На краю вселенной

– Ты его только не трогай, хватит и вчерашнего, – Айчурек посмотрела на мужа горестным взглядом.

– Ладно, ладно, все, не заводись… – пробормотал Абыл, не зная, куда себя деть.

– Стыдно тебе должно быть перед детьми. Снова про свой метеорит начал кричать!..

– Не метеорит, а комета.

– Какая разница?

– И что я такого сказал?..

– Что, не помнишь?

– Нет.

– Вот так тебе легко… Натворишь дел – и не помнишь.

– Ну, ей богу не помню…

– Ой, забыл уже! Вспомни, как с пеной у рта кричал: «Конец света приближается! На землю летит метеорит – или как его там – комета. Врежется в землю, скоро мы все умрем. Нам всем конец!..» Хорошо хоть отдыхающие твоего концерта не видели. Стыдоба одна! Что теперь? – не жить? Да хоть завтра твоя ко- мета врежется в землю, а нам остался один день жизни, – что, теперь нужно стать «айбаном» (животным)?! По мне если даже завтра всемирный потоп, человеком нужно всегда оставаться! Который раз тебе говорю: если не изменишь свое поведение, чувствую, нас отсюда новый хозяин пансионата скоро выгонит! Погонит поганой метлой отсюда… И так на нас косо смотрят. Куда мы пойдем тогда, у нас и дома-то своего нет…

– Квартира в Бостерях была же. Пацану на лечение деньги ушли. Забыла, что ли? Что мне теперь делать?.. И потом – земля же есть!.. – попробовал огрызнуться Абыл.

– Я тебя за квартиру не корю. Хватит все время об этом напо- минать. И потом, что твоя голая земля без дома?! Девочки уже на выданье. Где будем встречать кудаларды (сватьев)? Позор, да и только! А ты прекрасно знаешь, что если мы в этом году не начнем строить дом, землю у нас отберут. Хотя бы фундамент залили бы! Постепенно все бы сделали, закончили бы дом строить… Ты же знаешь, с каким трудом я выбила в сельской управе эти несчастные шесть соток. Опомнись, прекращай пить, заберут – и оглянутся не успеем! Знаешь, сколько тут охотников на нашу землю… На улице останемся!

– Хватит! – перебил муж супругу. – Голова уже болит от твоего нытья…

Айчурек замолчала, не стала дальше вести разговор на эту извечную больную тему. Махнула на Абыла рукой и вышла из спальни.

– Не забудь: тебе сегодня траву стричь, – напомнила напосле- док, выходя, но про себя подумала: «Что-то ему объяснять – все равно что о стенку горохом. Лучше поговорю с младшим братом Кулубеком и начнем заливать фундамент… А там – смотришь, и стены потихоньку поднимем. Он хоть и художник, однако руки все же мастеровые, золотые во всем. Не откажет в помощи!..»

Втайне она надеялась на то, что у Абыла, когда он поглядит на работающего Кулубека, может быть, взыграет мужское до- стоинство. Возьмется за ум, начнет все-таки дом строить… А ведь все может Абыл – если бы только не эта проклятая водка! Айчурек грустно посмотрела на старые настенные часы, которые показывали половину седьмого утра, и засуетилась. Что ж, пора было идти в столовую, готовить завтрак для отдыхающих. Разбудив младшую дочку Бегимай, поручила ей накормить домочадцев, а потом тоже бежать в столовую, помогать. Старшая же, Дарика уже была на ногах. Она сама решила обойтись без завтрака дома и сразу идти вместе с матерью, в помощь ей.

– Дочка, останься пока, покушай, а потом придешь. Успеем мы для отдыхающих все сделать, – попыталась Айчурек убедить Дарику.

– Нет, мама, пока нет аппетита, – отказалась старшая.

И Айчурек не стала настаивать. «В пансионате вместе позав- тракаем», – решила она, выбегая из дома в компании с Дарикой.

ГЛАВА III

Бегимай на быструю руку приготовила омлет. Накрыв на стол, она позвала отца и Актана. Абыл после пьянки чувствовал себя виноватым перед детьми, особенно перед Актаном, потому сидел молча.

– Ата, чай пейте, – протянула Бегимай отцу пиалу с свежеза- варенным чаем, решив наконец прервать молчание.

