Живой алмаз Шаданакара

Мерлин

Изумленная Мерлин, шла осторожно, большими неровными шагами. Впереди, чуть подпрыгивая, семенил Фредман. Позади, чувствовалось дыхание Дугласа. Оно как то успокаивало в холодном чернеющем мраке. Эйдан и все остальные очень спешили. Надо было обязательно успеть до восхода Галактического Дна. Отполированные масляные лужицы, с каждой минутой становились все менее и менее видны, соответственно опасность возрастала в геометрической прогрессии.

– Эйдан, расскажите куда мы идем? С тяжестью произнесла Мер.

– Недалеко находится маленькое селение, там можно укрыться от испепеляющего ночного светила, а если повезет , выведаем информацию о Керол. Туннель вывел в этот мир, значит она здесь была, причем относительно недавно.

Идущий самым первым, Зуар замер и бесшумно поднял вверх руку вместе с плащом. Прямо перед ним, буквально в нескольких метрах впереди, разлилось огромное черное озеро, подсвеченное изнутри, словно жидкая тушь тусклой лампочкой.

– Тьма усиливается! – произнес ведущий.

– Этого озера здесь не было, оно появилось совсем недавно.

– это Как же мы теперь достигнем убежища – поинтересовался Фредман.

– Достигнем, не переживайте, нас ему не спалить, мы не торды, хотя боль может причинить не малую!

После этих слов, Эйдан оторвал от своего плаща маленький светящийся кусочек и дунув, пустил его по воздуху, как будто пушинку от одуванчика.

– Здесь есть что – то разумное? Не унимался Цукерман.

– Конечно, ваши надежды оправданы. Везде есть что – то разумное, даже там, где почти ничего нет!

– А что там поблескивает среди черноты?

– Это Буствич, нижний слой, который просвечивает в этот мир. В нем заживо гниют и пожираются демоно – червями уже почти совсем разложившиеся сущности, те кто в Энрофе были людьми, а здесь тордами.

После него, еще глубже следуют Рафаг, Шим – Бин и Дром. Каждый из них доделывает работу предыдущего. И уже в Дромне от существующего тела (вернее всех тонких человеческих тел) не остается ни следа. Одно сознание, чистое сознание, голое Я, которое мечется в плену медленного непостижимого потока. Именно там пленники Дромна начинают с величайшим усилием осознавать, что Я даже здесь, в абсолютной пустоте, вопреки рассудку есть. Оно живо и кричит, что все это небытие – итог его же выбора, сделанного когда – то! Тоска постепенно уступает место тревоге. Я чувствует обрыв, видит розоватые отсветы и блики. Оно тяжелеет и превращается из невидимой точки в вытянутую, устремленную к низу фигуру, все еще слабо отличимую от окружающего пространства. Тяжелой каплей, срывается она с обрыва и летит, словно под сильнейшим притяжением куда – то в непостижимую глубину. Цвет нарастает, несколько мгновений он может показаться падающему даже немного радостным, но затем леденящая догадка пронизывает несчастное Я.

Оно осознает, что непреодолимо опускается в раскаленное, железное море. Вес спускающегося стремительно возрастает. И вот он прикасается к раскалено – красной поверхности Фукабирна и погружается в его среду. Тяжкая мука, кроме жгучего внетелесного страдания состоит именно в опускании в вечный огонь – опускании которое представляется невозвратным.

После Фукабирна начинается сакуала трансфизических магм. Эти локальные миры сосуществуют в трехмерном пространстве, но в других потоках времени, с поясами раскаленного вещества в оболочке планеты. Во всех метакультурах, кроме индийской, страдания этих миров были бесконечны, пока Иисус Христос не совершил свой освободительный спуск туда. С того самого момента, для Сил Света появилась возможность извлекать страдальцев из страшных пучин. Пусть это требует огромных усилий, пусть должно пройти необходимое время для очищения и развязывания узлов личной кармы, главное эта возможность появилась!

– А что, неужели и там есть что – то живое? – теперь уже поинтересовался Дуглас.

– Конечно, «Я» никогда и нигде не умирает. Пока жива монада, пока существует ее шельт – «Я» живет, в том числе и в страшной сакуале магм.

