Святые лики, батюшка с кадилом,
Но нет того, что таинством зовётся.
А на иконе, что явлением Христа
Народу, мужик узрел видение иное:
Он не к народу шёл, он отступал
От тех, кому дороже злато и земное.
Мужик увидел также и другое:
В пространстве, что природою зовут —
Во всём Господь и проявленье Бога
И всё кругом Его конечный труд.
* * * * *
Странник
Он свято верил в благо для людей
И только этим жил уж столько лет.
Кормил в пруду, что рядом, лебедей
И всё искал на свой вопрос ответ.
Имеет завершение на этом свете зло
И можно ли перековать его в добро?
Блуждать в потёмках может суждено
Или стремиться к свету? Вновь вопрос.
Огонь во благо – если с ним дружить,
Но он же погубить тебя способен.
Тому легко и беззаботно жить
Кто с совестью в ладу, беззлобен.
И всё же: что есть зло на этом свете
С какою целью в мир привнесено?
Одно понятно: мы всегда в ответе
Когда бы, где бы не творилось зло.
* * * * *
Бурлаки
Баржа загружена и слышно
Судовладельца громкий ор:
«Вставай, чего разлёгся, быдло!»
Режима царского позор.
И вот степенно бурлаки берутся
За лямки, что лежат на берегу.
Натруженные кулаки сожмутся
И тянут бедолаги бечеву.
И никому до горемычных дела,
Как только двигайся вперёд.
Канат натянут до предела,
Бурлаки заменяют пароход.
И движется по Волге встречь теченью
Гружёная баржа неспешным ходом.
И только песня облегчает злоключенью
Тех бедолаг, что гнутся под ярмом.
Но песня ль то, вернее, стоны
Уставших от тяжёлого труда.
Но ведают о том они и волны,
Судовладельцу не до их суда.