Хозяин моего тела

Глаза совсем закрываются, когда я понимаю, что в комнате стало как-то слишком темно. Будто кто-то перекрыл свет. А еще – ужасно тихо.

Кошмар! Я аж подскакиваю, распахиваю глаза и натыкаюсь на… суровый взгляд своего модельного менеджера. Настолько холодный и мрачный, что кровь стынет в жилах.

Мне мгновенно хочется сжаться в комочек. Подтянуть ноги к животу и спрятаться от него в «домике», но я чудом сдерживаюсь и произношу:

– П-п-привет… Ты все разобрал?

Элиас возвышается надо мной мрачной скалой.

– Я-то все разобрал. А какая у тебя проблема, Ева?

Похоже, сейчас он меня ненавидит. Я же не написала в анкете правду об имени.

Я киваю Элиасу на соседнее кресло, не в силах оторвать взгляд от его глаз, где клубится мгла.

– Ты присядешь? Вот эта… самая… имя.

Он не двигается с места.

– Да? И что же может заставить юную девушку сменить вполне благозвучное имя? Может, ты малолетняя преступница, а?

Элиас Конте смотрит на меня, как на какую-то грязную, шелудивую кошку, не пойми как забежавшую на его чистые ковры. Он даже не ненавидит меня, а только презирает.

Ну уж нет. Этого я не заслужила.

– У меня голова болит этак шею выворачивать… Хочешь узнать правду – сядь.

Я вспоминаю его холеную мать с портрета и чувствую, что вот-вот зайду в ледяную воду. Я для нее, наверное, реально никто. Это ужасно больно осознавать.

– Ладно, Ева. Слушаю, – Элиас Конте садится рядом, а я в тот же миг жалею, что попросила его сесть. Потому что теперь, когда я вижу его суровое холодное лицо, легче мне не становится.

Нужно защищаться.

– Слушай, я не это. Не преступница. У меня нет никаких проблем с наркотиками или чем-то вроде. Просто мой родной отец – алкоголик. – Я выдыхаю, набираю в грудь воздух и продолжаю: – Он запил, когда мне было около пяти, из-за своего банкротства. А до того мы хорошо жили. Но потом он обижал… мою маму… – слова даются мне с трудом. Я и не ожидала, что будет так тяжело говорить это вслух кому-то очень для меня важному. – Мама из-за него умерла. А меня отобрали и удочерили дядя с тетей. И первым делом, как я смогла, я решила начать новую жизнь…

Элиас слушает меня с каменным лицом, а потом выдает:

– Как твоя настоящая фамилия? Как зовут твоего отца? – его тон сухой, и я не могу определить, сочувствует он мне или по-прежнему презирает меня.

– Зачем тебе это нужно, Элиас?

– Понимаешь, Лола… – всего два слога «ло» и «ла» вместо «ева», а мое сердце начинает биться часто-часто. Неужели Элиас Конте меня понял и принял? – Такие люди часто объявляются, когда их дочь достигает успеха. Клянчат деньги, а если не дашь, стряпают какие-нибудь мерзкие интервью. Потому я хочу знать все, что ты о нем помнишь.

Сердце бьется в отчаянной надежде.

– Ты хочешь найти его и…

Элиас мрачно кивает.

– Держать под контролем, чтобы он не сболтнул лишнего. Ты непростая модель, Лола. Зато очень интересная. Завтра перешли мне его данные. А сейчас пойдем уже в гардеробную.

Я поверить не могу, что все так легко разрешилось. Или это затишье перед бурей?

– Да. Конечно. Идем. Иначе завтра я не смогу оторвать голову от подушки. Уже два ночи, да?

– Угу. Если я понадоблюсь посреди ночи, пиши или звони, – Элиас резко встает и подводит меня к еще одной двери, которую я сперва не заметила, – вот твоя гардеробная.

Я послушно смотрю на вещи, аккуратно развешенные на плечиках или расставленные на полках, но думаю совсем не о них.

Элиас Конте ничего не сказал о том, что он лично думает о моем отце, Дэниэле Мартине. Считает ли он мое прошлое нормальным или теперь презирает меня за него.

Ева Мартин для Элиаса просто сложная рабочая задачка. Ничего личного. И от этой горькой мысли мне хочется рыдать.

Но это мелочь по сравнению с новостью, которую я узнаю утром.

***

ЭЛИАС

Во сне Лола кажется особо беззащитной. А еще она спит с приоткрытым ротиком. Стратегическая ошибка, малыш.

У тебя настолько приятно розовые и на вид мягкие губы, что мне хочется впиться в них и не отпускать, пока они хорошенько не припухнут. Целовать, пока ты не взмолишься о пощаде от нехватки воздуха. Прикусить твою нижнюю губу, чтобы ты выгнулась в моих руках от особо резкого удовольствия.

С Лолой придется потрудиться. Если она сама не знает, что ее заводит, я проведу самое тщательное расследование. При одной только мысли об этом голову ведет, а стояк сразу адский.

Я беру с заднего сидения плед и закрываю им Лолу. Не только потому, что люди мерзнут во сне – просто вид ее сочного тела на расстоянии руки сносит мне крышу.

Еще немного, и Лола будет в моем доме. Абсолютно доступная.

Долбаные законы цивилизации. Я не могу притащить самку к себе и трахнуть прямо на полу, как мне хочется.

Я опасен, Лола. Чем больше я думаю о том, что ты возможно совсем невинна, тем сильнее кипит моя кровь. Я не хочу быть с тобой жестким, но ты нахрен срываешь мои тормоза.

Потому сиди-ка в пледе. Так надежнее.

Мы болтаем о всяких пустяках, когда идем к дому, потом обсуждаем мою маму, а затем Лола умудряется со всей силы дать мне с ноги по яйцам.

Лучше бы всерьез, а не так.

Она не Лола. Она, блять, внезапно какая-то Ева. И получается, что я хрен что о ней знаю и вообще притащил к себе домой хрен кого.

Уже не шлюху, но вражескую лазутчицу. Это просто пиздец. Полный.

Я еле держу себя в руках, чтоб не схватить Лолу-Еву за плечи и не вытрясти из нее все. Вообще все. И как ее зовут. И на кого она работает, и какого хрена поперлась в модели, и какого хрена ко мне, и имя зачем сменила.

Я уже подозреваю Андреса, что он специально втиснул эту бабу в каталог моделей.

Поэтому я просто на все киваю и быстро ухожу, чтобы не наделать каких-то фатальных глупостей.