Первым из тех миров является Окрус – вязкое дно Фукабирна. Уже в Дромне вокруг «Я» не остается никаких старых оболочек и здесь начинает образовываться новое телесное существо. Ничего напоминающего человеческий облик в нем нет. Это шарообразное нечто из оживленного инфраметалла.

– Какие же страшные злодеяния надо совершить что – бы так страдать? – еле слышно пробормотала Мер.

– Томящихся здесь немного. Осуждение идейного врага на великие мучения, осуждение невинных, терзание беззащитных, мучительство детей – все это искупается страданиями в Окрусе и Фукабирне. Здесь мучающийся вспоминает отчетливо о религиозных учениях, которые когда – то прошли рядом. О том, что он был предупрежден. Телесные муки объективно ощущаются как воздаяние, но уже начинает осознаваться двойственная природа закона и ответственность за его жестокость не Бога, а демонических сил. Сознание яснеет, и в этом проявляется провиденциальная сторона Закона. Той его древней основы, которая была создана еще до вторжения Гагтунгра в Шаданакар. Прояснение сознания, совесть, появившееся чувство долга, возрастающая духовная жажда – сторона закона возмездия, которую Божественные силы отстояли у темных. Благодаря этому Закон все же не стал абсолютным злом.

Инфрафизическая субстанция магм похожа на их физическую субстанцию. Свобода движения условно сохраняется, но в действиях для поддержки существования нужды нет. Сила впитывается из окружающей среды самостоятельно.

Все это относится и ко второму поясу магм – Твегру. Длительность искупительного наказания после смерти определяется в основном масштабами тех жертв, которые пострадали от собственных деяний «Я». Массовый характер преступлений несет за собой понижение слоев возмездия. Апогея муки достигают еще ниже в Укарвайре.

Там искупают себя извратители высоких и светлых идей, несущие ответственность за калечение трансфизических путей тысяч миллионов. Там же и те, кто повинен в сознательном садизме. Одно спасение, что время течет там гораздо быстрее.

Далее идет Пропулк – магма твердая. Мир искупительных страданий массовых палачей, виновников кровопролитных войн и мучителей народных множеств. Свобода движения утрачивается там, тело со всех сторон замуровано в твердый состав. Но даже страшнейшую телесную муку здесь перерастает страдание души. Это такое жгучее раскаяние и такая тоска о Боге, какие не возможны ни в одном из высших слоев.

Сакуала магм завершается слоем носящим название Ырл. Он создан для возмездия так называемых рецидивистов. Те, кто уже раз испытали падение в магмы, после искупления были подняты в Энроф, а затем вновь обозначили себя великими злодеяниями.

Но и это еще не конец. Ниже начинается сакуала слоев, соотносимых с физическим ядром планеты. Первым из них идет Биаск – инфрокрасные пещеры. Форма там меняется. Появляется подобие головы и четырех ног. Но совершенно пропадает дар речи, так как разговаривать не с кем. Каждый из узников изолирован от остального мира и видит только своих мучителей, именно тех, которые похожи на пресловутых чертей. Жертв павших до Биаска насчитывается не очень много, а вот чертей нуждающихся в их гавахе – огромное множество, они выколачивают неимоверную боль из своих жертв всеми способами, которые в состоянии измыслить. Мученики Биаска – те кто был в Энрофе растлителями духа. Даже палач, от руки которого погибли физически сони людей, не принесет такого ущерба, как те кто погубил своим безумным неверием тысячи и миллионы.

Ниже Биаска зияет Амиуц – вертикальные щели. Падающий как – бы застревает, подвешенный в полной беспомощности. А так как щели ведут в Гаашарву, то несчастный оказывается висящим над гнездилищем демонических сил Шаданакара. Там те, кто сочетал сознательный садизм с огромностью злодеяний.

Из вертикальных щелей Амиуца есть боковые ходы – тупики, которые создают еще один слой, название которому – Ытреч. Этот мир своеобразная планетарная ночь, длящаяся от начала формирования Шаданакара до конца существования нашей планеты.

