Фокусник

Тепло разливалось по телу, как сироп, как первый глоток вина, отдавалось в кончиках пальцев. Я чувствовала почти сексуальное единение с этим страшным куском железа. Всесилие и наглый авторитет войны, и такая чуждая вещь, сросшаяся с моей рукой, как будто именно здесь было ее настоящее место, все это действовало как наркотик, как любовь, с экстатической мощью и страстью, опьяняюще, всепоглощающе, головокружительно. Ох, как же это было круто, как же это было без слов прекрасно, стоять посреди темнеющего леса, держа в руках горячую, и будто специально для этого родившуюся на свет «Астру», осознавая, что несмотря на всю беззаконность, всю глупость нашего с ней положения, мы с ней едины, и мы – самое страшное, что здесь есть, за мили и мили кругом. Держать ее в руке было так же естественно, как есть, спать, разговаривать, жить.

Когда Яна протянула руку, чтобы, согласно очереди, забрать у меня пистолет, мне показалось, что я не смогу разжать жаркие пальцы.

В следующую пятницу среди новичков на кухне появился неловкий растрепанный кореец. Я смутно помнила его по занятиям – кажется, он учился в одном колледже со мной. Он клялся, что нынешний президент Кореи – его дядя. Никто ему не верил.

– У тебя нет экстази? – неуклюже, но бойко обратился он к Вардану.

Вардан удостоил его взглядом.

– Двадцать.

– Дорого как-то?

Вардан дернул плечом и опустил глаза.

– Давай пятнадцать?

Вардан сидел, опустив голову и глядя на пол сквозь расставленные пальцы. Кореец подождал с полминуты. Вардан не шевелился. Видимо, парню надоело.

– Окей, двадцать.

Он сжал таблетки в кулаке, поблагодарил и вышел.

На следующее утро, как всегда, Макс сообщил мне последние новости.

– Джухо умер.

Я охнула и тут же почувствовала облегчение от того, что имя было мне незнакомо.

– Кто?

– Кореец у Вардана.

Я ощутила, как все на моем лице как будто опустилось, когда заинтересованное выражение сменилось испуганным.

– Что случилось?

– Аллергия на MDMA.

– И что теперь будет?

Из всех вертевшихся в голове вопросов я задала самый бессмысленный.

– А что, ничего. Репатриация тела.

– А с Варданом?

– А как теперь докажешь?

Вардан не выглядел ни испуганным, ни опечаленным. Выражение его лица было ближе всего к раздражению.

– Джухо умер, – сказала я с порога, как будто он мог об этом не знать.

– И что? – ответил он с вызовом.

– Жалко.

– Жалко, – согласился Вардан, – И тебя жалко, и меня жалко. Откуда ты знаешь, может, мы еще похуже умрем. Кто нас пожалеет?

– Кто-нибудь пожалеет.

– Замешать ему что-нибудь, чтобы он тоже сдох… наконец… – задумчиво произнес Вардан.

– Кому?

– Джонни.

Как и Макс, я не поняла, шутит ли он.

– Становиться убийцей ради такого выродка? Как-то это… жалко.

– Ты забываешь, я же уже убийца, как бы. Он меня доведет, честное слово. Уже довел.

– Отправь его куда-нибудь лечиться, – неожиданно предложила я.

– Так он же, сука, сбежит.

– Отправь туда, откуда не сбежит.

– Вот мне делать больше нечего. Умер бы он… Всем бы легче стало.

– А мне его жалко.

– А мне нет.

Он действительно не испытывал к Джонни никаких чувств, кроме глухого раздражения. А я не могла смотреть на отвратительного торчка без слез страха и тоски.

– Отправь его лечиться. Для тебя это даже не дорого.

– Да ты достала. Никому нет до него дела, вот и ты прекрати париться. Он не человек даже. Так, белковое тело, которое только и ждет, чтобы сдохнуть.

– Неправда.

– Правда, и ты это знаешь.

– Пожалуйста, – продолжала упрашивать я, – Я из-за него рехнусь.

– Зачем он вообще живет? Ты об этом думала? Убожество и страдание. Какой смысл ему в этом помогать?