонюсь я низко Бузовьязам
И слова любви произнесу,
Вымолвлю: "Село мое, спасибо,
Здесь я рос, и запрягал коня,
Ты всегда спасало от ошибок
Всех сельчан и в том числе меня".
В давних-давних призраках тумана
В памяти всплывают у плетня
Мударис – отец мой – Сулейманов,
Рядом мама – свет – Магдания.
Все здесь близко, сызмала знакомо,
У ворот родных остановлюсь,
Низко поклонюсь родному дому,
Самому Аллаху поклонюсь.
Бузовьязы – родина моя
У каждого человека, если его душа не успела очерстветь на ветру жизненных дорог, самым дорогим, самым близким, теплым и светлым остается до скончания лет тот заветный уголок земли, который принято сейчас называть малой родиной. Для меня это Бузовьязы. Там могилы моих предков, там на тропинках еще не остыли следы благословенной мамы, а сенокосные угодья еще по-прежнему горят от обилия утренней росы. И, кажется, не роса это, а капли пота, упавшие на траву с натруженных плеч отца.
Там ивы-невестушки мочат зеленые косы в самой любимой реченьке – Муслимке. Любимой потому, что не успел тогда, в годы детства, встретиться с Агиделью, не постоял на берегу великой российской реки – Волги.
Край мой Бузовьязовский! Как же не любить тебя, если ты в моем сердце, узнавшем за жизнь многое, остаешься до сей поры родной кровинкой, светлой и чистой росинкой души. Остаешься взмахом крыла свободной птицы…
Вешние паводки прогрызли-прорезали в глинистых берегах извилистое русло. Из берегов торчали корни. Деревья, чаще развесистые ивы, стояли поодаль от реки, а корни тянули земную влагу и питали зеленую листву ив. Они вились коричневыми веревками, переплетались меж собою, сочили и переливали животворные соки реки тем ветлам, что стояли поодаль от берегов. В детстве я глядел на эти корни, мне думалось, что они похожи на древо предков.
Где они, мои дальние родичи? Как плохо, что в семейных кладовых памяти не сохранилось следов прапрадедов и прадедов наших.
Еще со школьной скамьи зародилась во мне мысль – написать историю своего села. Пока живы были старики, при любом случае я расспрашивал их о прошлом, о жизни конкретных людей, о важных событиях, пролетавших над селом.
Очень удобное местоположение села – как раз на половине пути между Уфой и Стерлитамаком – делало Бузовьязы хорошим пристанищем для путников. Здесь останавливались ямщики, все те, кто занимался извозом: возили всевозможные товары из Уфы и Стерлитамака. Село в те далекие годы стояло впритык к Оренбургскому тракту. Жизнь здесь бурлила и кипела. Сельчане торопились смазать колесные оси дёгтем. Была в силе кузня, где в горне постоянно горел огонь. У коновязи стояла сооруженная из добротных бревен специальная клеть, куда загоняли лошадей, чтобы поправить подковы на копытах. В кузне умелые кузнецы тем временем правили железные ободья колес, ремонтировали поистрепанные в дальних дорогах повозки.
О том, давнем времени напоминает сейчас старый каменный мост, построенный посредине села еще при Екатерине Второй. Хотя сама дорога – часть Оренбургского тракта – несколько лет тому назад была перенесена от Бузовьязов километров на пять ближе к деревне Ишлы. До сих пор еще среди местных жителей ходят предания и легенды старины глубокой. Сказывают, что здесь квартировали повстанцы Емельяна Пугачева, останавливался передохнуть Салават Юлаев, навещал своих земляков легендарный Канзафар Усаев, который в войске народного царя-Батши славился в те грозные годы не меньше, чем сам Салават.
И мы, бузовьязовцы, довольно ревностно относимся к тому, что ныне слава Канзафара Усаева не столь велика, как следовало бы, если судить по тем успешным боевым операциям и сражениям, какие он выигрывал у царских генералов. Приходилось нашим землякам скрещивать сабли с солдатами самого генералиссимуса Суворова. Жаль, мало чего сохранило время. Архивная пыль истории, может быть, прячет до сих пор неизвестные страницы далекого прошлого. И молодым историкам есть над чем поразмыслить. Я же, осуществляя прежнюю свою мечту написать книгу о родном селе, в силу своих возможностей хочу воссоздать некоторые картины старины и описать те события, какие происходили в более близкие к нам времена, пока еще живы старожилы, и имена их не затянуло туманом бурных столетий.
Само расположение села непосредственно у большой дороги, с одной стороны, положительно влияло на его развитие, с другой стороны – было много и отрицательного. В тяжелые годы народных трагедий несусветные беды не проходили мимо Бузовьязов. Были здесь и пугачевские пожарища, а трагедии гражданской войны после революционных событий неоднократно захлестывали обезлюдевшие улицы, когда в селе было больше пришлого народа, чем своих сельчан. Старые люди вспоминают, что тут орудовали белые, то приходили красные. То проносились теснимые красноармейцами казаки атамана Дутова, то советская власть скликала под свои знамена сельскую молодежь.
Поэтому, наверное, не случайно даже такое, казалось бы, божеское, мирное строение, как мечеть, было подвергнуто пожарам. В селе с момента его зарождения сгорело несколько мечетей. И каждый раз боголюбивые прихожане собирали, как говорят, с миру по нитке и заново строили молельные дома с величественными минаретами. Деревенские кузнецы выковывали священные полумесяцы, чтобы увенчать ими купол мечети. Народ, в основном, занимался хлебопашеством, коневодством, пчеловодством. После сплошных вырубок леса и обмеления речек охота и рыбалка отошли на самые последние позиции. Но и пахотных земель было не так много, чтобы обеспечить каждого. Периодически на башкирские земли накатывали волны переселенцев из центральной России, с Украины и Белоруссии.
В 1929 году в бузовьязовских краях началась коллективизация. Сегодня эту кампанию называют по-разному. Одни политологи и историки считают коллективизацию пагубным явлением в жизни страны, другие – благом. Деревенская беднота, которой нечего было терять, охотно пошла в колхозы. Но коса уравниловки жестоко прошла и по середнякам. Нажитое потом и непосильным трудом было в одночасье потеряно или даже разорено. Более-менее обеспеченных хозяев в колхозы загоняли, можно сказать, насильно. Не подчинившихся объявляли кулаками, выдворяли из села, а весь скарб, постройки, скотину забирали колхозу. Разгул коллективизации скоро да свои плоды. Вместо урожаев – недород, вместо тучных стад скота и отар овец – их многоголовый падеж. Даже самому родоначальнику коллективизации Иосифу Сталину пришлось вступиться. Он осудил преступную торопливость местных руководителей, стремящихся насильно загнать крестьян в обезличенные так называемые коллективные хозяйства. "Дело это не только чрезвычайно важное, но и сугубо добровольное", – заключил Вождь.
И вот местная мелкая бюрократия запустила колесо поголовной коллективизации в обратную сторону. Колхозы распустили, людей разогнали. Но скот, инвентарь, всякая обобществленная домашняя утварь, отобранная у более-менее зажиточных крестьян, – все осталось без присмотра, без хозяйского глаза. Начался падеж скота, а остатки пожитков растащили по домам те же сельские активисты.
Через недолгое время, уже в начале тридцатых годов, распущенные колхозы стали сколачивать заново, но уже в согласии со сталинским указанием, то есть на добровольных началах. И здесь без курьезов не обошлось. Обнаружилось, что в селе полным-полно неграмотных людей: заявление за них писали другие, а безграмотные сельчане только ставили подписи наподобие каких-то каракуль из арабского алфавита.