Страданиям, которые переживают жертвы в слоях ядра, я не могу дать полного описания. У нас даже нет представления о тех муках и боли. Туда способны спуститься лишь Высшие Иерархии, и то не всегда, а лишь при наличии определенных причин или сложившихся обстоятельств. Последним, завершающим слоем является так называемое кладбище Шаданакара – Суфетх. Сюда из нижних страдалищ опускаются упорствующие во зле. Здесь их скорлупы – остатки шельта покидаются монадами. Монада оставляет свой шельт, что – бы начать все сначала в непередаваемых мирах, пространствах, временах и формах. И все же это лучше чем провал из Дна Шаданакара на Галактическое Дно Здесь монады не выпадает из космического времени.

Покинутый шельт не исчезает. Он живой. Это самосознающее «Я» в Суфетхе едва шевелится, постепенно выдыхая остатки жизненных сил. Это и есть окончательная смерть. Сила сознания теплится до конца и мера ее мук превышает воображение самих демонов. Туда до сих пор не может досягнуть никто из сил Света. Суфетх может быть виден иногда, но не изнутри, а из соседних слоев. К счастью, за всю человеческую историю набралось лишь несколько сотен монад упавших до Суфетха. Из них только несколько единиц оставили след в истории. Происходит это потому, что все крупные монады нисходящей направленности затягиваются в Гаашарву. В Суфетхе же остаются те, кто не нужен даже Гагтунгру!

– Огонек, огонек, Ваш огонек возвращается! – закричал, перебивая страшное описание Цукерман. Обернувшись, Мери увидела маленькую точку, довольно ярко сияющую, в уже совсем сгустившейся тьме. Черная гладь озера ничего не отражала сверху, но внутри подсвеченная мертвенным мерцанием Буствича, давала возможность хоть что – либо видеть. И Мери заметила легкую тень, скользящую по смолистой глади. Тень приближалась, и совсем скоро, можно было разглядеть широкий плот, сделанный на вид из отточенного камня, но какого – то очень легкого, непонятного. Чем ближе он подплывал, тем сильнее увеличивался в размерах. Плотом управляли два невысоких существа с похожими на человеческие, но совсем карликовыми, уродливыми фигурами.

– Кто это? – прошептала Мер, обращаясь к ближайшему ангелу.

– Торды.. Не бойтесь, эти торды – наши помощники. Они уже не раз откликаются на зов и совсем скоро будут взяты отсюда наверх.

Причалив, карлики спрыгнули на твердь. Страшные, оборванные, с отвисшими руками и размытыми лицами, они довольно ловко закрепили плот за торчащую у берега корягу. Затем, подбежав семенящей походкой к Эйдану, они поклонились ему до земли и быстро – быстро стали что – то шептать, перебивая друг друга. Выслушав их внимательно, старший отряда взял тордов на руки и жестом пригласил всех остальных за собой.

Мерлин, Дугласу и Фредману грузиться на неустойчивую качающуюся платформу помогали сразу по два ангела. Черная бездна вокруг бурлила в глубине хищными, лопающимися кругами. Но те рисунки, которые оставляли за собой их размытые светящиеся ореолы, обладали тайной привлекательностью и притягательностью. Легко оттолкнувшись, плот заскользил по маслянистой поверхности, а Мери все никак не могла оторвать глаз, от живущего своей жизнью, фееричного шоу внутри.

Она почему то вспомнила свое детство в Энрофе – ласковое и беззаботное. Вспомнила яркие разноцветные шарики, висящие над ее колыбелькой, а затем первый выезд с ребятами из начальной школы в огромный, завораживающий аквапарк. Там тоже вода переливалась огнями. Не только вода. Радужные мыльные пузыри – большие, маленькие, огромные. Их так много, что все пространство от бассейнов до купола крыши, заполнено ими полностью. Некоторые лопаются, превращаясь на глазах в разноцветную пену, другие рассыпаются на десятки мелких шариков, невесомых и парящих. А большие, наоборот, соединяются в один круглый, безразмерный, сияющий пузырь. Один из них полностью накрыл, стоящую у кромки бассейна Керол, и та, преломляясь на солнце в этом сказочном скафандре, строила маленьким Мери и Лизе смешные рожицы. А когда он лопнул, с веселым воплем плюхнулась прямо в дрожащую воду. Столп брызг, вызванный ее падением, на глазах превратился в сотню мельчайших разноцветных пузырьков, бесшумным фонтаном, вспарившим вверх. Что тут началось! Все, и маленькие и большие стали повторять этот трюк. Вскоре не стало видно ни лиц, ни воды – одно сияющее, радужное, воздушное море.