– Спасибо, дочка, – поблагодарил Абыл Бегимай и взял дро- жавшими руками протянутую пиалу. Глоток крепкого черного чая прояснил его затуманенное сознание. Бегимай знала, что с утра отцу, чтобы восстановиться, необходим именно такой чай. Потому она не жалела заварки. Каким бы ни был ее отец, она любила этого человека. Она хорошо помнила те счастливые дни, когда он еще не пил и был ласковым и заботливым. «Моя золотая», – называл он дочку, взяв на руки, потом высоко подбрасы- вал и ловил. А она от счастья кричала ему: «Ата, выше! Еще, еще, выше!..» Моменты детского счастья всегда хранятся в человеческой памяти, как старые черно-белые фотографии… Бегимай часто размышляла о том, почему отец пьет. Разное бывает в жизни, от чего люди спиваются. Кто по дурости, глупости своей, кто от предрасположенности, а кто и от горя… Но настоящую причину, по которой спился отец, Бегимай узнала не так давно от мате- ри. Это случилась после очередной отцовской попойки. Она тог- да переживала переходный возраст. С Бегимай тогда случилась истерика. «Мама, когда он прекратит пить! Сколько можно это терпеть!! Если он будет пить, я повешусь!!!» – кричала она в неистовстве. Когда ее с трудом успокоили домочадцы, тогда мать и рассказала историю о том, как замерзала на перевале Долон. Хоть девочка и была подростком, но все поняла и поразилась, узнав, что ее брат невольно стал причиной отцовского горя… Что случилось, то случилось, и теперь это уже стало неотвратимо. Потому, осознавая все, Бегимай жалела отца и всячески стремилась поддерживать его – лучшие его стороны. Вот и сейчас, когда Абыл виновато опустил перед сыном голову и, обжигаясь, мелки- ми глоточками отхлебывал чай из пиалы, ей стало его жаль. Абыл мог бы и не прятать взгляд от Актана, который все равно ничего не видел. Дочери захотелось сказать отцу: «Ата, поднимите го- лову. Не опускайте вниз. Вы ни в чем не виноваты. Просто так сложились обстоятельства…» Но вместо этого она произнесла:

– Ата, кушайте омлет, пока не остыл.

– Спасибо, дочка. Я, наверное, уже пойду, – заспешил отец из-за стола. – Траву надо косить… Вы с Актаном завтракайте, на меня не смотрите. – И, надев свою видавшую виды, выцветшую кепку, ушел на работу. На этом утренняя трапеза и закончилась.

Выйдя из дому, Абыл вытер старым замасленным платочком лоб и, подумав о словах Айчурек этим утром, поспешил на хоз- двор. Первым делом приступил к подготовке газонокосилки. Та должна была сегодня находиться в исправности и косить траву безупречно. Абыл помнил, что хозяин пансионата всегда обращал особое внимание на то, как подстрижены газоны. Если вдруг где-то у коттеджей высота травы превышала положенную, то пиши пропало. Неприятностей не оберешься… В таком случае шеф выговаривал: «Абыл, ну что за дела, смотри, трава снова стала лохматая, как пудель. Коротко подстриженный га- зон у коттеджа – лицо нашего заведения!..»

После ухода отца в доме остались лишь Бегимай и Актан, которые также не притронулись к завтраку. Актан сидел задумчиво на своем стульчике у окна.

– Слушай, Актан, ты сегодня какой-то не такой, как всегда, – заметила Бегимай. – Что случилось?

– Милая Бегимай! Ничего не случилось, все в порядке, – успокоил брат сестру.

– Не пытайся меня провести… Я же вижу! Говори, что стряслось. На отца обиделся? Я вот что тебе скажу: ты на него особо не обижайся. Ты же знаешь, он такой у нас… Когда трезвый – самый золотой. А как выпьет – сам знаешь.

– А я на него и не обижаюсь. Я его понимаю.

– Что понимаешь?

– Он пьет из-за меня…

– Кто тебе такое сказал?

– Никто, просто я сам знаю.

– Не говори ерунды! Отец тебя любит. Он нас всех любит.

– Да, он хороший человек.

– Ну вот видишь! Больше никогда не говори таких слов…

– Хорошо, Бегимай. Извини. Давай не будем об этом, – и Актан пожал плечами.

– Ладно-ладно… Но… Если ты не обиделся на отца, то тогда почему ты сегодня не такой, как обычно? – продолжала допы- тываться сестра.

Актан помолчал.

– Ну ладно… Не хочешь – не говори, – Бегимай собрала посуду и вознамерилась выйти на улицу.

– Слушай-ка, Бегимай, подожди! – остановил ее Актан.

– Я тебя слушаю, – и сестра повернулась к слепому брату. Тот не сразу начал разговор. Некоторое время еще сидел, размышлял, потом признался:

– Я сегодня утром на мысе познакомился с одной девочкой. Она приехала сюда с родителями отдыхать.

– И что, алтыным (мой золотой)?

– Не знаю, как тебе и сказать…

– Говори, раз начал.

– У нее такое красивое имя – Салтанат…