Дуглас, стоявший сбоку от Мер, видел появившуюся на ее лице безмятежную улыбку. Но он также заметил плотную рваную массу темного тумана, поднимающуюся из мрачной глубины. Тьма быстро сгущалась. Сначала скрылись ноги, стоявших на плоту, затем он поднялся по пояс, а через несколько мгновений полностью накрыл плывущих. Торды, вовремя поднятые ангелами, управляли движением. Они сидели на плечах, и туман рьяно пытался доползти и до их высоты, но пока это ему не удавалось.

– Быстрее, быстрее, быстрее! Лаур, Ивен, смотрите за гостями. Тьма затягивает в видения и парализующий сон. Ым, Ди, сколько еще по – вашему до берега?

Дуглас не расслышал ответа, но Эдван, как будто понял и одобрительно пробормотал:

– Успеем, должны успеть!

Инфракрасное с фиолетовым ореолом зарево загорелось вдалеке и сразу очертило горизонт. Туман чуть прорядился, посерел. Стали видны лица и силуэты стоящих. Тела тордов тут же покрылись еле заметной пепельно – розовой испариной. Все что не было прикрыто лохмотьями , начинало мерцать под нарастающим, обжигающим напором. Дуглас почувствовал дрогнувшее прикосновение Лаура. Он каким – то образом ощутил испытываемую им боль. Наконец, осознав, что это уже его боль, Дуглас инстинктивно шагнул в тень, и не почувствовав под собой опоры, стал медленно, как в почти остановленном просмотре, падать в зияющую, черную пропасть.

– Андерс! – неожиданно вскрикнула Мери, и словно распрямившаяся пружина, вытащила каким – то образом его назад. Скорченное от боли, в сиреневых бликах лицо ее возникло внезапно.

– Очнись, очнись, очнись – кричали испуганные глаза – ты чуть не упал туда, чуть не свалился! Дуглас, да приди же ты в себя, приди в себя!

Тут она только заметила, что за спиной Дугласа стоял Лаур. Это он вовремя сорвался с места и помог, буквально, вынести, почти коснувшееся смолистой жижи тело, на плот. Теперь Дугласа трясли уже со всех сторон, не смотря на нарастающую обжигающую боль. Зарево у горизонта увеличивалось, умножая одновременно нестерпимо – тяжелую боли внутри.

Это продолжалось недолго, наконец, Дуглас ощутил некоторое прояснение в голове, и твердую основу под ногами. Боль не прошла совсем, но стала значительно легче. Его тащили быстро, бегом, взявши под руки. Прерывистое дыхание Фредмана ощущалось рядом. А вскоре послышался и его голос, который как сломанный видеофон, твердил только одно:

– Оно разумное, оно живое, оно выводит нас на контакт. Я это увидел в своем видении еще там, на плоту!

Но вдруг, речь прервалась, внезапно, вместе с болью. Спасительная завеса спрятала, наконец, от испепеляющего фиолетового огня. Не было видно ни зарева, ни черного озера, ни луж под ногами, ни поблескивающих алым отсветом огней. Протянув руку, Дуглас нащупал холодную, гладкую стену. Наверное, мы добрались до убежища, подумал про себя мужчина. Но тут же тихим голосом ему ответил Андерсон, произнося фразу вслух.

– Да, мы смогли, успели до полного восхождения Галактического Дна. Пещера Ыр и Ди безопасна. Она спасет нас от нестерпимого сияния. Надо сказать, мы еще легко отделались. Испепеляющее зарево приносит нам только боль, а вот торды сейчас в гораздо худшем положении.